[265] попросил похоронить их с женой в Польше.
Московская конференция была посвящена моделированию будущего, но в кулуарах обсуждали и настоящее, в частности недавнюю серию советских военных побед. В конце августа и в начале сентября 1944 года немецкая группа армий «Южная Украина» и две румынские армии потеряли более 400 тысяч человек и были вытеснены из Бухареста и Плоешти, чьи нефтяные месторождения держали люфтваффе в воздухе последние четыре года.
К концу сентября Болгария, еще один бывший союзник Германии, перешла на другую сторону, и 57-я советская армия вошла в Западную Болгарию, готовясь к битве с немецкими группами армий «E» и «F» в Югославии. Примерно в то же время русская конно-механизированная группа расчистила проходы через Карпаты по 800-километровому коридору. Однако горный регион – одно из немногих главных препятствий на плоской североевропейской равнине – благоприятствовал оборонявшимся. Бой на Дукельском перевале, расположенном между Польшей и Словакией, вместо шести дней продолжался месяц. В итоге Красная армия победила, но потери – 70 тысяч человек с обеих сторон – оказались серьезнее, чем предполагалось. Русские также столкнулись с ожесточенным сопротивлением во время битвы за столицу Венгрии Будапешт.
К концу декабря две русские армии заблокировали немецкую 9-ю горную дивизию и две венгерские дивизии внутри столицы, но из-за ожесточенного сопротивления нескольких элитных немецких подразделений Будапешт частично находился в руках немцев до февраля 1945 года. Советские армии также отвоевали страны Балтии, присоединенные к СССР в 1940 году и ставшие местом геноцида евреев во время немецкой оккупации. В начале августа отряды трех советских армий Прибалтийского фронта прорвались к Рижскому заливу в Латвии и разорвали связь между немецкой группой армий «Центр» и группой армий «Север».
Через месяц армии 2-го Прибалтийского фронта были близки к уничтожению группы армий «Центр». В октябре еще один советский отряд захватил штаб 3-й танковой армии и достиг побережья Балтийского моря. Немецкие подразделения, бежавшие на Курляндский полуостров, который граничил с Рижским заливом на востоке и Балтийским морем на западе, отразили шесть советских атак зимой 1944/45 года и не сдавались до последнего дня войны в мае 1945 года.
Финляндия, еще одна небольшая страна, связавшая свою судьбу с Германией, поняла, к чему идет дело, раньше, чем румыны и болгары. Финны сдались Красной армии в августе 1944 года.
Во время обсуждения судьбы послевоенной Германии в последний день Московской конференции Черчилль сказал Сталину, что Пруссию, которую он называл «корнем всего зла», необходимо после войны изолировать, а Рур и Саар – два крупных промышленных центра Германии – превратить в сельхозугодья. Премьер сообщил, что не он один придерживается таких взглядов. Эту тему уже обсуждали в Америке. Недавно «мистер Моргентау» представил президенту Рузвельту аналогичный план. Генри Моргентау-младший, министр финансов при Рузвельте, в конце 1944 года на некоторое время стал одним из самых влиятельных людей, обсуждавших судьбу послевоенной Германии. Еще пять лет назад Моргентау не мог даже представить себя в этой роли. Он был выходцем из немецкой еврейской семьи, которая воспитывала канторов[266] и раввинов на своей старой родине и предпринимателей в сфере недвижимости – на новой.
Отец Моргентау был дерзким миллионером, который сам сколотил состояние, и абсолютно нерелигиозным евреем. В молодости Моргентау-младший был полон решимости стать кем угодно, лишь бы не быть похожим на отца. Выздоравливая от болезни на ранчо в Техасе, он развил склонность к сельскому хозяйству и позже изучал его в Корнеллском университете. Несколько лет спустя он купил ферму в графстве Датчесс, недалеко от дома Рузвельтов, и превратился в фермера-джентльмена. Казалось, что у Моргентау сложное отношение к своему происхождению. Он не отрицал того, что он еврей, но и не афишировал это, как и его жена Элинор. Когда их пятилетний сын спросил, какую религию исповедует семья, Элинор ответила: «Просто говори, что ты американец».
В 1933 году Моргентау назначили секретарем казначейства, хотя на это в основном повлияли его дружба с Рузвельтом и внезапная смерть первого кандидата на этот пост. Когда было объявлено о назначении, журнал «Форчун» назвал Моргентау «сыном еврейского филантропа», а Глэдис Штраус, богатая еврейская республиканка, остроумно отметила, что Моргентау – «единственный еврей в мире, который ничего не понимает в деньгах». Кстати, старший Моргентау заявил, что его сын «совершенно не подходит» для новой должности.
Рузвельт считал Моргентау своим другом, хотя во время разговора с ним и Лео Кроули, католиком из администрации, он действительно сказал: «Вы знаете, это протестантская страна, и к католикам и евреям здесь относятся терпимо».
Как пишет историк Майкл Бешлосс, какое бы чувство вины ни испытывал Моргентау по поводу своего нежелания помогать еврейским беженцам до войны, позже оно сублимировалось в стремление содействовать и помогать Британии. Существует ряд теорий о том, кто или что превратило Моргентау из сочувствовавшего стороннего наблюдателя в убежденного защитника. Его сын Генрих III в беседе с Бешлоссом предположил, что, возможно, это было связано с переменами в кругу семьи. Старшему Моргентау было уже за восемьдесят, и он уже не был центральной фигурой, а Элинор страдала от болезни сердца. Пустоту, возникшую из-за отсутствия общения, заполнила Генриетта Клотц, давняя помощница Моргентау и еврейская активистка, которая держала своего босса в курсе событий, происходивших в Германии, хотел он о них знать или нет.
