ворилась, что прочитала в статье про аварию, и это его только разозлило… а потом… — замолкаю, морщась от боли, вспоминая, как он с наслаждением вдыхает дерьмовый порошок. — Он даже не видит, что он сейчас из себя представляет, и это отстой, потому что я была на его месте, и я хочу его вытащить, как я смогла когда-то, но знаю, что он должен принять реальное положение вещей. И я не совсем уверена, что смогу это сделать.
Опускаю голову на руль, все еще направляя камеру на себя.
— Как достучаться до кого-то, кто этого не хочет? Как спасти кого-то, кто не хочет быть спасенным? Боже, он так сильно напоминает мне Лэндона… и я боюсь, что в один из следующих дней я задержусь на несколько минут снова и все, что мне останется — это видео. — Дыхание сбивается, пока я пытаюсь справиться со своими эмоциями, и мне приходится сделать паузу, чтобы отдышаться. — Но Куинтон должен хотеть быть спасенным, так как он до сих пор не сдался… думаю, что он просто не может это признать. Мне нужно заставить его как-то… нужно заставить его понять, что не все в мире ненавидят и обвиняют его, как он думает. Мой голос дрожит, когда я вспоминаю, как он выглядел, сказав мне, что все винят его в убийстве. Ненависть к себе, горящая в его глазах. — Мне нужен план получше, может быть чья-то помощь. Потому что то, что я делаю сейчас, не очень хорошо работает… я просто не знаю, к кому мне обратиться.
Выжидаю минутку, чтобы собраться, прежде чем сесть и выключить камеру. Затем еду по дороге к дому дяди Леа, слушая «Me vs. Maradona vs. Elvis» от Brand New, и воспоминания о том, когда последний раз я слушала эту песню, наполняют мои глаза слезами. Это был первый раз, когда я накурилась и поцеловалась с Куинтоном. Это был поцелуй полный эмоций, которые были — и до сих пор остаются — практически неописуемы, и я уверена, что никогда больше не испытаю такого поцелуя еще раз, и я даже не уверена, что хочу.
К тому времени, как добираюсь до дороги, ведущей к дому, я на грани, и желание сосчитать почтовые ящики вдоль дороги становится неуправляемым. И я сдаюсь. Считаю до восьми, прежде чем говорю себе заткнуться и быть сильнее, но это только заставляет меня чувствовать себя более тревожно и беспомощно. Чувствую себя истощенной, и Леа мгновенно понимает, что что-то не так, когда я вхожу в дом.
— Что случилось? — спрашивает она из кухни. Она готовит что-то, вкусно пахнущее, похожее на блинчики, и это заставляет мой желудок невольно заурчать.
Бросаю свою сумку на диван и направляюсь на кухню.
— Это был тяжелый день, — признаюсь ей.
Она стоит со сковородкой, а на столешнице виднеется миска с тестом.
— Хочешь поговорить об этом?
Падаю на одну из табуреток, опираясь локтем на прилавок, и подпираю подбородок рукой, вдыхая аромат блинчиков.
— Не знаю… может быть… но я уже вроде все сказала об этом на камеру.
Она переворачивает один блинчик лопаткой, пар поднимается в воздух.
— Да, но, возможно, было бы лучше поговорить об этом с человеком. — Она улыбается мне.
Обращаю внимание на тишину в доме.
— Где твой дядя?
— Он пошел на какой-то деловой ужин. Позвонил и сказал, что будет дома поздно. А что?
— Просто интересно. — Честно говоря, я не хочу говорить о Куинтоне и надеялась уйти от этого разговора, если бы ее дядя был здесь. Теперь я не могу использовать это оправдание, поэтому опускаю голову на руки, признаваясь в своем поражении. — Куинтон и я ввязались в перепалку, и кое-что произошло, что сбивает меня с толку.
— И что же это?
— Он принимал наркотики передо мной.
— Иисус, ты ничего не…
— Я что выгляжу будто нахожусь под кайфом? — обрываю ее, поднимая голову вверх.
Она оценивает меня с настороженностью.
— Нет, но я не специалист в этом.
Я вздыхаю.
— Хорошо, я клянусь, что этого не делала. Можешь даже заставить меня сделать тест на наркотики, если хочешь. — Не думаю, что она так поступит, но говорю это в надежде, что она немного успокоится.
Она чуть расслабляется, поворачиваясь назад к блинчикам.
— Я думаю, ты не должна больше туда ходить. В этом доме слишком много соблазнов.
— Он не принимал наркотики, пока мы были в его доме, — уточняю, понимая, что это глупо, ведь на самом деле неважно, где он это делал. Важно то, что он все-таки это сделал. — И это не было так, как ты могла бы подумать. Это было не ради забавы и веселья. Он сделал это, чтобы позлить меня, чтобы доказать, что мы не похожи друг на друга, и что я не понимаю его. Он не предлагал мне наркотики — он не дал бы мне их, даже если бы я попросила.
Она хмурится.
— Ты уверена в этом?
Киваю, но я не уверена на сто процентов. Куинтон, которого я увидела сегодня, в самом конце разговора, не тот, что парень, которого я впервые встретила, и кто всегда говорил мне, что я должна держаться подальше от наркотиков.
