– И что, я выгляжу спокойной? – заорала я на ни в чём не провинившегося врача.
– Нет, кона Елизавета. Но это потому, что вы отказываетесь пить успокоительное.
– Нет, это потому, что меня заперли тут и запрещают выходить! Это тюрьма! Ещё хуже тюрьмы, потому что вы хотите накачать меня какой-то наркотой, а я её пить не собираюсь! С меня и конфет хватило! – бушевала я. – И вообще, я ненавижу больницы!
В просторной светлой палате, куда меня засунули, даже швырнуть было нечего, разве что тумбочку, но она выглядела тяжёлой. Такую, во-первых, ни дьюка не поднимешь, а во-вторых, она если и полетит, то с моей удачей – ровно мне на ногу.
Кружку с отваром, который можно было бы эффектно плеснуть ему в лицо, целитель благоразумно держал в руках. Ещё и стоял в стратегически правильном месте ровно между мной и столом, на котором ждал своего часа поднос с остывающим ужином.
– Кона Елизавета, вы голодны? – невпопад спросил он.
– Что? – осеклась я, но тут же рассердилась вновь: – Нет, я не голодна!
– Но время уже вечернее. Когда вы ели в последний раз? – участливо спросил целитель.
– При чём тут это? Я хочу отправиться к Мейеру, – прошипела я, глядя на него снизу вверх.
– И вы всерьёз считаете, что сможете этого добиться скандалом? – с интересом наклонил голову набок врач.
Я снова осеклась и зло на него посмотрела.
– Хотите, расскажу вам, что я вижу? – участливо вздохнул он.
– Валяйте! Вы всё равно сделаете, как вам надо, – буркнула я, воинственно скрещивая руки на груди.
– Я вижу красивую, находчивую, очень юную девушку, которая оказалась в чудовищных обстоятельствах и которая абсолютно истощена морально и физически. И ваша болезненная реакция на разделение с Мейером абсолютно нормальна, ибо вам кажется, что он – источник помощи и опора для вас. Вы согласны?
– Да!
– И вы готовы сейчас сделать что угодно, лишь бы он был рядом и оказал вам поддержку, так?
– Так!
– Хорошо. Допустим, он сейчас окажется здесь. Знаете, что произойдёт дальше?
– Ваше какое дело? – резко спросила я.
– Я ваш целитель, и моё дело – ваше здоровье, как психическое, так и физическое. А вы изо всех сил пытаетесь рухнуть в сложные отношения, с вашей стороны основанные на невозможности нормально функционировать без его поддержки, а с его стороны – на жутком чувстве вины. Вы бы назвали такие отношения здоровыми?
Целитель протянул мне кружку и ласковым тоном, которым говорят с взбесившимися лошадьми, сказал:
– Выпейте успокаивающий отвар. Клянусь, в нём нет ничего опасного для вашего здоровья. Я ознакомился со всеми предоставленными по вашему случаю материалами, кона Елизавета, и жутко возмущён, что после аварии вас толком не осматривал квалифицированный целитель. Я уж молчу о том, что кто-то должен был осмотреть вас после того, как вы переболели вилерадой. В итоге вы получили лечение только в связи с льифовой абстиненцией, и то я бы вас так быстро не отпускал. Да, вы молоды и одарены очень крепким, даже поразительно крепким здоровьем. Но ваши ресурсы не бесконечны. И да, я обычно против принудительных госпитализаций, однако в данном случае прекрасно понимаю, почему судьи пошли именно таким путём. Им необходимо было убедиться, что вы, кона Елизавета, отдаёте себе отчёт в своих действиях. И, насколько я понял, судьи не нашли другого способа, кроме как разделить вас с Мейером насильно и определить в клинику. Никто не хочет вам навредить, кона Елизавета!
– Да, только все хотят меня использовать! – прорычала я в ответ.
– С этим я спорить не буду, но могу вас уверить, что лично моя цель состоит не в том, чтобы выдать вас замуж или заманить в бордель, а чтобы девятнадцатого числа из этого госпиталя вы вышли в уравновешенном состоянии, чётко понимая, чего вы хотите. Если вы при этом отправитесь прямиком на свадьбу с вашим Мейером, я буду за вас рад. Если вы решите никогда его больше не видеть, я помогу вам защититься. Но в любом случае ни он, ни суд, ничто другое меня сейчас не волнует, ибо меня волнует только ваше состояние, поэтому пейте отвар, ешьте ужин и ложитесь спать. Это лучшее, что вы можете сделать для себя в текущей ситуации, – спокойно настаивал целитель.
– Но Мейер…
– Взрослый мужчина, который в состоянии сам о себе позаботиться. Все эти люди, за поступки которых вы пытаетесь сейчас взвалить на себя ответственность – взрослые, давно проживающие здесь вилерианцы. Они куда лучше вас ориентируются в ситуации и вполне способны разобраться со своими проблемами. Так что сделайте им одолжение – разберитесь для начала со своими. А уже потом занимайтесь всем остальным.
– Но Мейера могут изгнать за то, чего он не делал…
– Я вас умоляю! Это был только первый процесс. Впереди ещё апелляции, возражения и смягчающие обстоятельства. Хотите помочь вашему Мейеру? Позаботьтесь о себе. Ибо согласитесь, он сейчас именно этим и занимался бы, если бы был рядом – заботился о вас. Ведь так?
– Так, – вынуждена была признать я.
