аниях, оставшихся без крыш из-за бомбардировок, немцы занимали третий этаж, Красная армия – четвертый, а затем обе стороны стреляли друг в друга на лестнице или через дыры в стене. Как люди выживали в таких условиях? Повсеместное присутствие НКВД не было единственным фактором. Александр Верт, взяв интервью у ряда ветеранов Сталинграда, полагал, что на Волге действовал своего рода естественный отбор. «Люди в шоке и ужасе высаживались на берег под непрекращающимся немецким огнем, – сказал он. – Четверть людей могла погибнуть, не дойдя до линии фронта в нескольких сотнях метров от берега». Но у остальных, сказал Верт, развивался острый инстинкт выживания. Константин Симонов, посетивший город во время боевых действий, дал иное объяснение. В уникальных условиях Сталинградской битвы «суровая решимость обычного русского» была более эффективным оружием, чем превосходное вооружение и подготовка немецких солдат.
Двенадцатого сентября Георгий Жуков и начальник Генштаба Александр Василевский вернулись из Сталинграда крайне обеспокоенными. Силы защитников города были слишком малы, чтобы сдержать немцев, а добавление войск в котел только привело бы к увеличению потерь. На следующий день после возвращения Жуков и Василевский представили Сталину новый план – фланговую атаку. Вместо того чтобы атаковать немцев там, где они были сильны, внутри города, Красная армия будет атаковать немецкие фланги к северу и югу от города – в районах, которые защищали плохо управляемые и необученные итальянские, румынские и венгерские части. Один советский отряд нанесет удар по фланговым дивизиям к северу от города, другой – на юге, затем они соединятся и двинутся в Сталинград. Сталин одобрил план, внеся в него несколько изменений. Теперь все будет зависеть от времени и стойкости русского солдата. Жукову и Василевскому требовалось сорок пять дней, чтобы подготовить новый план боя. И русский солдат должен был предоставить им это время, если нужно, пожертвовав собой.
9Генерал Решимость и генерал «А Вдруг Побьют!»
К октябрю терпение Сталина по отношению к западным союзникам иссякло. Пока Сталинградский котел ежедневно поглощал сотни молодых советских солдат, американцы и британцы, обеспокоенные потерями конвоев, временно приостановили поставки в Мурманск и Архангельск. В карикатуре «Совещание военных экспертов», опубликованной 6 октября в советской газете «Правда», Сталин выразил гнев по поводу этого решения. Два офицера Красной армии на рисунке молоды и энергичны. Их зовут Генерал Решимость и Генерал Смелость. Их англо-американские коллеги – генералы А Вдруг Побьют, Стоит Ли Рисковать, Не Надо Спешить, Давайте Подождем и Как Бы Чего Не Вышло.
Стрелки на часах, висящих над генералами, показывают 23:30. Рузвельт, который уже вернулся в Вашингтон, и без Генерала Смелость понимал, что Сталин разгневан и к чему это может привести. Летом 1941 года вождь раздумывал над идеей заключения сепаратного мира с Германией. Опасаясь, что Сталин может вернуться к этому варианту, Рузвельт и Черчилль сделали ему предложение – операцию «Вельвет». В начале 1943 года англо-американские военно-воздушные силы из двадцати эскадрилий будут отправлены на Кавказ, чтобы помочь Советам остановить продвижение Германии к нефтяным месторождениям на юге СССР. Через несколько дней после появления карикатуры Черчилль представил Сталину второе предложение: долгожданный англо-американский второй фронт. Двадцать третьего октября британские силы численностью почти 200 тысяч человек атакуют Африканский корпус в Эль-Аламейне, египетском городе недалеко от ливийской границы. Две недели спустя, 8 ноября, американские войска численностью 100 700 человек захватят Алжир, Оран и Марокко и соединятся с британскими частями, наступавшими на запад от Эль-Аламейна.
План «Факел» имел большой географический размах. Он охватывал регион шириной полторы тысячи километров с равнинами, скалами и горами, который простирался через Ближний Восток от Касабланки на Атлантическом побережье до Туниса. Но высадка привела бы к тому, что англо-американские войска оказались бы в трех с лишним тысячах километров от севера Франции, где их предпочел бы видеть Сталин. Узнав о плане союзников, Сталин несколько дней думал, а затем отправил Черчиллю телеграмму. Она была краткой, но содержательной: «Я получил ваше сообщение от 9 октября. Спасибо».
Первой реакцией Черчилля на телеграмму был гнев. Для кампании были собраны сотни тысяч человек и тысячи танков, самолетов и артиллерийских частей. Уместным было бы нечто большее, чем просто «спасибо». Однако, подумав, премьер решил, что было бы большой ошибкой цепляться к СССР в его нынешнем положении. «Единственное, что принесет пользу, – это упорная борьба и победы», – сказал он Идену. Ответ Рузвельта был более легким. «Меня не слишком беспокоит реакция Москвы, – сказал он своим помощникам. – Я понял, что там даром речи пользуются не так, как у нас».
