<…> Это всегда соответствовало вашим намерениям. Фактически, господин президент, это было вашей основной идеей». Черчилль преувеличивал. «Основной идеей» Рузвельта было вывести американские войска на поле боя в 1942 году, тогда как главной идеей Черчилля было направить их в Северную Африку, относительно безопасное место, чтобы вымотать неопытную армию. Единственными европейскими профессионалами в регионе были четыре дивизии Африканского корпуса Роммеля и горстка обозленных французских дивизий, которые могли и не воспротивиться высадке американцев. Там также была итальянская армия, сражавшаяся на стороне немцев, но она была плохо управляема, плохо оснащена и, будучи деморализованной, не представляла особой угрозы. Поразмыслив над телеграммой Черчилля, Рузвельт согласился с его предложением. Очевидно, что Маршалл и Стимсон были против. В Галлиполи в 1915–1916 годах и в Норвегии в 1940 году по воле Черчилля тысячи молодых британцев погибли в ходе боев, не имевших большого стратегического значения. Маршалл и Стимсон считали, что решительная победа возможна только на полях решающих сражений, и в этой войне, как и в предыдущей, такими полями были просторы и деревни Франции, Бельгии и Голландии – самое сердце Западной Европы.
Днем десятого июля отношения между военным министерством и Белым домом достигли новой критической отметки. На еженедельной встрече начальников штабов Маршалл назвал предложенную кампанию в Северной Африке «дорогой и неэффективной» и обвинил британцев в двурушничестве. «Если мы собираемся принять предложение британцев, – сказал Маршалл, – то нужно обратиться к Тихоокеанскому региону для решительных действий против Японии». Адмирал Кинг немедленно поддержал предложение Маршалла. В последние несколько недель его все больше волновала мысль о том, что нужно пожертвовать частью Тихоокеанского флота, чтобы поддержать кампанию в Северной Африке. Генерал Макартур, недавно возглавивший американское командование в Австралии, также был доволен решением Маршалла. Он предсказывал, что стратегия «Тихий океан – прежде всего» наиболее эффективна, чтобы ослабить давление на Россию предстоящим летом. Однако, поскольку Япония и Советский Союз не находились в состоянии войны, было трудно понять, как этого добиться.
Президент получил копию меморандума о стратегии «Тихий океан – прежде всего» от Маршалла и Кинга перед отъездом в Гайд-парк на выходные. Два дня Рузвельт хранил молчание. Затем, в воскресенье, 12 июля, когда Вашингтон проснулся жарким летним утром и телеграфные службы сообщили, что британская 8-я армия отступила к египетской границе, в военном министерстве зазвонил телефон. Рузвельт сказал нервному младшему офицеру, ответившему на звонок, что он хочет, чтобы военное министерство предоставило ему детальное изложение плана, в том числе ответило на следующие вопросы: сколько самолетов, кораблей и людей будет переброшено на Тихоокеанский театр военных действий; какой транспорт потребуется; как вывод войск повлияет на наращивание сил на Атлантическом театре военных действий и защиту Советского Союза и Ближнего Востока. Он сказал, что хочет получить ответ на эти вопросы сегодня же днем. Это было невыполнимое поручение, но так и было задумано. Документ, направленный президенту в тот день, выглядел как черновик. В нем сообщалось, что наступление в Тихом океане ослабит давление на русских, но не объяснялось, как именно, поскольку немцы не воевали в Тихом океане, а Советский Союз и Япония недавно подписали пакт о нейтралитете. Меморандум также не брал в расчет общественную реакцию, которая, вероятно, последует, когда американцы узнают, что их сыновья сражаются и умирают за колониальные владения голландцев и британцев.
Получив черновик Маршалла, Рузвельт снова ушел в себя. Затем 14 июля он вызвал Маршалла и приказал ему ехать в Лондон. Кинг и Гопкинс должны были сопровождать Маршалла. Их задачей было достичь окончательного соглашения с британцами. Президент сказал, что он все еще не отказался от идеи вторжения через Ла-Манш, но Маршалл покинул Овальный кабинет, чувствуя, что Рузвельт все больше склоняется к Северной Африке.
Когда американские делегаты прибыли в Лондон 18 июля, британское правительство все еще находилось в шоке из-за потери конвоя PQ-17. Двумя неделями ранее в исландском порту Хваль-фьорд устроили торжественный прием PQ-17, самому крупному конвою, когда-либо отправлявшемуся в СССР. Маршрут конвоя пролегал мимо немецких военно-морских баз и аэродромов в Норвегии и Финляндии, и ожидалось, что потери будут большими. Король Георг, прибывший из Лондона пожелать удачи экипажам, произнес короткую воодушевляющую речь перед тем, как PQ-17 отправился в плавание. Но большинство моряков в зале думали о сотнях миль бушующего моря и лютых морозах, которые ожидали впереди. Молодые люди, впервые вступавшие в бой, задавались вопросом, на что это будет похоже. Более опытные моряки, которые участвовали в двух или трех предыдущих конвоях, гадали, насколько крепкими окажутся их нервы на этот раз.
