Го Бохай так увлекся отдельными фразами, вырванными учеником из контекста, красивыми и ни капли не испорченными, что не заметил, как сам долистал до страницы с загнутым уголком. Дальше он читал каждую строчку, темнея, как туча. Складывалось впечатление, что У Чана не сильно заботило написанное здесь свинство, он будто игнорировал его или не понимал и выбирал поистине поэтичные предложения.
«Почему У Чан не говорил, что ему нравится поэзия? Я бы попросил слуг купить ему по-настоящему хорошие книги», – подумал Го Бохай.
Раздался тихий стук в дверь, но он отреагировал не сразу. Сначала Го Бохай сомневался, не Сянцзян ли за дверью, но после понял, что звук совсем непохож на уже привычный и хорошо знакомый ему стук клюва о дерево.
Го Бохай отложил сборник, открыл дверь и оторопел: поначалу он подумал, что это одна из служанок, что отвечала за уборку его спальни, только с распущенными волосами, однако тут же он узнал в девушке Минь-Минь. Она смотрела в пол поникшим взглядом и рукой прикрывала лицо от взора господина.
– Что-то случилось? – твердо спросил он, напугав своим грозным тоном девушку, так что она вздрогнула. Минь-Минь поклонилась и, сдавливая всхлипы, тихо произнесла:
– В-в-вас ждет госпожа…
Мужчина прищурился и внимательно осмотрел дрожащую перед ним. Заметив красноту на ее лице, которую не могли скрыть ни волосы, ни маленькая ручка, он не смог сдержать вопроса:
– Это она сделала?
Служанка ничего не ответила, но в подтверждение его догадок посильнее прикрыла распухшую от сильного шлепка щеку.
По велению госпожи У он направился к мостику. Чем ближе Го Бохай подходил к домику воспитанника, тем отчетливее слышал крик, доносившийся из глубины поместья: из покоев главы клана раздавались брань хозяйки горы и металлический звон, из чего было ясно, что она швыряла бронзовые блюда в разные стороны.
Как только владыка вновь покинул гору Хэншань, эта женщина снова стала проявлять вопиющее неуважение к окружающим. Вот бы сейчас увидел это Сянцзян, что, сидя на ветке, глумился над простотой подчиненных, над тем, как они заблуждаются насчет «доброй» госпожи. Он бы точно не сдержался и загаркал в смехе на всю округу, выкрикивая:
– Ну что же вы бежите от своей госпожи? Ради бога и кошка мышку не тронет!
Дойдя до источника шума, Го Бохай стал невольным зрителем того, как под фразу «пошли вон!» все слуги выбежали из покоев и скрылись за одним из домов, даже не поприветствовав господина. Он аккуратно, не желая стать мишенью для кинутой тарелки, заглянул в приоткрытую дверь. Женщина, сидящая на полу у чайного столика, заметив его, язвительно заговорила:
– Ну что ты как чу-жой! Заходите, уважаемый Го Бо-хай.
Она по слогам произнесла слово «чужой» и его имя, и это насторожило наставника. Он не торопясь зашел внутрь и, закрыв за собой двери, поначалу изъявил желание остаться у них, а не проходить в глубь комнаты.
Госпожа была сама на себя непохожа и выглядела в разы хуже, чем во время организации церемонии Посвящения будущих богов: растрепанные волосы, мятые одеяния и красные, припухшие от слез глаза. Если ранее она производила впечатление статной, благоухающей, истинной хозяйки горы Хэншань, внушала страх и уважение, то сейчас ничем не отличалась от зареванных служанок, что выбежали из ее покоев минутой ранее. Го Бохай в данную секунду испытывал к ней лишь жалость.
Бах! – женщина, не поднимая головы на стоявшего в дверях, ударила по столику, и деревянная поверхность затрещала.
– Сядь! Быстро!
Го Бохай решил исполнить ее желание и неторопливо прошел вперед. Обойдя раскиданные по полу вещи, он уселся напротив озлобленной и со спокойствием и благоговением поинтересовался:
– Что же случилось у госпожи, что она выглядит так, будто в ее семье кто-то скончался на поле битвы? Насколько мне известно, все хорошо.
Женщина приподняла голову и, бросив взгляд исподлобья, сквозь зубы прошипела:
– Ты…
– Я? – удивился Го Бохай. – Но что же этот достопочтенный такого сделал, что довел вас до рукоприкладства?
Ладонь, что недавно ударила по столику, а еще ранее – по служанке, собралась в кулак.
– Что тебе нужно от У Чана?
От заданного вопроса наставник слегка растерялся и удивленно вытаращился на собеседницу.
– Чего ты добиваешься все это время? Дожидаешься, когда он станет богом, чтобы после забрать его душу?
Выражение лица Го Бохая изменилось: тонкие брови, выражавшие удивление, вернулись в исходное положение, а недоумевающая и нервная улыбка вмиг стерлась.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Резкая смена интонации и неуважительное обращение к госпоже разозлили ее сильнее, и она, вновь стукнув по столу, закричала:
– Достаточно этих притворных улыбок! Озвучь мне истинную цель, для которой тебе нужен мой сын!
– Ох, сын… Неужели впервые в жизни ты вспомнила, что тебя неугодным, нерадивым, никчемным, а тут вдруг…
– Молчи! – выкрикнула госпожа и на этой фразе швырнула скомканный листок бумаги в лицо сидящего перед ней. – Красиво лепечешь, вот только я знаю истинную твою сущность.
