Однако, когда его нерешительность почти взяла над ним верх, у Сянцзяна непонятно каким образом получилось поджечь один из факелов. Огонь был таким хиленьким, что вторую ветвь, обмотанную тканью, зажег не сразу, но все же зажег.
Го Бохай не разделил идею тратить оба факела зараз и попытался тут же потушить один из них, но Сянцзян его остановил:
– Ты мыслишь плоско. Если вдруг мы по каким-то причинам разделимся, кто-то останется без света. Не волнуйся, если эти факелы закончатся, мы быстро сделаем еще из твоего длинного подола.
На самом деле Сянцзян размышлял правильно. Где еще тут, в темных коридорах пещеры, им найти огонь?
Го Бохай стряхнул остатки снега со своих одеяний, взял факел и пошел первым, правда, довольно неуверенно. Спутники шагали рядом, выставляя факелы впереди, и наставнику все время что-то попадало под ноги: он то запинался о камни, то наступал на них и терял равновесие, а Сянцзян все время ворчал, потому что Го Бохай хватался за него.
– Мы так точно живыми не доберемся до твоего храма! Ты можешь смотреть под ноги?
Сянцзян поменялся с ним местами и не обнаружил ни одного препятствия, в то время как его спутник все продолжал нелепо ковылять. Наконец, наступив на очередной камень, Го Бохай не удержался и ахнул от боли. Сянцзян опустил факел к земле. Как только свет пал на землю, мелкие камни под ногами странным образом дрогнули, а демон увидел кровавый след, который тянулся за Го Бохаем. По-видимому, когда он упрямо карабкался на другую сторону хребта или когда упал в расщелину, повредил ногу острым камнем.
Сянцзян бросил взор на Го Бохая, будто бы тот специально молчал, передал ему свой факел и силой стянул с него сапог. Рана была значительная. Не потратив и секунды на размышления, демон принялся отрывать новый лоскут ткани от подола синего одеяния Го Бохая. Слушая приглушенный недовольный бубнеж, Сянцзян перевязал ступню спутника и вернул ее обратно в сапог. Лишь закончив, он нарушил свое молчание:
– Будешь должен… Твоя рана может принести много неудобств нам обоим, а кровь – привлечь незваных гостей. Здесь нельзя надолго оставаться.
Го Бохай прекрасно это понимал.
Они продолжили идти, и наконец длинный коридор вывел их в лабиринтную часть грота. К удивлению обоих, те камни, что будто специально попадались Го Бохаю на его пути, резко перестали портить ему жизнь. И от этого в его сердце закралось нехорошее предчувствие. Все выглядело так, словно кто-то умышленно подкидывал их под ноги раненому.
Го Бохай и Сянцзян остановились у развилки – впереди было четыре одинаковых на вид пути. И оба тут же принялись спорить. Если, вступая в словесную перепалку со своим воспитанником, Го Бохай умилялся простоте доброй души и озорству ученика, превращая спор с ним в легкие дебаты, то с Сянцзяном поиски общего решения всегда приводили лишь к скандалу. Вот и сейчас они стояли и спорили, куда пойти, как два поседевших соседа, ругающихся изо дня в день через общий забор. Было непонятно, по какому из четырех совершенно одинаковых темных и холодных путей нужно следовать. Но Сянцзян почему-то решил, что тот путь, который предлагает Го Бохай, более опасный.
– Ты что, не мог двести лет назад поместить тут табличку, указывающую дорогу? Сначала завалил камнями собственный храм, а теперь ведешь меня на верную гибель!
В этот раз Го Бохай отнесся к его словам с пониманием. Все же не надо забывать, что Сянцзян – демон и подобные места его сильно тревожат. Наставник уже хотел согласиться с паникующим и пойти туда, куда он укажет, но тот вдруг поменял свое решение.
– Пойдем сюда! – Сянцзян указал на самый ближний к себе путь и стал пристально следить за реакцией Го Бохая.
– Тогда туда, какая разница – все одинаковое!
Сянцзян поменял свое мнение вновь. Но только он показал рукой, куда идти, как над их головами эхом пролетел женский смешок:
– Хи-хи-хи…
Морозящий холод прошиб обоих. Не то чтобы эти двое были из пугливых, но до этой самой секунды они до последнего верили, что находятся в пещере одни. Не двигаясь с места, Го Бохай перевел взгляд на застывшего Сянцзяна и рассмеялся:
– Не иначе как тебе страшно?
