Он оглядел всех по очереди. Никто не отвел глаз. Даже лицо Мары было спокойным и решительным.
— И ты тоже? — спросил он у нее.
— И я тоже, — ясным голосом ответила Мара. — Я бы никогда не сделала этого сама, но я не могу мешать людям, которые хотят выжить. Здесь не Земля, Эдель. Мы на спасательном корабле, который с горсткой людей на борту затерялся в просторах космоса, и эти люди имеют право на жизнь.
Ее спокойный взгляд, казалось, обвинял его в том, что он подложил бомбу на борт корабля, из-за которой они невольно стали беспомощными скитальцами в пространстве. Какое-то мгновение он мрачно решал, что бы они сказали, узнай про его слово Капитану — слово, которое он сдержит, даже если Капитан не выживет, — обещание отдать собственную жизнь в качестве выкупа за благополучное приземление корабля на планете 20 В-40. Но, разумеется, сейчас это не имело абсолютно никакого значения. Он не мог рассказать им ничего, как не мог и нарушить данное Капитану слово. Он был наглухо заперт, изолирован внутри представлений, воспитанных в нем с детства.
— Имеете вы такое право или нет, — проговорил он, — но никто, ни человек, ни инопланетянин, не будет убит на борту этого спасательного корабля, пока я в силах остановить вас. Хэм, перенеси Капитана на мою постель в носовой части корабля и с этого момента не оставляй ее ни на минуту. Если тебе нужно будет отойти, позови меня. Что же касается всех остальных... если я обнаружу, что кто-то ранил или убил Капитана, виновный будет навсегда лишен своей порции сока.
Если я не смогу обнаружить, кто именно это сделал, то, клянусь словом Эделей, я буду выливать ее порцию сока на пол!
Он подождал, ожидая реакции на свои слова, но все молчали.
— Ладно, — сказал он. — Я ведь понимаю, каково вам сейчас. Но мы должны работать вместе, а не воевать друг с другом. И знайте, если все мы, включая Капитана, живыми доберемся до 20 В-40, я выкуплю контракты каждого из вас, перепишу их на ваши имена и преподнесу вам в подарок. Все вы будете вольны строить свою судьбу, как заблагорассудится, сможете заплатить за образование ваших детей или потратить эти деньги еще каким-либо образом. Это не подкуп и не взятка. Я дал вам слово.
Он повернулся и пошел к пульту управления, где по-прежнему свдел Грос. Удивительно, Грос не пошел посмотреть, из-за чего возник шум. Джайлс понял, что Грос просто боялся пошевелиться, опасаясь, как бы этот Эдель не уничтожил его, Гроса, как муху.
— Займемся делом, — кратко сказал Джайлс, усаживаясь на свободное сиденье у пульта.
Прошли одни сутки, потом вторые... Грос, когда не был нужен Джайлсу, умудрялся задремать, Джайлс упорно бодрствовал. Он не мог бы с уверенностью сказать, жив он или нет, и вряд ли способен был отличить состояние сна от бодрствования. Что-то заставляло его действовать. Медленнее и медленнее, но действовать...
И все же однажды на экране компьютера засветилась последняя цифра.
— Неужели?.. — спросил Грос. — Та самая необходимая поправка?
— Кто знает, возможно, благодаря ей мы попадем прямо в ад. — Джайлс слышал свой собственный хриплый голос, звучавший издалека, как если бы говорил не он, а кто-то другой, стоявший на дальнем конце темного длинного туннеля. Он протянул руку — пальцы тряслись, как у алкоголика, — и медленно, осторожно ввел поправку в курс корабля, формула которого уже была набрана на контрольном пульте.
— Ну, а теперь... — проговорил он и нажал кнопку. Они вышли в подпространство. Не возникло ни малейшего ощущения перемены скорости или направления, однако это свершилось. Джайлс неуклюже поднялся и побрел мимо Гроса, прочь от пульта управления кораблем.
— Теперь вам нужно поспать, — проговорила Мара, подойдя к нему сзади. Она коснулась его плеча, поддержав, когда он споткнулся, и он накрыл ее пальцы своей ладонью. Кожа у нее была нежная, странно прохладная.
— Да... — сказал он словно издалека, — наверное, надо поспать.
— Простите, — голос Мары прошелестел ему в самое ухо, — что я... намекнула, что знаю... то, что знаете вы, когда Бисет пыталась убить Капитана.
— Это ничего, — сказал он. — Это не имеет значения.
— А должно бы иметь, — сказала она. Она вела Джайлса к его собственной койке. Длинное неподвижное тело инопланетянки лежало на койке Хэма. Теперь он заметил и Хэма, который стоял возле Капитана и наблюдал за Джайлсом. Джайлс тяжело рухнул на койку и откинулся на спину.
— Немножко посплю... — пробормотал он. — Да. Совсем немножко...
И провалился в тот же темный туннель, откуда прежде доносился до него его собственный голос; и корабль, и арбайты, и Капитан корабля с планеты Альбенарет — все осталось далеко позади.
Глава 13
Лоза дала последний плод.
Они все вместе смотрели, как Джайлс срывал его и некоторое время бережно держал в ладонях. Плод был крупный, мягкий, полный сока; он оставался на лозе до самого последнего момента. Контейнер с соком был полон примерно на три четверти, что составляло шесть дней жизни при половинном рационе. Они проделали такой долгий путь, пока не наступил этот день, — и вот сорван последний плод, отжата последняя капля, а дальше...
