Мужчина смотрел на макушку опущенной головы и не понимал: это вопрос? Тогда что ответить? Или же У Чан ждет подтверждения своих слов?
– Д-да… – неуверенно произнес Го Бохай.
– Я просто хотел сказать, что с момента, когда с горы Хэншань со всеми избранными спустится ваш ученик и наследник клана У, он станет избранным Небесами, но… – У Чан поднял голову, показав все еще красное лицо, и, выдержав небольшую паузу, твердо заявил: – Это ничего не меняет! Ученик ни на минуту не перестанет думать о вас! Он будет ждать нашей встречи сильнее всего! Не знаю, будет ли учитель так же сильно скучать, но…
– Будет, – решительно ответил Го Бохай, не дожидаясь конца фразы.
Как только на центральной площади горы Хэншань тяньцзиньские красавицы принялись рассыпать лепестки цветов в знак начала церемонии Посвящения, гонец с известием об этом торопливо спустился по гигантской лестнице, взял самого быстрого скакуна и помчался по пути, который совсем скоро будут преодолевать избранные. Посыльный должен опережать их на день, а то и на два, и когда в очередном городе будущие боги будут приветствовать народ, он уже известит другой город об их скором прибытии. К сожалению, не каждому городу или поселению посчастливится принять уважаемых гостей: будущим небожителям банально не хватит всей своей смертной жизни, чтоб посетить каждый уголок необъятной Поднебесной. И народ, конечно, это понимал, поэтому и заполонил главные площади предстоящих остановок избранных господ, так что и лошади негде было проехать.
Когда деревянная красная повозка молодого господина, наследника северного клана У, вместе с остальными остановилась в Тяньцзине, его вдруг охватило волнение. У Чан ошибочно полагал, что поклонение перед достопочтенным главой, который приходится ему отцом, станет самым тягостным событием. Чуть ранее в центре горы Хэншань на подстилке из рассыпанных белоснежных хризантем избранные Небесами предстали перед группой господ – генералами, советниками и представителями знатных северных домов, – возглавляемой главой клана. И на фоне их ровных и важных лиц владыка был подобен самому высокому и неприступному пику, но сейчас У Чан думал вовсе не об отце. И даже не о прощании с наставником, одеяние которого было испещрено такими же белыми хризантемами, как и те, что лежали у ног людей. Картина на столичной площади – вот что заставляло его постоянно думать и переживать. Когда кортеж из конных экипажей наконец прибыл в центр города и молодой господин У отодвинул бамбуковую шторку, он замер: увиденное озадачило его куда больше, чем десяток молчаливых господ из поместья У. Люди по дороге на площадь теснились по обочинам, как рыбешки в маленьком пруду, выкрикивали пожелания и держали в руках наспех нарисованные портреты удивительно похожего на У Чана юноши. Всем им не терпелось, и они были готовы ввязаться в драку друг с другом, лишь бы хоть мельком увидеть лик сребровласого наследника. Как оказалось, там, на родной горе, было в тысячу крат тише, да и никто из встречавшихся на пути наследника не падал в обморок при виде его фигуры. У Чан даже не успел улыбнуться толпе, провожающей взглядом кортеж, как непроизвольно откинулся назад, словно все его существо решило спрятаться. Но, судя по громким радостным возгласам, народу хватило и этого.
«Что… что случилось с этими людьми?» – лишь промелькнуло в его голове. Только недавно он и его учитель были на улицах этого города, и ничего подобного не происходило: местные не сходили с ума и одаривали господина не более чем учтивыми поклонами. Сейчас же они были готовы на многое, лишь бы еще разок взглянуть на него. Лик наследника будоражил людские сердца. Пространство вокруг гудело и наполнялось криками: «У Тяньбао![39] Славный наш покровитель Севера и защитник Небес!»
Вслушавшись в эти слова, У Чан внезапно вспомнил: то имя, которым его называет толпа, он получил не так давно от самого главы клана. Владыка довольно сильно погряз в делах Севера, так что, услышав от супруги о традиции дарования сыну второго имени[40], счел достаточным кивнуть на первое, что та успела предложить. Госпожа пребывала в восторге от всех удачно подобранных ею имен – лишь бы прибавить наследнику и клану большего величия. Она свела отца и сына в приемном зале, достала записи и, вдохнув посильнее, произнесла первое имя – Тяньбао. Теперь наследника знали как «защитника Небес».
У Чан слышал свое второе имя всего-то два раза – когда зачитывала мать и когда отец ровно отрезал: «Достаточно и Тяньбао…» Потому никак не мог свыкнуться с ним и из-за этого ощущал, будто занимает чужое место – того самого У Тяньбао, которого прежде не знал.
Резкий толчок повозки и окрик слуги прервали беспорядочный поток мыслей.
– Молодой господин, мы прибыли!
У Чан поторопился, сделал шаг, но, запутавшись в подоле одеяния, вывалился наружу. Всю площадь Тяньцзинь поглотила душащая тишина. Все застыли, увидев это. Молчание людей было сродни немому суду. Два будущих северных бога еле сдерживались. В парах черных маленьких глаз, хозяев которых У Чан хорошо знал, четко читалось неприкрытые ликование и восторг.
