За два дня до этого 850 делегатов, представлявших 46 стран, собрались в Сан-Франциско, чтобы установить новый мировой порядок, основанный на принципах справедливости для всех и неприкосновенности прав человека, но жаркие споры между двумя главными делегатами, Энтони Иденом и Молотовым, подчеркнули, насколько трудно будет воплотить в жизнь новый мировой порядок, который представлял Рузвельт.
В своем выступлении Иден отстаивал права малых стран, в том числе принцип согласия и необходимость стандартов, чтобы не допустить, чтобы они попали под влияние более крупных соседей. Молотов же утверждал, что концепция Организации Объединенных Наций может быть успешной только в мире, который контролируется ядром группы крупных наций, достаточно могущественных, чтобы в случае необходимости обеспечить мир военным путем.
В начале апреля, когда Красная армия приближалась к Берлину, начали складываться предпосылки к холодной войне. В недавнем документе сотрудники Исследовательского и аналитического отдела Управления стратегических служб отметили, что Советский Союз выйдет из войны в качестве доминирующей державы в Европе и Азии, и призвали Соединенные Штаты придерживаться двухуровневого подхода к решению проблем с новым гегемоном: продолжать искать точки соприкосновения с Советским Союзом, одновременно создавая под началом США силы обороны, состоящие из европейских и, возможно, южноамериканских стран, чтобы гарантировать преобладание демократических ценностей в послевоенном мире.
К 28 апреля можно было за пятнадцать минут дойти от Восточного фронта Германии до Западного, если советский обстрел не был слишком сильным. Для немцев день начался плохо и становился только хуже. Во время утреннего звонка маршалу Кейтелю генерал Кребс, который теперь был основным каналом связи Гитлера с внешним миром, сказал, что если 12-я армия генерала Венка и 9-я армия генерала Буссе не освободят Берлин в течение следующих 48 часов, то все будет потеряно.
Утром в иностранной прессе появились сообщения о предательстве рейхсфюрера Гиммлера. «Верный Генрих», как Гитлер нежно называл своего соратника, тайно обсуждал условия капитуляции с западными союзниками через шведского эмиссара графа Фольке Бернадотта. Это имело как личные, так и политические последствия: будучи не в состоянии наказать Гиммлера, который был вне досягаемости, Гитлер приказал казнить своего эмиссара Германа Фегелейна, мужа сестры Евы Браун. Браун умоляла Гитлера пощадить Фегелейна. «Он просто искал лучшей жизни для своей жены и ребенка», – сказала она.
Гитлера это не тронуло. Эскорт СС вывел Фегелейна в парк рядом с министерством иностранных дел Германии и расстрелял под «цветущим весенним деревом». Затем появились свежие новости о Гиммлере. На этот раз они поступили из Сан-Франциско. Во время неофициальной беседы с членами британской делегации Энтони Иден вскользь упомянул, что Гиммлер сделал предложение о безоговорочной капитуляции через графа Бернадотта. История показалась Джеку Винокуру, главе Британской информационной службы, настолько масштабной, что он покинул номер Идена, будучи уверенным, что информация разлетится в считаные минуты. Двумя часами позже он лег спать, недоумевая, почему все игнорируют столь важное событие. На мгновение Винокур подумал о том, чтобы самому обнародовать информацию, но его начальство в Лондоне не одобрило эту идею. Затем, через час после того, как часы в его гостиничном номере пробили полночь, Винокуру позвонил Пол Рэнкин – корреспондент «Рейтерс», которому была позарез нужна какая-нибудь новость. «Что-нибудь происходит?» – спросил Рэнкин. Винокур колебался на мгновение, а затем сказал, что расскажет одну историю, если не будет упомянут в качестве источника. Поначалу, когда информация была обнародована, ожидания Винокура полностью оправдались. История была на первых полосах в Великобритании и Соединенных Штатах. Но через несколько дней у Трумэна возникли подозрения. Единственным человеком, утверждавшим, что Генрих Гиммлер имел право сдать германское государство западным союзникам, был сам Гиммлер. Трумэн попросил адмирала Лихи изучить предложение рейхсфюрера, тот посовещался с Беделлом Смитом и Эйзенхауэром, и через несколько дней Трумэну сказали, что единственный человек, от имени которого говорил Гиммлер, – это он сам.
Траудль Юнге проводила 28 апреля с шестью детьми Геббельса, которые благодаря навыкам своего отца в области связей с общественностью стали самыми известными детьми в Германии. В 1942 году дети появлялись в еженедельных газетах 24 раза, а в 1943 году двое старших детей Геббельсов, Хельга и Хильда, сидели в первом ряду Берлинского Дворца спорта, когда их отец произносил свою знаменитую речь о тотальной войне.
