Мэн Чао часто спрашивал его мнение, местами подшучивал над слишком суровым выражением лица наследника и тем самым выводил его на чистую воду, получив желаемое. Наконец, когда они почти приехали к городу Лунъюань, У Чан, сам того не замечая, уже открыто общался со своими двумя спутниками. Он было решил, что их троица – самая тихая и спокойная по сравнению с остальными, но, как оказалось, в их компании есть тот, кому есть что сказать по любому поводу: Мэн Чао то и дело вел разговоры о культуре Востока и беспрестанно всем восхищался.
У Чан удивлялся познаниям всегда энергичного юноши и неоднократно сам задавался вопросом: не слишком ли много столь молодой господин знает о древности? Ведь по словам, что без затишья лились из его уст, и по манере речи можно было легко понять, что Мэн Чао выходец из простого люда, хотя и рос и воспитывался в именитом семействе. Но уточнять У Чан не решался. К тому же с этой задачей вполне удачно справлялись другие избранные господа. Они нередко заостряли внимание на его происхождении. И по тому, как Мэн Чао не замечал шуток в свою сторону – или делал вид, – суждение У Чана о статусе товарища крепло.
На фоне остальных наследников богатых домов и влиятельных кланов Мэн Чао, хотя и образованный, все же выделялся. Он выглядел как курица-несушка, кудахчущая над всеми, как над цыплятами. Именно из-за этой черты над ним смеялись, называя его «просвещенным голяком».
Образование и бедность, как известно, не могут ужиться вместе. Родиться бедным в Поднебесной – равно что родиться под несчастливой звездой. Детям из таких семей приходится обходиться лишь крупицами знаний, многие даже не знают, как правильно написать свое имя. В то время как появиться на свет наследником чьего-то богатого дома значит буквально утопать в реках высокой литературы, позволяющей получить сакральные знания и постичь истину. Что бы там ни говорили, как бы складно ни рассуждали об общечеловеческих ценностях и доступности знаний для истинно желающих их получить, реальная плата за просвещение – деньги.
И потому-то у многих возникали сомнения: неужели молодой господин Мэн самостоятельно познал то, о чем теперь ведет разговоры? Если это так, то ему нет цены и его выдающимся качествам можно только позавидовать. Но окружающие в это не верили и продолжали потешаться.
Луань Ай тоже была не без загадок. Наследница влиятельнейшего клана, что долгие годы контролирует Восток, не получила должного образования? Слабо верится. У многих из избранных господ наставники были удивительно начитанными и образованными, а у некоторых будущих богов их было сразу несколько. И сложно представить, что у семейства Луань не хватало денег, чтобы пригласить хотя бы одного учителя для дочери. Еще до отбытия с горы Хэншань У Чан постарался найти информацию о многих избранных. Он выяснил, что Луань Ай – единственная наследница клана. Возможно, заключил юноша про себя, чрезмерная любовь родителей стала причиной ее скудных знаний.
У Чан обращал внимание и на других: брат и сестра из семейства Ба оказались довольно самоуверенными, с ними просто невозможно было расслабленно общаться, а Шао Жоу и Фань Мулань – полные противоположности друг друга: одна была душой компании, а вторая словно боялась проронить и слово лишнее, но, несмотря на это, они на удивление были дружны.
Так как троица сейчас направлялась к городу Лунъюань в повозке У Тяньбао, письмо от учителя, которое он так и не раскрывал, не осталось незамеченным. Поначалу Мэн Чао обратил внимание лишь на цзянь с гравировкой «Сяньбай».
– Уважаемый У Тяньбао только начал путь, а уже обзавелся духовным оружием с озера Поянху? Похвально! – восхитился он и перевел взгляд на лежащий под ним конверт, перевязанный красной лентой. По взгляду было ясно, что письмо его заинтересовало, однако У Чан убрал его до возможных вопросов товарища.
– Это меч моего учителя, – скомканно произнес У Чан.
Не прошло и минуты неловкого молчания, как Мэн Чао снова завел разговор. На этот раз он решил поделиться своими знаниями об упомянутом озере:
– Та богиня из мифов селян, живущих рядом с металлическими водами Поянху, на самом деле уже давно не относится к небесному чертогу. И все потому, что она сотворила немыслимое. В свое время, когда ее еще знали как покровительницу драконов и создательницу всего металлического на свете, она несла бремя ответственности за чистилище душ – встречала умерших на входе и не давала им заплутать. Но ей хотелось быть ближе к своему народу. В один из дней Небеса узнали о страшном поступке и наказали ее. Дело в том, что она создала двух призрачных стражей: взяла умершее в мире людей дитя и дала ему вторую жизнь, затем разделила его сущность пополам и сделала двойника.
Тут Луань Ай побледнела, а ее глаза покраснели.
