Мейер перехватил мои запястья и прижал их к своей груди. По телу заструилась его сила, такая приятная и неожиданно нужная. Глаза сами собой закрылись, а в ушах зашумело, но не противно, а убаюкивающе.
Соберись, Елизавета Петровна, ты женщина, а не масло. Рано таять! Пришёл он извиняться, даже подарочка вшивого не принёс. Ваендис ничем не провинилась и то конфеты дарила. А Мейер что? «Я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало». А к нам кто с приветом придёт, тот от него и погибнет!
– Давай купим тебе почтовую шкатулку и зарегистрируем на почте. Оставим там твою карточку, и дальше все письма ты уже будешь сама получать, – тихо предложил Мейер.
– У меня нет сил, чтобы заряжать артефакты. Я вообще не чувствую никакой силы, – также тихо ответила я.
– Даже сейчас?
– Нет, сейчас чувствую, но это твоя…
– Это пока. А чуть позже появится и своя, – он бережно сжал мои ладони. – Мне нужно было сразу догадаться. Ещё тогда, когда ты с такой лёгкостью мою силу приняла. Если бы ты не улетела, всё бы иначе сложилось, честное слово. А насчёт артефакта не переживай, я его заряжу.
– Хорошо. Давай сходим и купим шкатулку, – после недолгого раздумья согласилась я. – Но сразу скажу, что за неё я не буду ничем тебе обязана. Ровным счётом ничем.
– Ты и не обязана, – уголками губ улыбнулся он. – Но мне будет приятно, если ты примешь подарок.
Нет, вы посмотрите, какая покладистость! Зла не хватает!
– Очень странное поведение для человека, на которого девушка подала в суд.
– Когда-нибудь этот суд станет очень забавной историей, которую мы расскажем детям.
– Вот ты нахал, Мейер!
– Это характерно для тех, кто не очень умён, – серьёзно ответил он, а я честно хотела и дальше фыркать и злиться, но губы всё равно дрогнули.
– Ладно, пойдём. У меня есть один замечательный знакомый артефактор, который выручил меня из неприятностей. Он прекрасный наездник, говорит на разных языках, музицирует, а ещё и поёт. Идём, я вас представлю, чтобы ты знал, как выглядят мужчины, отстоявшие очередь за умом.
Гордо вздёрнув нос, забрала из рук Мейера свои ладони и немного его отпихнула, чтоб не нависал. Приоткрыла коробку с конфетами и подцепила один из двух оставшихся батончиков. Делиться с бывшим не стала – вот ещё, обойдётся. Нечего на него вкусняшки переводить.
Откусила кусочек и привычно насладилась горьковато-сладким вкусом. Мейер вдруг изменился в лице, рванул меня за руку, в которой ещё осталась половина конфеты, и поднёс к лицу, жадно втягивая ноздрями воздух.
– Откуда это у тебя? – его голос мгновенно охрип. – Погоди, сначала выплюнь!
– Чефо? – возмутилась я, когда он подставил к подбородку ладонь и сурово потребовал:
– Плюнь!
Расставаться с конфетой отчаянно не хотелось, но вид у Мейера был такой, что стало немного страшно.
– Выплюнь! Это льиф!
Я вынула изо рта кусок батончика, который не успела разжевать и нахмурилась.
– Чего ты взбеленился? Конфеты как конфеты, очень вкусные и бодрят.
– Бодрят? – шокированно переспросил Мейер, а потом внезапно стиснул меня в непрошенном объятии. – Сколько ты уже съела?
– Ну… восемь. Да что на тебя нашло?
Глава 19. Не очень приятный сюрприз
– Лиза, это наркотик. Очень тяжёлый и запрещённый. Откуда у тебя эти конфеты?
– Кона Ваендис угостила… – прошептала я, прикрывая глаза.
Осознание приходило медленно.
Вот как она держит при себе своих девочек! Вот отчего они все такие весёлые и жизнерадостные!.. Вот почему она не стала на меня давить… Решила, что я сама к ней приду за новой дозой. И теперь стало понятно, с чего бы я внезапно начала рисовать, на ходу сочинять стихи и лихо читать на архаичном вилерианском. Видимо, мозг работал на пределе, плавая в озере эндорфинов.
– Иди выплюнь и прополощи рот, – распорядился Мейер, отпуская меня из объятий. – Мы идём искать целителя, а потом зайдём в Городскую Службу Правопорядка, чтобы написать заявление. Когда ты ела их последний раз?
Мысли не повиноваться даже не возникло.
– Вчера утром. Две штуки, – ответила я уже из ванной, прополоскав рот и почистив зубы.
– Когда она тебе их отдала?..
– Она не отдавала. Прислала с курьером, – ответила я. – Мейер, насколько всё плохо?
– Не особо хорошо, но я не целитель, чтобы сказать точно. Дьюкова бездна, у тебя ещё и трансформация не закончилась!
– И что это значит? – жалобно спросила я, возвратившись в комнату.
– Понятия не имею. Всё ещё считаешь, что ты среднестатистически везучая?
Мейер снова сгрёб меня в охапку и прижал к себе, несколько минут безмолвно глядя в окно с напряжённым лицом. Вот теперь я струсила по-настоящему.
– Что нам теперь делать? – голос звучал испуганно и жалко.
– Сначала целитель, потом всё остальное. Одевайся потеплее, там дождь.
– Может, ты один за ним сходишь? – неуверенно предложила я.
– Вот уж нет, ни на минуту тебя больше не оставлю, тем более что в ближайшее время доверять твоим суждениям не стоит, как только начнётся ломка, ты будешь сама не своя. Пойдём, времени у нас немного.