В середине октября «Факел» и «Лайтфут» (кодовое название британского наступления на Эль-Аламейне) были у всех на устах, а СССР ненадолго отошел на второй план. Военные риски, связанные с американской частью операции «Факел», были особенно пугающими. Сильное волнение у пляжей Касабланки могло нанести серьезный ущерб людям и технике во время высадки. Пляжи Алжира были более спокойными, но если бы немецкие войска прорвались через Испанию во время высадки (ходили слухи, что такое может произойти), то американцы оказались бы отрезаны.
Помимо этих опасностей, существовали и определенные политические риски. Северная Африка была владением Вишистской Франции[233], и было неясно, чью сторону примет ее лидер маршал Филипп Петен. Ситуация также осложнялась угрозой, зарождавшейся на другом конце света. В начале октября командующий Тихоокеанским флотом США Честер Нимиц предупредил Вашингтон, что японцы собирают крупную ударную группу для нападения на морских пехотинцев на Гуадалканале. «Ситуация критическая», – телеграфировал Нимиц в Вашингтон. Встревоженный Маршалл попросил Дугласа Макартура, командующего войсками США в южной части Тихого океана, оказать осажденным морским пехотинцам поддержку с воздуха. Макартур, который, как известно, был себе на уме и поддерживал стратегию «Тихий океан – прежде всего», отказался. Ситуация была настолько критической, говорил он, что «все ресурсы Соединенных Штатов [должны быть] временно перенаправлены в (Тихоокеанский) регион, чтобы противостоять угрозе».
Подобно Макартуру, прославившемуся своей трубкой из кукурузного початка и расшитыми золотом фуражками, похожий на хорька Бернар Монтгомери, командующий 8-й британской армией, тоже имел склонность к фирменной одежде. Монтгомери одевался для битвы так, будто готовился к крикетному матчу: бриджи для верховой езды, шейный платок и его самый известный аксессуар – черный берет. Во время эвакуации из Дюнкерка Монтгомери продемонстрировал способность принимать нестандартные решения и сохранять самообладание в опасных ситуациях. Но его родной стихией была сама битва. Он детально прорабатывал каждый аспект плана, затем тренировал свои войска, пока у каждого солдата не складывалось полное понимание плана и своей роли в нем. После нескольких месяцев упорных тренировок к середине октября Монтгомери был уверен, что 8-я армия сможет на равных сражаться с немцами и победить их. В своей речи накануне боя 23 октября он сказал своим солдатам, чего он от них ждет. Каждый «должен проникнуться желанием убивать немцев, даже полковые священники». Он рекомендовал убивать «одного немца по будням и двоих по воскресеньям». Когда он закончил, канонада из восьмисот пушек сотрясла небо пустыни, и томми[234] начали свой путь через немецкие минные поля.
Сила, противостоящая британцам, больше не была Африканским корпусом 1942 года. Более того, в некотором смысле она уже не была Африканским корпусом Роммеля. В сентябре, перед тем как вернуться в Германию из-за болезни, Лис Пустыни сделал длинное и мрачное признание Африканскому корпусу и его главному союзнику – итальянской армии. Суть его заключалась в том, что действия армий стран «оси» в Северной Африке были пустой тратой времени и сил, и только победа в Сталинграде или где-нибудь на юге России могла восстановить их позиции в Африке. Битва при Эль-Аламейне доказала правоту Роммеля. Британцы начали с подавляющего преимущества в людях (195 000 против 116 540), танках (более 1000 против 547) и другой боевой технике (892 против 552 единиц). (Среди историков все еще идут споры по поводу действий итальянцев при Эль-Аламейне.) В течение первых нескольких дней немецкие мины и грамотная тактика замедлили продвижение британцев и привели к большим потерям. Поскольку кампания грозила перерасти в битву до полного истощения противника, осмотрительный Монтгомери отбросил осторожность и приказал новозеландской и австралийской дивизиям атаковать опорные пункты вдоль немецкой линии обороны при поддержке британской бронетехники. Ярость британской атаки и внезапная смерть генерала Георга Штумме, сменившего Роммеля, потрясли обычно решительных немцев, которые начали общее отступление под руководством нового командующего, генерала Вильгельма Йозефа Риттера фон Томы. В ходе десятидневной битвы Германия потеряла 30 тысяч человек, а Великобритания – 13 тысяч, что подорвало репутацию Роммеля как военного волшебника. За исключением его успеха в Кассеринском проходе и нескольких незначительных побед, все оставшиеся месяцы в Северной Африке он руководил отступлением.
Падение Эль-Аламейна стало ударом для немецких радиослушателей. Секретные службы, следившие за общественным мнением, обнаружили, что по мере ухудшения ситуации в Сталинграде все больше немецких мирных жителей ждали хороших новостей от Роммеля и Африканского корпуса. В Британии и Америке газеты и кинохроника освещали высадку так, как будто битва уже выиграна. На кадрах загорелые молодые солдаты играли в футбол и бейсбол и улыбались перед десятками щелкавших фотоаппаратов. Северная Африка мгновенно сделала Дуайта Эйзенхауэра, недавно назначенного Верховным главнокомандующим союзными войсками, более известным, чем Джон Уэйн и Эррол Флинн