Го Бохай попытался отвернуться от брошенной в него бумажки, как от пощечины, но она все же коснулась его лица, на котором сохранялось каменное выражение. Словно ничего не произошло, он поднял скомканный листок и развернул его.
– Ты решил обыграть наш уговор, не так ли?
Вскипевшая до безумия женщина схватилась за его руку, впиваясь ногтями в нежную плоть, и потянула на себя. Более Го Бохай терпеть не мог. Он вырвал свою кисть из плена, повалив госпожу на пол, и поднялся на ноги, сжимая исписанный листок в руке.
– Ты забываешь, с кем говоришь, – глубоким голосом произнес он. – Ничто не вечно в этом мире, как и мое терпение.
Женщина, продолжая лежать в его ногах, не поднимала головы.
– В нашем прошлом остался неразрешенный уговор, который ты, госпожа, похоже, удачно позабыла. Неужели та ночь на рисовых чеках твоего обедневшего отца стерлась из памяти? Тогда ты предстала передо мной в отчаянии, опустила колени в погибшую почву, моля о помощи. Твой долг передо мной велик, так как я выполнил твое желание. Или позволь мне напомнить о более темной странице в твоей истории. Как ты хотела пожертвовать тем, кого носила в утробе, в обмен на благую жизнь и семейное счастье рядом с главой клана У. – Го Бохай с холодным, внушающим ужас выражением лица склонился, и его слова струились, как ледяная река: – Пожелаю – присвою душу наследника себе, – голос его был четким и безжалостным, от которого госпожа на мгновение замерла, забыв обо всем на свете. – А пожелаю, могу и раскрыть твоему любимому супругу, как именно упавшая на дно нищеты превратилась в превосходную хозяйку горы Хэншань.
– Ты… ты не смеешь…
– Отчего же? Посмею, если и впредь будешь забывать, кто тут хозяин.
На этих словах женщина не сдержалась, и из ее глаз полились слезы отчаяния. Она пыталась что-то выдавить из своих уст, цепляясь и подтягивая к себе подол одеяний стоявшего перед ней. Ее судорожные попытки призвать к милосердию Го Бохая оставались безответными. Одним движением он вырвал подол, не обронив ни слова, развернулся и захлопнул за собой дверь, оставив госпожу наедине со своими слезами. Из-за закрытых дверей раздался вой, сравнимый с криком дикого животного.
Но стоило Го Бохаю оказаться во дворе поместья, а крикам смолкнуть, как его руки предательски затряслись. В ужасе от самого себя он прикрыл дрожащие губы. Внезапно уверенность и непоколебимость резко сменились паникой и непониманием – разве когда-либо он себе позволял говорить подобное? Хватило лишь услышать имя воспитанника из уст госпожи, чтобы внутри снова что-то щелкнуло. Он исполнил роль бесстрашного феникса, способного уничтожить угрозу одним махом крыла, но тем не менее не мог поверить, что произнес такие слова вслух. Каждый рабочий на поле, каждая оборванная девушка, скитающаяся по улицам, были для него как брат и сестра. Его язык никогда не повернулся бы высказать такое – «кто здесь хозяин» – до сегодняшнего дня.
Но, несмотря на ужас ситуации, единственный зритель этого представления остался доволен.
– Аха-ха, вот это я понимаю! Давно не видел демона Непогод во всей его могущественной форме! Наконец-то ты показал место несносной бабе!
Го Бохай поднял голову и увидел на краешке крыши ворона.
– А ты, как я посмотрю, все видишь и слышишь.
– На то я и демон Тьмы!
Го Бохай торопливо направился к своему домику, расправляя бумажку в руках. Он даже не подумал узнать, почему Сянцзян здесь, а не с кортежем будущих богов. Пальцы наставника все еще подрагивали, а рассудок никак не мог прийти в спокойное состояние. Что в ней такого написано, что женщина вдруг вспомнила былые дни?
– Подожди, – ворон спустился, и земли коснулась пара ног. – Что это? – Сянцзян остановил Го Бохая в центре крытого мостика и поднес его дрожащую руку к своему лицу. Некоторое время они так и простояли, пока демон не открыл рот: – Го Бохай, – Сянцзян перевел глаза с листочка на бледнеющее лицо, – этот день когда-то должен был настать…
Произнеся это, демон заставил сердце Го Бохая сжаться. Каждый стук словно механического, заклинившего устройства становился все больней и невыносимей. «Такое не должно было случиться… Не здесь, не сейчас, не в этой жизни!» Он перевел взгляд обратно на листок в трясущихся руках и застыл.
– Ты ничего не можешь поделать, – голос стоявшего позади ледяным ветерком прошелся по спине Го Бохая, – это будет повторяться раз за разом, из жизни в жизнь… – Сянцзян потянулся к плечу Го Бохая, но тот резко сорвался с места и направился вперед. – Го Бохай! Постой!
Он достиг своих покоев, и двери намертво захлопнулись. Сянцзян пару раз дернул ручку на себя.
– Как бы ты ни бежал, истина тебя настигнет. И чем больше ты оттягиваешь, тем сложнее будет ее принять! Го Бохай!
Демон на мгновение замолк, прислушиваясь к звукам по другую сторону двери, но там словно никого и не было. Сянцзян посильнее сжал ручку двери и, дернув ее в