– Ломка? Ломка?! Ты серьёзно?
– Серьёзнее некуда. Ничего, Лиза, мы прорвёмся. Я буду рядом. Одевайся и возьми с собой документы.
Одежда валилась из рук, пальцы не слушались. Мейер помог собраться и обуться, заботливо застёгивая на мне пуговицы, как на маленьком ребёнке.
Я почувствовала себя совершенно разбитой и опустошённой. Слово «ломка» пугало до икоты, а за последние дни на мою долю выпало столько боли и испытаний, что никаких сил больше не осталось. Серьёзно, я подошла к самому пределу. Шаг – и полечу в бездну сломанной куклой.
Ближайший целительский кабинет оказался всего в двух кварталах, но моросил противный дождь, и всё казалось серым и убогим настолько, что даже противно было наступать на тротуар. Мейер держал меня за руку, и я плелась за ним следом. Во рту стоял привкус горечи, настроение стремительно падало, словно капля дождя, торопливо летящая с небес на землю, чтобы разбиться.
В небольшой приёмной было пусто, но кабинет оказался занят, из-за двери слышались детские крики и плач, прерываемые то звонким женским голосом, то убаюкивающим спокойным мужским. Светлые стены давили, а сидящий за секретарской стойкой парень в отутюженной рубашке выглядел враждебно. Он несколько раз прошёлся выразительным взглядом по руке Мейера, что теперь лежала у меня на талии, и в конце концов захотелось наорать на него, чтобы занимался своими делами и перестал на нас пялиться.
Несвойственное мне раздражение всё росло и росло, и вскоре перекинулось с секретаря на Мейера, ведь это из-за его желания жениться на принцессе я оказалась по гланды в этом дерьме. А ещё это он отобрал конфету, а коробку засунул в рюкзак и собирался отдать на экспертизу в городскую службу правопорядка. И это почему-то тоже злило.
Мейер уловил моё настроение и вопросительно заглянул в глаза.
– Уже плохо?
– Нет. Пока просто всё бесит.
– Это, наверное, нормально. Крепись.
Вот только банальных советов не хватало! А то я не знаю, чем заняться! Лучше бы за собой последил!
Доктор принял нас примерно через четверть часа, когда вся небольшая приёмная уже была изучена вдоль и поперёк – и пять дурацких кожаных кресел для ожидающих, и кривой столик со сколом на столешнице, и лежащий на ней потрёпанный журнал, выглядевший так, будто им по очереди подтиралась футбольная команда. Мерзкий журнал с засаленной обложкой! И какое лечение может предложить целитель, держащий в приёмной рассадник сразу всех возможных бактерий?
И не зря я сомневалась в компетентности местного эскулапа. Стоило ему выйти из двери, как сразу стало очевидно, что он просто бесполезный седобородый идиот с носом-картошкой и наверняка фальшивым секвином на лбу. Да кто за него пошёл бы?
– Давай уйдём, – потянула я Мейера на выход.
– Нет, Лиза, нам нужна консультация, – возразил он, а когда я попыталась уйти сама, подхватил меня под мягкое место и внёс внутрь.
Дверь кабинета захлопнулась. Внутри пахло детской отрыжкой и профнепригодностью. Мейер поставил меня на пол, но держал крепко, чтобы не сбежала.
– На что жалуетесь? – с интересом спросил эскулап, одетый в серое подобие медицинского костюма.
– Лизе подарили конфеты, содержащие льиф. Она не знала запаха и не заподозрила подвоха. Съела восемь штук, две из них вчера утром. Остатки я отобрал, и с тех пор она сердится.
Врач аж крякнул от изумления, переведя на меня сочувственный взгляд. Пока я в красках обдумывала, куда и как он может засунуть своё сочувствие, Мейер успел добавить подробности.
– Хм, – задумчиво проговорил эскулап.
И замолчал. Каким-то образом молчание бесило даже сильнее, чем глупые вопросы, что он задавал Мейеру. Бывший теперь тоже бесил неимоверно, хотя и видно было, что он старается. И это старание бесило ещё мощнее!
– Вы – пара? – спросил наконец доктор.
– А может, вы лучше будете задавать вопросы, относящиеся к делу, а не лезть в мою личную жизнь? – зло прошипела я.
– Да, мы пара, – спокойно ответил Мейер.
– Ничего мы не пара, а этот проходимец, – я пихнула бывшего жениха локтем в бок, – только и ищет повода свалить в туман, когда он нужен!
– Мы пара с богатой историей, – невозмутимо добавил Мейер, и прижал меня к себе теснее. – А вообще у Лизы прекрасный характер. Никогда её такой не видел раньше.
– Да мы даже не знакомы толком! – разъярилась я. – Откуда тебе хоть что-то знать о моём характере? Разве что опять напридумываешь себе всякой чуши, а потом я окажусь в ней виновата. Дебил!
Выплюнув последнее слово, я вдруг замерла в неуверенности. В кабинете повисла тишина.
– Прогрессирует… – сочувственно кивнул доктор. – Но это ничего. Лучше так, чем от болей мучиться. Смотрите, вмешиваться я пока не стану. Вы в состоянии подпитывать её самостоятельно. Выдам вам порошок, нужно разбавлять по десертной ложке на стакан воды, а пить не меньше десяти стаканов в день. Это поможет вывести льиф из организма побыстрее. Если что, вот моя карточка, пишите – я приду. Либо присылайте посыльного, если потребуется срочный визит. В целом, если последний приём льифа был сутки назад, а пациентка у нас пока на ногах, не бредит и просто сердится, то могу предположить, что дело обстоит не так уж плохо.