– Ну так в чём же тогда дело, милая кона? Если ваши интересы тут совпадают, к чему противиться? Отвар, еда, – снова протянул он мне кружку и указал на поднос с уже остывшим ужином, – а затем крепкий сон. В большинстве случаев реальные события куда благоприятнее и требуют намного меньше нервов и душевных сил, чем их ожидание. Вы сейчас мучаете себя из-за того, что ещё не случилось и, вероятно, не случится вовсе. Я не юрист, но уверен, что в деле найдутся лазейки и смягчающие обстоятельства. Когда вы выйдете отсюда через десять дней, решение уже будет найдено. Не вами, а вашим Мейером и его семьёй, если они не совсем уж идиоты. Это их выбор и их сфера ответственности. А вот выходить из клиники с нервным тиком и синими кругами под глазами или с цветущей улыбкой на губах – это уже ваш выбор и ваша сфера ответственности. Согласны?
Очень хотелось швырнуть в доктора отваром и надеть ему на голову ужин, но проблема в том, что он говорил очень умные и правильные вещи. Бесят такие люди!
– А если я выйду за Мейера замуж, его нельзя будет изгнать из Вилерии? – спросила я, беря из рук целителя кружку.
– Хороший вопрос. Запишите его и задайте потом юристу. Мне думается, что это должно сработать, так как наказание изначально наложено не на него. Насколько я разбираюсь в законах, насильно его выгнать не может никто, только если он сам решит на себя это наказание взять. Другое дело, что ни один вилерианец никогда не позволит плохо обращаться со своей матерью. Мейеру сейчас не позавидуешь, тут даже говорить не о чем, никто не хотел бы оказаться на его месте. Но он взрослый мужчина и воин, за которым стоят семья и клан. А вы – растерянная девушка, измученная перипетиями судьбы. Волнуйтесь за себя, – резонно предложил врач.
– Но я его люблю…
– А себя не любите?
Я выразительно закатила глаза и сделала большой глоток уже не горячего, но всё ещё тёплого отвара.
– Люблю.
– Вот и всё. Завтра мы с вами снова побеседуем, если вы будете в настроении. Вы мне обязательно расскажете, как смогли подать в суд, будучи связанной клятвой о неразглашении. Это очень интересно. Вы – неординарная личность, кона Елизавета, и я рад нашему знакомству, пусть и при таких обстоятельствах. Отдыхайте, набирайтесь сил и помните, что всё будет хорошо. Я бы на месте вашего Мейера приложил все усилия, чтобы быть с вами рядом. Так что решение он обязательно найдёт. А вы просто доверьтесь ему и позаботьтесь о себе. Договорились?
– Да.
Когда целитель ушёл, я поела, искупалась и завалилась в постель. И чем дольше обо всём этом думала, тем сильнее убеждалась в правоте доктора. В конце концов, если Мейер меня действительно любит, то найдёт способ как-то эту ситуацию разрулить.
С этими мыслями и уснула. Отвар свою задачу выполнил.
Мне, разумеется, приснился Мейер, но я не сразу поняла, что это не просто сон, а связь.
– Мейер, всё хорошо? – с тревогой спросила я, обнимая его.
Он кивнул и показал ладонь со святящейся клятвой.
– Ты поклялся со мной не разговаривать? – догадалась я.
Он снова кивнул и вопросительно посмотрел на меня.
– Я в порядке. Клиника нормальная. Не та, где мы были с тобой, но тоже со всеми удобствами. Палата большая и светлая, мебель красивая, унитаз золотой. Всё как в лучших домах. Меня напоили успокаивающим отваром. Целитель сказал, чтобы я не волновалась, а решение ты найдёшь сам.
Мейер активно закивал и улыбнулся. От сердца отлегло.
– Ты злишься на меня за то, что я подала на вас в суд?
Он отрицательно покачал головой и прижал мою ладонь сначала к своей груди, а потом к губам.
– Как твоя мама?
Вилерианец неопределённо пожал плечами, а потом изобразил утирание слёз. Понятно. Я бы на её месте тоже плакала. Пусть плачет. Ничего, иногда полезно.
– А ты?
Мейер показал пальцем на меня и расширил глаза. Видимо, это означало, что я важнее. Чёрт его разберёт. Или дьюк, так как на Вилерии чертей нет.
– Обещаешь не делать глупостей и найти выход?
Он уверенно кивнул и снова поцеловал моё запястье.
– Ну хорошо, – окончательно успокоилась я. – А то мне показалось, что ты собрался третий раз меня оставить.
Мейер отрицательно покачал головой, а потом просто обнял, и я наконец действительно расслабилась и отключилась.
Следующие дни провела по-пенсионерски. Ела, пила, спала, гуляла в небольшом саду внутри клиники в разрешённый час (у каждого пациента своё время) и говорила с доктором. А ещё думала. На пятый день возникло желание с кем-нибудь поругаться в очереди, а на седьмой – поехать в час пик на рынок в другой конец города, потому что там продаётся более хрустящая капуста.
Палата, в которой меня поселили, скорее походила на номер в фешенебельном отеле. Светло-бежевые полы и стены, мебель из тёмного дерева с позолотой, шикарные шерстяные ковры на паркетном полу. Уютно, ненавязчиво, нейтрально. Здесь приятно было находиться. Окна смотрели на город, и с высоты третьего этажа открывался отличный вид.