К концу 1943 года Моргентау уже не нуждался в мотивации со стороны Клотц. В высших эшелонах американской власти было немало благородных антисемитов, и той зимой Моргентау разделался с одним из самых известных, Брекенриджем Лонгом, помощником госсекретаря и элегантным аристократом с манерами Генри Джеймса. Лонг родился в богатой семье, получил степень в Принстоне, а его дедушка был вице-президентом в правление Джеймса Бьюкенена.
За эти годы он занимал ряд престижных должностей, в том числе в Италии, где он заявил, что «черные рубашки» Муссолини «элегантны и хорошо выглядят… и привносят в свое окружение атмосферу неповторимости и важности». Мнение Лонга о Гитлере было неоднозначным, хотя он считал «Майн кампф» «красноречивым обличением евреев как агентов коммунизма и хаоса». Зимой 1943 года, когда коллеги из казначейства жаловались, что Лонг затрудняет въезд в Соединенные Штаты для иммигрантов, в частности еврейских, Моргентау выступил против него. Лонг категорически отвергал обвинения и настаивал на том, что он не антисемит. Учитывая времена и воспитание Лонга, он, вероятно, считал, что говорит правду. В тот же день Моргентау прочитал лекцию помощнику секретаря; затем на выходных он составил отчет, в котором обвинял Лонга в частности и Государственный департамент в целом в «умышленных попытках воспрепятствовать принятию мер по спасению евреев от Гитлера».
Рузвельт, который находился под давлением со стороны групп активистов и помнил о голосах евреев, 22 января, через шесть дней после получения копии отчета Моргентау, создал Совет по делам беженцев.
Во время выступления по радио в марте 1944 года Рузвельт впервые прямо упомянул о холокосте. «Никто из участников этих актов жестокости не останется безнаказанным, – сказал он. – Все, кто сознательно принимал участие в отправке евреев на смерть в Польше или норвежцев и французов в Германии, виновны так же, как и сам палач. Гитлер совершает эти преступления от имени немецкого народа». Речь не получила одобрения в военном ведомстве. По мнению военного министра Генри Стимсона, помощника военного министра Джона Макклоя, Дуайта Эйзенхауэра и большинства командиров боевых подразделений, самым эффективным способом спасения жизней было отбросить другие приоритеты и отправлять максимально возможное количество людей и техники на войну, пока Германия и Япония не будут повержены.
Когда Моргентау попросил Макклоя удостовериться, что американские командиры получили копию приказа Рузвельта о предоставлении убежища, тот выполнил просьбу, но был настроен весьма скептически. «Мы втягиваем в это армию в разгар войны», – сказал он Моргентау. Макклой родился в бедной семье Филадельфии и был вундеркиндом. Выпускник Амхерста и Гарвардской школы права, как и Стимсон, он служил во Франции во время Первой мировой войны, а в 1940 году оставил прибыльную юридическую практику в Нью-Йорке, чтобы стать помощником Стимсона в военном министерстве. Разногласия Моргентау и Макклоя по поводу ценности Совета по делам беженцев предвосхитили один из самых ожесточенных споров за всю войну: что делать с побежденной Германией. Макклой и Стимсон выступали за мягкий мир, Моргентау – за жесткий, и его аргументы основывались на положениях «Военного правительства в Германии» – армейского справочника, с которым он ознакомился во время визита в Англию и Францию летом 1944 года. В справочнике отмечалось, что при входе в Германию «главной и непосредственной» задачей американского солдата будет обеспечение «эффективной работы» страны. В брошюре почти не упоминались военные преступления Германии. Моргентау посчитал, что этот вопрос не приоритетный. Позже, во время беседы с Эйзенхауэром, Моргентау с облегчением услышал, что Верховный главнокомандующий, имевший немецкие корни, занял жесткую позицию в отношении переустройства Германии. Но когда во время визита в Лондон он спросил американского посла в Великобритании Джона Уайнанта о планах Рузвельта в отношении послевоенной Германии, тот ответил, что не имеет о них ни малейшего понятия. Как и все остальные.
В конце августа – начале сентября Моргентау, Гопкинс, Халл и Стимсон несколько раз встречались, чтобы обсудить судьбу послевоенной Германии, но от встречи к встрече каждый в целом оставался при своем мнении. Моргентау описал свою картину послевоенной Германии, которая была довольно мрачной. «Немецкие школы, радиостанции, университеты и периодические издания следует закрыть. Немецкие самолеты, военную форму и музыкальные коллективы нужно запретить, а военных преступников немедленно казнить. Немецкий милитаризм нельзя уничтожить, просто уничтожив нацизм», – настаивал Моргентау. Обычно Стимсон возражал, используя одну из своих любимых фраз: «Христианство и любовь», хотя и не всегда. На встрече 9 сентября он рассердился на Моргентау и обвинил его в попытке уничтожить немецкую промышленность и линчевать военных преступников. Гопкинс, третий член группы по решению немецкого вопроса, перешел на сторону Моргентау. Раньше они соперничали друг с другом за внимание Рузвельта. Халл, четвертый член группы, был болен, и к нему так часто относились пренебрежительно, что он отказался от приглашения Рузвельта сопровождать его на Вторую Квебекскую конференцию, которая началась 12 сентября. Моргентау принял приглашение Рузвельта, но за несколько дней до отъезда в Квебек он сказал Халлу: «Проблема в том, Корделл, что президент на самом деле никогда не говорил ничего конкретного о том, как, по его мнению, следует поступить с Германией».