К удивлению короля, одно из лиц, увиденных им в зале в тот день, оказалось знакомым: это был голливудский актер Дуглас Фэрбенкс-младший. «А ты-то что здесь делаешь? – спросил король. – Я не видел тебя с тех пор, как мы играли в гольф в Саннидейле около пяти лет назад». Фэрбенкс, который помог Кэри Гранту спасти Индию в фильме 1939 года «Ганга Дин», теперь служил в чине лейтенанта «Уичито». Через час PQ-17, направлявшийся к портам Мурманска и Архангельска, вышел в открытое море, где его ждало сопровождение – шесть эсминцев, четыре сторожевых корабля, три тральщика, четыре вспомогательных судна и две подводные лодки, – а также немецкая субмарина U-456. Два дополнительных военно-морских подразделения Союзников, одно состояло в основном из крейсеров, а другое являлось оперативной группой авианосцев, присоединятся к конвою уже в пути. Палубы и трюмы транспортов были забиты техникой: 297 самолетов, 594 танка, 4246 грузовиков и гаубиц, ящики с бомбами и 156 тысяч тонн прочих грузов. Этого было достаточно, чтобы вооружить армию из 50 тысяч человек. Двадцать два судна в конвое были американскими, восемь – британскими, остальные – голландскими, русскими и панамскими.
Первые несколько дней в море прошли достаточно спокойно, что давало время для размышлений. На палубах транспортов шли оживленные дискуссии о том, что опаснее – зимнее плавание в Арктике, когда холод может убить человека за несколько минут, или летний переход, когда солнце не заходит за горизонт и корабли становятся легкой мишенью в любое время суток. У мыса Стромнесс на Оркнейских островах конвой остановился, чтобы перестроиться в боевой порядок: девять колонн по четыре корабля в каждой. U-456, скрываясь за горизонтом, передавала в Берлин сообщения о продвижении конвоя. Войдя в патрулируемые немцами воды 29 июня, экипаж «Мелвилля» сломал печать на одном из танков M3, прикрепленных к палубе. Когда его 37-мм орудие дало залп, раздались крики «ура!». На других транспортах поднимали на палубу и вскрывали ящики с бронебойными снарядами.
Поздно вечером 29 июня адмиралтейство предупредило, что противник собирается нападать. Два дня спустя в небе показались немецкие истребители. В следующие несколько дней для конвоя все складывалось удачно. Второго июля была без потерь отбита атака семи пикирующих бомбардировщиков «Хейнкель», на следующий день авианалет привел к единственной крупной потере – был потоплен транспортный корабль типа «Либерти» «Кристофер Ньюпорт». Но отчеты разведки становились все более тревожными. Сообщалось, что немецкий линкор «Тирпиц» в сопровождении тяжелого крейсера «Адмирал Хиппер» вышел в море, а к северу от конвоя собираются две стаи подводных лодок. Данные по «Тирпицу» были ошибочными: линкор просто менял дислокацию и вступил в бой лишь в самом конце.
Невозможно узнать, что пришло в голову Первому морскому лорду адмиралу Дадли Паунду, когда ему сказали, что «Тирпиц» вышел в море, но с тех пор как «Принц Уэльский», новейший линкор Королевского флота, и в сопровождении «Рипалса» были потоплены у берегов Малайзии, прошло всего несколько месяцев. В конце ночного совещания Паунд спросил членов своего штаба, состоявшего из двенадцати человек, следует ли отвести силы сопровождения PQ-17. Только один офицер поддержал предложение, но для Паунда этого оказалось достаточно. В 21:11 он дал эскорту сигнал: «Чрезвычайно срочно и секретно: крейсерскому сопровождению отступить на запад на большой скорости». В 21:23 он отправил второе сообщение: «Немедленно: из-за угрозы со стороны надводных кораблей конвою рассредоточиться и проследовать в российские порты». В 21:33 поступило третье сообщение: «Немедленно: конвою разойтись». Лишенный защиты и освещенный солнцем круглые сутки, конвой таял на глазах. Пятого июля люфтваффе потопило шесть кораблей, еще столько же – Кригсмарине[214]. На следующий день немцы подбили два корабля, на седьмой и восьмой дни – по пять, на десятый – еще два. После каждой встречи ветер гонял по волнам тела людей и животных (в основном моржей), отправляя их по плавной дуге к острову Медвежий – безлюдному клочку суши в Баренцевом море.
По мере все большего ожесточения боевых действий в радиорубках отступающих эсминцев звучали сообщения от брошенных экипажей. Пытаясь увести подводные лодки подальше от незащищенных кораблей, сигнальщик на «Уичито» начал рассылать ложные сообщения; но большинство ответов пришло от американских и британских моряков. «Горим во льдах. Покидаем корабль. Шесть подводных лодок поднимаются на поверхность», – сообщал один. «Нас атакует множество самолетов», – говорил другой. «В радиорубке был полный бардак, – вспоминал позже Фэрбенкс. – Мостик не успевал следить за рапортами». Когда «Эль Капитан» проходил мимо немецкого корабля, чья команда заживо сгорала в пламени сбитого бомбардировщика, его моряки смеялись. Но к концу боя смеялись в основном немцы. Только 11 из 35 транспортов достигли цели своего путешествия. Остальные были потоплены: 24 транспорта и две трети самолетов, танков и другого материального обеспечения лежали на морском дне.