Двадцать второго апреля дети поселились в бункере Фон, рядом с нижним бункером фюрера, и, по словам большинства очевидцев, хорошо приспособились к новой обстановке. Они играли в коридорах бункера, читали сказки на лестничной площадке и пили шоколад с «дядей фюрером». Юнге была еще одним частым гостем в детской комнате. Днем 28-го она наблюдала за милой перепалкой между детьми. После того как Хельмут, единственный сын Геббельса, дочитал сочинение, которое он написал ко дню рождения Гитлера, его сестра Хельга сказала: «Ты украл это у папы». Когда Хельмут ответил: «Или папа украл это у меня», Юнге и другие взрослые засмеялись. Пока пикировка продолжалась, Юнге взглянула на Магду Геббельс. Внутри ее сумочки был «яд, [который] спасет ее детей от контакта с миром, в котором национал-социализм рассматривается не как путь к праведности, а как разрушительная эпидемия». Позже в тот день пришло известие, что Бенито Муссолини и его любовница Клара Петаччи схвачены коммунистами при попытке бежать в Испанию. (Пара будет казнена на следующий день, а 30 апреля их тела подвесят за ноги на миланской площади.) Последняя плохая новость дня пришла от генерала Венка, который сообщил, что его 12-я армия отступает по всему фронту и не сможет освободить столицу. Кейтель не оспаривал его решение.
На следующий день отряды СС пронеслись по разрушенным улицам столицы в поисках дезертиров. В этом уже не было особого смысла. Спустя три дня город перейдет в руки Советского Союза, но для некоторых эсэсовцев-ветеранов такая охота была чем-то вроде спорта. Когда Ариберт Шульц, член гитлерюгенда, впервые столкнулся с рыжеволосым эсэсовцем, тот казнил немецкого сержанта за то, что он бросил свою форму и переоделся в гражданскую одежду.
На следующий вечер Шульц снова столкнулся с тем эсэсовцем – на этот раз он допрашивал русского танкиста, и его манера общения была заметно теплее, чем накануне вечером. В конце допроса он похлопал танкиста по спине и сделал жест, как бы говоря: «Вы можете уходить». Танкист улыбнулся и поблагодарил немца, но, когда он повернулся, чтобы уйти, эсэсовец выстрелил ему в спину.
К 29 апреля случайный секс стал таким же обычным явлением, как случайная смерть. (Эротическая лихорадка охватила районы Берлина, оставшиеся под контролем немцев.) «Повсюду, – вспоминала позже Траудль Юнге, – даже на стоматологическом кресле я видела тела, сплетавшиеся в объятиях. Женщины отказались от всякой скромности. Они свободно обнажали свои тела. Офицеры СС, которые обыскивали подвалы и улицы в поисках дезертиров, чтобы их повесить, также соблазняли голодных и впечатлительных молодых женщин обещаниями вечеринок и изобилием еды и шампанского в рейхсканцелярии».
Невозможно сказать, когда Гитлер начал подумывать о самоубийстве, но вполне вероятно, что предательство Гиммлера и казнь Муссолини заставили его прийти к выводу, что суицид был единственным оставшимся вариантом. В свои последние дни, отпустив бразды правления, Гитлер часто ходил по фюрербункеру, проклиная Геринга, Гиммлера и других предателей. Но в остальном Гитлер казался удивительно спокойным для человека, которому грозила неминуемая смерть. Он обедал с семьей Геббельсов, болтал с поварами, инженерами и молодыми женщинами в машинописном отделе. Как заметил Корнелиус Райан, биограф Гитлера, казалось, что «Гитлер не мог оставаться в одиночестве; он продолжал ходить взад и вперед по темным помещениям бункера, разговаривая со всеми, кого встречал».
Гитлер также провел необходимые приготовления. Он приказал усыпить свою собаку Блонди, чтобы проверить силу яда, который они с Евой Браун примут на следующий день. Через несколько часов Браун появилась в длинном черном платье из тафты и черных замшевых туфлях «Феррагамо», чтобы заключить брак с фюрером. После церемонии молодожены около часа беседовали со своими гостями: Мартином Борманом и генералом Кребсом, Геббельсом, Траудль Юнге и ее подругой фрау Кристиан. Позже в тот день Гитлер вызвал Траудль Юнге в свои комнаты, чтобы записать свою последнюю волю и завещание. Юнге ждала этого момента несколько дней. Но каких-то глубоких мыслей, которые она ожидала услышать, Гитлер не озвучил. Он не предложил никаких идей или объяснений катастрофического падения Германии, только старые клише: это вина евреев, вина его генералов – в общем, виноваты были все, кроме него.
Вечером Гитлер провел последнюю беседу с генералом Вейдлингом, который прибыл в бункер с трехдневной щетиной и выражением лица, с которым собираются сообщить плохие новости. По его словам, у немецких войск, защищавших Берлин, «боеприпасов осталось на два дня», и он призвал Гитлера отдать приказ о прорыве. Геббельс, который также присутствовал при разговоре, высказал возражение. Но Гитлер, казалось, просто хотел положить этому конец. Он сказал: «Мы просто бежим от одного Кесселя к другому. Я, фюрер, буду спать в открытом поле или в фермерском доме… и просто дожидаться конца? Будет намного лучше, если я останусь в канцелярии».
Вскоре после того, как молодожены удалились в апартаменты Гитлера, в дверях появилась разъяренная Магда Геббельс и потребовала аудиенции. Гитлер сказал офицеру, охранявшему его каюту, прогнать ее. Причиной тому было решение Гитлера покончить жизнь самоубийством и гнев, который охватил Геббельса, когда фюрер сообщил ему, что его долг – остаться в живых и продолжить борьбу. Заявление было странным при любых обстоятельствах. Трагедией его д