С медицинской сумкой на плече Сэм двинулся на зов, пробираясь между лежащими.
– Ее только что принесли. Доктор, я не знаю, что делать…
Санитар был совсем мальчишка. В такую переделку он явно попал впервые. Его учили помогать людям с переломами и проникающими ранениями, а тут дочерна обожжена нога и весь бок, одежда пригорела к коже. Баллончика с противоожоговой пеной не хватило даже на обработку ноги. Глядя на пострадавшую круглыми от страха глазами, паренек все давил и давил бесполезную кнопку.
– Я ею займусь, – пообещал Сэм, сразу обратив внимание на неподвижный взгляд и отпавшую челюсть женщины. – А ты позаботься вон о том полицейском. У него пулевое ранение, нужна давящая повязка.
Когда санитар отошел, Сэм, заранее зная результат, прижал датчик к женскому запястью. Обширный ожог четвертой степени, смерть от болевого шока. Накинув на труп простыню, Сэм направился к другому пострадавшему.
Резаные и пулевые раны, переломы, расколотые черепа. Большинство пострадавших – военные и полицейские, немногочисленные гражданские получили травмы в давке или при столкновении с блюстителями закона. В истерических попытках вырваться из города бунтовщики применяли любое подручное оружие.
Сэм перевязал руку полицейскому и отвел его в «Скорую», а по возвращении увидел вновь прибывшего. Тот, прислонясь к опоре эстакады, закрывал лицо ладонями. Солдат находился в тени; Сэм осторожно вывел его на свет, увидел тюрбан и шевроны хавильдара и вспомнил, что утром в порту высадилась пакистанская бригада. Между пальцами обильно сочилась кровь, капала на землю.
– Ложитесь, – распорядился Сэм, подведя его к свободным носилкам. – Хавильдар, вас не затруднит открыть лицо, чтобы я мог им заняться?
Очень неохотно, под нажимом Сэма, пакистанец убрал руки. Хлынувшая кровь не помешала разглядеть кривую, почти круглую рану. Щека пробита до кости, вырвана ноздря, из раны торчат осколки стекла…
– Разбитая бутылка? – спросил Сэм, вколов морфин из шприц-тюбика.
– Да, доктор. Он напал неожиданно и воткнул ее мне в лицо. Я не успел защититься. Зато потом как дал ему прикладом в живот! Боюсь, это нарушение приказа, зато я остался жив.
Сэм извлек пинцетом последний видимый осколок (если в ране осталось стекло, его найдут и удалят в больнице) и обработал рану по всей протяженности сшивающей машинкой на батарейке. При каждом прикосновении устройство соединяло края раны и скрепляло их ниткой. Получались большие стежки; временный шов сослужит свою службу до прибытия пациента в хирургическое отделение больницы. У пакистанца не были перерезаны крупные сосуды, поэтому рана теперь почти не кровоточила.
Посадив хавильдара в «Скорую», к другим пострадавшим, нуждавшимся в срочной транспортировке в больницу, Сэм обнаружил, что рядом дожидаются двое военных. Сержант козырнул:
– Доктор, на верхнем ярусе у нас раненые. Вы можете помочь?
– Сколько их? И что с ними?
– Только двое… Угодили под брошенную железяку, но вроде легко отделались. И лучше бы вам поспешить, пока там не началось… Мы поставили вторую баррикаду – не хватает людей, чтобы удерживать все съезды и въезды. Передняя линия скоро отступит к ней.
Сэм без колебаний повесил сумку на плечо и указал на выгруженные из «Скорой» два ящика с медикаментами:
– Берите их, и пошли.
Посвистывая турбинами, их ждал большой, с двумя горизонтальными винтами боевой вертолет. Едва врач и солдаты очутились на борту, машина с душераздирающим воем ринулась вверх, сместилась вбок и мягко опустилась на верхний ярус эстакады подле баррикады из опрокинутых легковых и грузовых машин. Там нервно топтались солдаты – они не видели толпу, но явственно слышали ее рев.
Сэм проследил за выгрузкой ящиков и занялся пострадавшими. Один боец получил сотрясение мозга и травму, чреватую потерей глаза, другой – рваную рану, но тут пока достаточно повязки. Поблизости раздавались крики, военные по обе стороны моста присоединяли к гидрантам пожарные шланги и тянули их к баррикаде. Сэм услышал топот бегущих, с той стороны через барьер перебирались солдаты, многие в изорванных мундирах и с окровавленными повязками.
– Приготовиться! – громко скомандовал капитан. – Прорвана первая линия обороны. В шеренгу, гранатометы к бою!
Позади офицера Сэм забрался на крыло штабной машины. Отсюда по всей ширине просматривалось дорожное полотно. По нему в направлении барьера бежали разрозненные группки солдат, их преследовал рев толпы. Он все нарастал, и казалось, это торжествующе ревет громадный зверь. Спустя миг эстакада заполнилась людьми, они взбегали по пандусам и лестницам – жуткая черная масса, толпа без лидеров и целей, движимая лишь страхом и желанием выжить. Она приближалась стремительно, в первых рядах уже различались отдельные люди, размахивающие кусками арматуры и палками, краснели разинутые рты, но что они выкрикивали, невозможно было разобрать в реве толпы.
За спиной у Сэма заверещал свисток, ему вторили чавкающие хлопки гранатометов. Стреляли полицейские точно, гранаты ложились ровным рядом и выбрасывали жгуты серого дыма. Толпа дрогнула и остановилась и, окутавшись химическими клубами, взвыла в отчаянии.