Хэм осторожно поднял ручку пресса, чтобы Джайлс смог положить плод в отверстие. Затем надавил на ручку, потом еще и еще, пока весь сок, до последней капельки, не стек в контейнер. Сока оказалось ужасающе мало. Джайлс извлек отжатую мякоть плода и тщательно разделил на восемь равных частей.
— Съешьте это прямо сейчас, — сказал он. — В мякоти еще осталось немного сока, так что сегодня можно пропустить одну раздачу. А с завтрашнего дня мы станем получать по половине обычного рациона, пока не кончится весь сок, имеющийся у нас в запасе. Это единственный способ выжить. Мы должны растянуть запас на все то время, пока жива надежда.
Возражений не последовало. Они проглотили мякоть плода, тщательно высосав каждую капельку содержащегося в ней сока, насухо вылизав миски. Джайлс отправился к пульту управления — проверить дневной курс. Теперь он гораздо быстрее справлялся с этим. Как только поправка вводилась в систему управления, ему, по сути, нечего было делать в течение шести часов. Звезды на обзорном экране казались совершенно неизменными, похоже, они никогда не изменятся, подумал он и с трудом поборол чувство черного отчаяния, готовое вот-вот окутать его душу. К нему подошла Мара, она теперь, как и все, ходила очень медленно; одежда болталась на ее исхудалом теле. Мара указала на экран.
— А это что за звезда? — спросила она. — Нет, я имею в виду не планету 20 В-40. Я знаю, что ее мы увидеть не можем. Я имею в виду солнце ее системы.
Он ткнул пальцем в пятнышко света, ничем не отличающееся по виду от множества остальных.
— Разве ему уже не пора становиться больше или ярче?
— Нет. До тех пор пока мы в последний раз не выйдем из подпространства. Этот экран служит лишь для космической навигации. В любом случае та или иная звезда не выглядит ни больше, ни ярче до тех пор, пока до нее не останется один-два дня полета.
Но мы действительно идем теперь верным курсом? — Голос Мары звучал так, словно ей очень нужно было, чтобы ее еще раз в этом убедили.
— Я полагаю, что да, — сказал он.
— Если курс правильный, сколько еще продлится наш полет?
— По словам Капитана, мы должны достигнуть цели примерно через десять суток. Но это в том случае, если бы курс прокладывала она сама, то есть при идеальных условиях навигации. Не думаю, что от меня можно ожидать столь же блестящих результатов, даже если мы теперь и идем верным курсом. Все-таки, наверное, больше десяти дней.
— Что-то вы не слишком бодро об этом сообщаете. — Мара сделала слабую попытку улыбнуться.
— Извини... — Он продолжал следить за экраном и не мог придумать, что бы сказать еще.
Разговор увял, едва начавшись. Впрочем, в последнее время все разговоры не клеились. Джайлс задремал, сидя в кресле, а когда проснулся, Мары уже не было. Звезды на экране смотрели холодными глазами, очень холодными.
Сорок первый день. 12 часов 00 минут.
Последняя капля сока с легким шлепком упала из раструба в чашку. Самая последняя. Говорить было не о чем, и они молча выпили свои порции. Последние порции сока.
Бутонов на лозе больше не появлялось, хотя они упорно высматривали их. Бутонов не было, как не было и плодов. Лоза выглядела достаточно здоровой, с блестящими плоскими листьями. Они попытались жевать листья, но это оказалось бессмысленной затеей, ибо листья были безнадежно сухими и горькими, и, чтобы разжевать их, требовалось больше слюны, чем то количество сока, которое они могли дать.
Сорок второй день.
Сорок третий день.
Сорок четвертый день.
Сорок пятый день.
Сорок шестой день.
— Вы по-прежнему следите за курсом? — спросила его Мара шепотом. Голос ее звучал горько. — Вы все еще надеетесь?
— Да. Я должен... — прошептал Джайлс в ответ. Состояние его было не лучше, чем у остальных. Жажда и приходящая с ней тупость мышления не имеют уважения к представителям высших классов, думал он.
— Я поняла, что все мы скоро умрем. Ди, похоже, уже впадает в состояние комы, глаз давно не открывает, и, думаю, первой умрет она. Я не хочу так умирать, просто сдавшись. Вы сможете застрелить меня?
— Нет. — Он поднял голову. — Пока жив хоть кто-то, мы все будем живы.
— Вы просто не хотите помочь мне. Вы хотите заставить меня страдать. — Впервые в голосе ее звучала обида, злость; она бы, наверное, расплакалась, если бы в пересохших глазах были слезы.
Он сидел в командном кресле. Остальные лежали — кто на койке, кто прямо на полу, не имея ни сил, ни желания сдвинуться с места. Кто-то включил динамик на полную громкость, и ни у кого не поднималась рука выключить его. Какая-то девица пела песенку, причем на редкость пронзительным голосом, в котором слово «любовь» повторялось совершенно неестественное число раз. Ее пение сопровождали однообразный треск барабана и бесконечный грохот ударных. В любое другое время Джайлс сошел бы с ума от такой музыки, но сейчас едва замечал ее. Горло у него болело, глаза жгло,