– Ужас, не правда ли? – добавил Мэн Чао мягким голосом. – Поэтому она и была наказана. Если небожители примутся распоряжаться жизнями, особенно таким жутким способом, то на Небесах, как и под ними, начнется хаос. Причина ее деяний крылась все в той же любви к людям. Она хотела оставить свое творение у входа в чистилище как стражей, а сама отправиться в Поднебесную. В итоге ее наказанием стало изгнание. Ее лишили божественных сил и скинули в воды озера Поянху, где она обратилась в огромного водяного змея и даже была рада такому стечению обстоятельств. Она полагала, что этим наказание ограничилось, но, как оказалось, оно заключалось в другом. За проявленные жестокость и безрассудство как в отношении смертного, так и душ усопших, что она поместила в тела стражей, Небеса ее прокляли. Верховный совет сказал: «Пусть твой народ увидит истинное лицо своей покровительницы!» И смысл этой фразы стал понятен ей, только когда люди, что с ней сталкивались, падали замертво. Поэтому считается, что обычный человек ее никогда не увидит, а вот тот, кто познал бессмертие, столкнувшись с ней, не умрет, но…
Мэн Чао сделал небольшую паузу, чтобы насладиться предвкушающими взглядами слушателей: У Чан и Луань Ай ловили каждое его слово.
– С бывшей богиней Лункэ нужно быть аккуратнее. Она не только дарует духовное оружие за проявленную храбрость встретиться с ней лицом к лицу, но и устраивает испытания каждому, кто к ней заявится. Видимо, оттого, что в глубинах ее души кроется обида на Небеса, к будущим богам она негостеприимна, и они вынуждены проходить ее бессчетные испытания, если хотят получить что-то из ее арсенала. – Мэн Чао обратился к приятелю: – Каждое орудие, сотворенное хозяйкой металлических вод, особенное. Знаешь почему?
У Чан помотал головой, а говорящий указал на меч:
– Все потому, что в клинке – душа. Только не смертного, а священного существа. Что за дух находится в цзяне твоего учителя, я не скажу, но, возможно, знает он. И… лучше бы этот белоснежный клинок одобрил тебя как нового хозяина. Ведь изначально не мы выбираем духовное оружие, а оно нас.
Мэн Чао приметил неуверенность во взгляде приятеля:
– Ничего, он же с тобой. Ты им уже управлял в бою, а значит, он тебя принял.
– В бою? – удивилась Луань Ай.
– Многие наслышаны о подвиге наследника клана У на горе Хэншань. Я имел в виду тот день, когда он одолел демона…
У Чан же подумал: «Но это был не я вовсе». И этой мыслью только усилил поток переживаний: этот меч он еще ни разу не доставал из ножен, а значит, реакция Байшана на нового хозяина пока никому не известна.
Сама Луань Ай очень долгое время, пока пребывала на горе Хэншань, восхищалась подвигом наследника и сейчас возжелала вновь выказать свое уважение, но внезапно оба юноши напряглись и застыли, из-за чего девушка тоже насторожилась.
В конце кортежа повозок будущих богов разросся гомон среди слуг, да такой, что многим господам пришлось выйти наружу, дабы разобраться в этом деле. У Чан и Мэн Чао переглянулись и уже потянулись к двери. Волна возмущения быстро приближалась к их повозке, и недовольных становились все четче и четче слышно.
– Ч-что… что вы делаете?!
От слуха У Чана и Мэн Чао не ускользнул ни один звук происходящего за тонкими стенами, отделяющими их от нарастающего хаоса: кто-то бранился благим матом, кто-то толкался и кричал, а кто-то даже успел огорченно воскликнуть: «Мое оружие!»
Юноши взглянули на испуганную Луань Ай. За дверью послышались тяжелые шаги. У Чан прижал наследницу к стене и прикрыл ее своим телом, а Мэн Чао сел по другую сторону дверного проема.
Без предупреждения некто потянул дверь на себя, и та отворилась.
– Здесь никого!
Последовал второй голос:
– Не может быть! Ну-ка, загляни внутрь!
Неизвестный встал на маленькую ступеньку повозки, отчего та накренилась, и вытаращил глаза. Увидев двух юношей, он не успел и рта открыть, как сразу получил увесистый удар по лицу. Мэн Чао надеялся все же увидеть кого-нибудь из избранных господ или их слуг, но, только заметив рожу мужика, отвесил незваному гостю ногой.
Мужчина вывалился на дорогу и принялся кричать, указывая пальцем:
– Они там! Они там! Будущие боги там!
Мэн Чао уже приготовился принять второго гостя, но несколько пар рук ловко выловили его, вытащили на улицу и бросили на землю. У Чан ринулся за ним, оставив Луань Ай в повозке с надеждой, что ее не заметят. Но как только юноша показал нос, те же руки выволокли наружу и его.
Перед У Чаном в ряд выстроились три здоровых амбала, как на подбор: с серыми, пропитыми лицами, прическами, напоминавшими пучки сена, и кривыми зубами, похожими на прогнивший, покосившийся забор. По поношенной одежде незнакомцев Мэн Чао сразу понял, кто это:
– Разбойники!
Тот, что держался за разбитый нос, приготовился пнуть парня в отместку, но его остановили.
– Проверь оружие! – приказал мужчина покрупнее.
Уже почти всех избранных господ повытаскивали из повозок, и рядом с каждым стояла пара амбалов. Не оставалось сомнений, что перехват движущегося через ущелье кортежа не был случайностью. Местность позволяла устроить хорошую засаду: узкая дорога, по сторонам которой еще осталось что-то от реки Шуйлун, не давала пойманным ринуться в разные стороны; шумные воды водопадов, впадающие в ту же реку, помогли разбойникам тихо подобраться поближе и остаться незамеченными, а скалистые горы ущелья предоставили хорошие места для укрытия. Даже не имея познаний о стратегиях захвата, У Чан и М