— Кроме того, я бы этого не сделала, — говорю, опуская то, что думала об этом несколько раз, потому что Леа, скорее всего, поймет все по-своему и раздует из этого большую проблему. — Я просто честна с тобой в том, что произошло. Если бы я не говорила тебе этого, тогда у нас была бы проблема.
Она подсовывает лопаточку под блинчик и переворачивает его.
— Я, честно говоря, не знаю, что сказать тебе, потому что ничего не понимаю.
— И это нормально, — говорю я, садясь прямо. — Ты не должна ничего говорить. Просто выслушай, это помогает.
Она выключает плиту и тянется к тарелке в шкафу.
— Мне кажется, тебе стоит сходить в эту клинику, где помогают людям, которые борются с наркотиками.
— Где это?
Она ставит тарелку на стол и начинает складывать на нее блинчики.
— Вниз к восточной стороне города.
— Ладно, может быть, я съезжу туда завтра, — говорю ей, полагая, что это не повредит. — Мне нужно записаться на прием?
— Расскажу после того, как поедим. — Она опускает лопаточку на столешницу. — Совершенно не по теме, но может приготовить яйца с беконом к этим блинчикам?
Я улыбаюсь, пытаясь выглядеть счастливой, и это мне почти удается.
— Бекон, звучит хорошо… Боже, как будто у меня есть своя маленькая домохозяйка, которая готовит мне ужин.
— Это означает, что ты должна быть хорошей подругой и сходить за беконом. — Она щелкает пальцами и указывает на холодильник. — Он там, в нижнем ящике.
Встаю с табурета и обжариваю бекон, пока она моет кастрюлю и миску, в которой было тесто для блинчиков. Затем мы садимся и едим за столом. И это так нормально. Когда мы управляемся, я чувствую себя немного лучше, и это беспокоит меня, потому что это чувство, позволяет мне осознать, как я была расстроена. Интересно, как далеко я могу зайти. Как много я позволю себе, чтобы добраться до Куинтона?
Глава 8
20 мая, пятый день летних каникул
Я просыпаюсь на следующее утро и смотрю видео Лэндона, пока Леа принимает душ, потому что не хочу, чтобы она знала, чем я занимаюсь, переживаю, что она будет еще больше беспокоиться обо мне. Ненавижу себя за то, что смотрю это, но ничего не могу поделать. Изучая этот видеоматериал, я чувствую, что смогу помочь Куинтону не доходя до крайних мер. Как будто, если я посмотрю его достаточно, увижу то, что не замечала прежде. Но до сих пор я не выяснила, что это.
Досмотрев видео, одеваюсь и отправляюсь в клинику, как и обещала Леа. Я действительно не знаю, насколько полезно мне будет послушать, как другие рассказывают о том, через что они проходят, пытаясь помочь наркоманам, но на данный момент я готова попробовать, потому что чувствую себя совершенно беспомощной.
Беру себе кофе и бублик по дороге и паркую машину на ближайшей стоянке. Здание находится в районе, который выглядит почти таким же неблагополучным, как и дом Куинтона. Но я делаю все возможное, чтобы игнорировать это, входя внутрь. Здесь проходит собрание для тех, у кого среди членов семьи и друзей есть наркоманы, сажусь на последний ряд, потягивая кофе и слушая, чувствуя себя немного неуместно, потому что едва знаю Куинтона, в то время как все остальные, похоже, очень близки к человеку, ради которого они здесь.
Какое-то время я слушаю людей, выражающих свои чувства, как им грустно, обидно, как они расстроены или убиты горем. Многие из них являются родителями и говорят о том, что чувствуют, как теряют своего ребенка, как наркотики убивают их. Один человек, брюнет с карими глазами, которые напоминают мне о Куинтоне, берет слово. Хотя я знаю, что он не отец Куинтона, я могу с легкостью представить, что он им является. Это заставляет меня задаться вопросом, чувствует ли отец Куинтона себя так, как будто он потерял ребенка. Так должно быть.
Но, по словам Куинтона, по крайней мере, из того, что он говорил вчера, его отец обвиняет его в смерти, которая произошла в автомобильной катастрофе. Но я не верю в это. Скорее всего, он сам себе это надумал. Интересно, действительно ли Куинтон говорил с отцом об этом, если его отец даже знает, где он.
У меня возникает одна идея, правда трудновыполнимая, потому что требует выяснить номер телефона отца у Куинтона. А я сомневаюсь, что он его мне даст.
Хотя я думаю, что, возможно знаю кое-кого, кто может мне его дать, если у меня все получится. Поэтому, после окончания встречи, я еду в квартиру Куинтона. Солнце беспощадно печет, и температура должно быть не меньше 120 градусов. Снаружи так жарко, что я даже не хочу выбираться из машины, отчасти еще и от того, что избегаю идти внутрь.
Прождав несколько минут, я заставляю себя выбраться и позволить жару окутать себя, удерживая солнцезащитные очки, чтобы защитить глаза от яркости. В доме тихо, как обычно, я пробираюсь через свободную автостоянку и поднимаюсь по лестнице. Этот парень Берни, который был в отключке в первый раз, когда я была здесь, вернулся за стол около своей двери, бодрствует на этот раз и забивает косячок прямо под открытым небом, который раз напоминая, что в этом месте полно наркотиков, а что, черт возьми, тогда происходит за закрытыми дверьми.