Из-за моментально собравшейся в центре площади безгласной толпы свидетелей восемь избранных Небесами не сразу заметили то, что откидывало на них большую тень. Обернувшись, они молча раскрыли рты. У Чана увиденное также повергло в шок: перед ними возвышалась статуя молодого господина У Тяньбао, затмившая самые высокие дома града, а у ее основания рассыпались дары. Стоящий рядом с наследником юноша с Востока не удержался от комментария и, повернувшись к оригиналу, вдохновенно воскликнул:
– Молодой господин, а вы быстро набираете популярность и завоевываете любовь народа!
У Чан, заметив, как остальные избранные господа поочередно начали оборачиваться к нему и сравнивать с монументом, замахал руками:
– Ну-ну, я лишь обычный смертный.
И хотя это было сказано хладнокровно и безучастно, внутри у него бушевал океан смятения. Сначала унизительное появление, а теперь и статуя, что вызывала неловкость поразительной схожестью с натурщиком: каменные пряди волос и одеяния застыли в движении, словно от порыва ветра, меч, который в одной руке держал каменный исполин, был точной копией того, что остался на горе Хэншань. У каждого будущего бога, глядевшего на это изваяние, возникло чувство, что тончайшей работы статуя У Тяньбао высотой более двух, а то и трех чжанов вот-вот зашевелится, а у окружавшего их народа в этом не было и сомнения – настолько правдоподобно и точно она выглядела.
Застывшего перед монументом У Чана побеспокоил слуга. Он низко поклонился, прежде чем решился произнести:
– Извините! Но молодой господин не может тут надолго задерживаться, его ждет долгая дорога…
– У Тяньбао, уважаемый! – громко воскликнула одна из южных красавиц и помахала рукой.
Нехотя он все же подошел, замкнув собой ряд избранных. Отчаянное желание У Чана как можно меньше сейчас мелькать и привлекать к себе внимание не совпадало с желанием народа. Людям так полюбилась скромность наследника, что через мгновение, как он встал в ряд, народ воспрял духом сильнее прежнего. Из всех уголков площади посыпались возгласы, что эхом отражались от высоких городских стен:
– Наш У Тяньбао! Наша скромность и отрада!
– Северный бог! Защитник народа!
– Наш покровитель!
Внимание, которым одаривали У Чана, не могло не злить двух будущих богов, что минутой назад встретили ликованием падение наследника. Кое-кто из избранных, конечно, заметил их почерневшие от недовольства лица, но не подал вида. Все, кроме Ба Вэньлинь. Южанка не стала сдерживать свое озорство и с напускным спокойствием поинтересовалась:
– Что случилось с ликами будущих северных божеств? Они словно несвежую пида́нь[41] испробовали!
Бань Лоу и Цюань Миншэн, на которых сейчас смотрела улыбчивая девушка, лишь фыркнули и сделали вид, что ни ее слов, ни возгласов народа не услышали. К девушке присоединился ее брат, юный господин Ба Циншан, он подтолкнул ее плечом:
– Ну что ты такое говоришь, А-Линь! Господ нужно поберечь. Вот-вот, послушай, сколько в свой адрес лестных слов они могут услышать, а сколько уже получил господин У Тяньбао. Тебе должно быть стыдно за свое злорадство!
Когда сказанное донеслось до слуха Цюань Миншэна, он бросил:
– Кого еще жалеть надо из нас троих! Понятное дело, народ решил смилостивиться над вывалившимся на площадь господином!
Началось действо. Из последней повозки вышли четыре старика-летописца. Пройдя медленно и непринужденно в центр площади, один из них развернул длинный свиток и, удерживая его перед своим лицом, начал звонко зачитывать. Все на площади замерли.
– Господин Бань Лоу! – юноша кивнул.
– Господин Цюань Миншэн! – названный повторил за первым.
– Господин У Тяньбао!
У Чан склонил голову, а в его мыслях промелькнул вопрос: «Только ко мне обратились по второму имени?» Он перевел взгляд на стоявших справа и не увидел и толики удивления на их лицах.
– Молодая госпожа Ба Вэньлинь!
– Господин Ба Циншан!
– Юная госпожа Луань Ай!
– Господин Мэн Чао!
«Снова странность, – вновь подметил У Чан. – Почему очередность имен избрана не по территориям?»
– Госпожа Шао Жоу!
– Госпожа Фань Мулань!
Все девятеро, услышав, как бумага в ладони мужчины начала сворачиваться, вытянули руки перед собой и выдали притихшим зрителям почтенный поклон цзои́[42]. Головы застывших в такой позе молодых людей опустились ровно на три четверти перед сложенными ладонями, четко, словно единый отлаженный механизм, и на словах мудрейших старейшин «Будущие покровители Поднебесной!» народ взорвался радостными аплодисментами.
Выказав признательность зрителям и обернувшись к своему каменному двойнику, У Чан вновь задумался. Статуя уже не казалась ему чем-то позорным и издевательским, теперь она была могучей, славной и великолепной. Особенно впечатляли детали – пряди волос у юного лица имели схожую определенную длину…