– Газ их остановит? – спросил Сэм.
– Раньше не останавливал, – устало ответил капитан.
На дорожное полотно падали все новые гранаты, но дым сносило сильным речным ветром. Некоторые бунтовщики уже пробирались через клубы газа, кашляя и прикрывая глаза, падая и вставая. Таких смельчаков все прибавлялось, и вот уже вперед двинулась вся толпа.
– Брандспойты! – скомандовал хриплый голос, и мощные водяные струи ударили по ногам, валя наступающих и отшвыривая их назад. И снова бессловесный тысячеголосый вой, и снова пятится толпа.
– Осторожно! – выкрикнул Сэм, но шум был такой, что его не услышали даже стоящие в пяти футах.
По опоре с нижнего яруса вскарабкался человек, рывком перевалился через ограждение. В зубах он по-пиратски держал большой кухонный нож, из разрезанного края рта на подбородок сочилась кровь. Его заметил один из солдат и обернулся, но было поздно, бунтовщик уже нападал, замахиваясь ножом. Упали оба. Человек из толпы поднялся, его лезвие потемнело от крови. Тотчас другой солдат свалил его, рубанув по шее ребром ладони, – Сэм знал этот коварный прием из арсенала дзюдо, – и пинком выбил нож.
Бунтовщик стонал и держался за горло, отползая от солдат, а Сэм уже бежал к раненому бойцу. Тот кое-как поднялся на колени, непонимающе глядя на окровавленную руку.
– Не двигайся. – Врач уложил его на асфальт, вспорол рукав.
Глубокое проникающее ранение в предплечье – не сказать что опасно, но болезненно. Сэм наложил антисептическую давящую повязку. По ушам снова и снова бил рев толпы, но он как будто сменил тональность – что это, азарт, воодушевление? И добавился новый звук, низкий и пульсирующий, но более громкий.
Сэм поднял голову и увидел капитана, тот неистово махал из штабной машины. Жесты предназначались для сержантов, тем надо было отогнать солдат от баррикады.
Капитан выпрыгнул из автомобиля и подбежал к ограждению, возле которого находился Сэм.
Пульсирующий гул перерос в вибрирующий рев. Огромный автофургон несся, наверное, со скоростью шестьдесят миль в час. Он снес баррикаду, но при ударе лопнуло переднее колесо. Машина завихляла по всей ширине дороги, громадный черный кузов накатился на кабину, все шестнадцать колес, заклиненные тормозными колодками, оглушительно визжали и оставляли на асфальте клочья горелой резины. Грузовик врезался в ограждающий брус по ту сторону дороги от Сэма; кабина накренилась, одно колесо свесилось с эстакады.
И это все, что Сэм успел увидеть, прежде чем в пролом неудержимо хлынула торжествующая толпа. Бунтовщики уже не обращали внимания на солдат, даже на тех двоих, кого грузовик раздавил, точно муравьев. Они сломя голову бежали к мосту – подгоняемые страхом, верящие, что впереди ждет свобода.
– Им не прорваться, – с презрительной усмешкой проговорил капитан. – Тот конец моста надежно перегорожен, там отряд нью-джерсийской полиции. Эти мерзавцы, убившие моих людей, сейчас дорого заплатят.
– Вы о чем? – спросил Сэм.
– О том, что нам запрещено стрелять по толпе и даже защищаться, а вот ньюджерсийцы церемониться не станут. У них очаг заражения, не знаю, как далеко отсюда, и они должны любой ценой удержать кольцо. Там снесли бульдозерами дома, вспахали контрольно-следовую полосу, натянули колючую проволоку. – Капитан отвел взгляд от мертвых подчиненных и трудно, прерывисто вздохнул, подавляя гнев. Он снова заговорил, и в голосе звучала печаль и усталость: – И у них есть приказ, я своими глазами видел… приказ стрелять в любого, кто попытается проникнуть на огороженную территорию.
Толпа уже не орала, слышался только топот многих ног – все новые бунтовщики пробегали сквозь пролом в барьере.
К этому шуму добавился свистящий гул вертолета; подняв голову, Сэм увидел приближающиеся со стороны реки бортовые огни. Должно быть, пилот заметил военный вертолет около баррикады. Он описал круг и пошел на снижение. Взмыл, когда летчик обнаружил бегущую по мосту толпу, а как только живой поток ослабел, вертолет снова устремился вниз. Вот он попал в свет фонарей моста, и Сэм разглядел на борту эмблему национальной гвардии штата Коннектикут.
По-прежнему в пролом вбегали бунтовщики, но уже не такой густой толпой. Разгневанный капитан бесстрашно протолкался среди них. За ним последовал Сэм – по ту сторону баррикады могли быть пострадавшие. Когда поравнялись с вертолетом, чьи лопасти все еще медленно вращались, пилот опустил стекло.
– Я прямо из Уотербери, вашего города не знаю. Поможете?
– Я из Карачи, знаю даже меньше вашего, – проворчал капитан.
– А вам куда надо? – спросил Сэм, озираясь в поисках жертв.
– В Бельвью. Вам известно, где это?
– Конечно! Моя больница. А с какой целью летите?
По спине побежал холодок – казалось бы, ни с того ни с сего.
– Надо кое-что туда доставить. Может, покажете, как добраться до вертолетной площадки? У меня в салоне собака, мертвая, упакованная.