В ответ темная фигура, освещенная тусклым светом факела, проговорила:
– Что за чушь! Сам-то в это веришь?
– Все-таки тебе страшно… В-вон как трясешься!
– Можешь долго меня убеждать в чем угодно и как угодно, но ты ничего этим не добьешься. Я не боюсь, я просто не могу бояться, а вот ты чего вдруг начал заикаться? Все! Пойдем вот этим путем, мне кажется, голос донесся оттуда!
Решение было довольно опрометчивым. Лабиринт коридоров внутри горы мог оказаться очень петлистым, дороги сходятся и расходятся, а значит, этот смех мог звучать из любого тоннеля. Или вовсе все четыре прохода могли вести в одно место, где сейчас, возможно, и стоит, ожидая гостей, веселая барышня. Так что как поспешное решение Сянцзяна, так и уверенность Го Бохая, вероятно, были ошибочными.
Го Бохай махнул рукой:
– Вот и иди тогда первый, раз так считаешь.
И ни капли не сомневаясь в себе, Сянцзян пошел. Как только его нога ступила в пещеру, в ее конце все загудело, задрожало, и из нее вырвался сильный поток воздуха. Сянцзян сдал назад, и от порыва ветра его факел вмиг потух.
– Вот видишь, – произнес Го Бохай, поджигая его факел своим, – не все так просто. По-видимому, мы должны пойти тем путем, каким хочет хозяйка этого места. Увы, от нас уже ничего не зависит.
– Еще чего! – возмутился Сянцзян, как только Го Бохай отошел.
Однако ветер из пещеры подул вновь, потушив факел второй раз и взъерошив волосы демона так, что его прическа стала походить на стог сена. Теперь Сянцзян сам подошел к Го Бохаю и, подпитав огнем его факела свой, спросил:
– Хорошо, и куда?
– Не знаю. Куда идти, пока не пойму…
– Ты уверен, что это не ловушка? Мало свирепых духов будут добренькими по отношению к демону и беглецу с Небес! Может, все-таки портал, а?
Но Го Бохай лишь покачал головой и принялся выхаживать у трех других входов в неизвестность. Два первых, что он осветил факелом, таким же образом отреагировали на его попытки пройти, и, подойдя к последнему, он горестно вздохнул:
– Видимо, нам сюда.
В подтверждение его слов, когда оба вступили в пещеру, ожидаемого шквала ветра, как и игривого смешка, не последовало. Го Бохай и Сянцзян прошли вперед в полной тишине.
Пещера, ничем не отличавшаяся от других, вела их большим коридором и все время петляла то влево, то вправо. Иногда им даже приходилось спускаться на уровень ниже, ползти и карабкаться, чтобы наконец, к удивлению обоих, оказаться в нужном месте. Сянцзян все это время полагал, что храм Тяньтань находился у подножия или, возможно, чуть выше уровня земли, но, по его примерным подсчетам, полуразрушенное здание, освещенное тонкими лучами света, пробивающимися из мелких расщелин, оказалось где-то в середине головы Небесного бога.
Славой и великолепием от этого храма, расположенного в большом пустом гроте, более не веяло. Вокруг плохо сохранившегося здания были разбросаны куски его былой мощи. Повсюду валялись щепки, половинки черепиц, остатки ранее красивых узорчатых перил, что мигом разлетелись, когда на них обрушились столбы, некогда поддерживавшие крышу. У ног путников лежали покосившиеся ворота из красного дуба, почерневшие со временем из-за сильной влажности и холода. Возможно, будь сейчас рядом с Го Бохаем не демон, а небожитель, тот бы упал на колени в ужасе от увиденного: как бог непогод мог сам сотворить такое со своим источником сил – храмом? Для каждого из живущих наверху подобный способ избавления от всего нажитого воспринимается как самоубийство, но только не мгновенное, а медленное и невыносимое – словно отрезать от себя по кусочку, пока не закончишься. Но для Го Бохая, что никак не отреагировал на увиденное и лишь перешагнул через лежавшие развалины, это казалось спасением: стерев таким образом остатки воспоминаний о прошлом и начав новую жизнь, он наконец принадлежал только себе.
Подойдя к полуразрушенной лестнице, Го Бохай по старой привычке поднял голову и взглянул на почерневшую, как и ворота, надпись. На деревянной табличке, висевшей над входом в храм, некогда золотым цветом было написано: «Тяньтань – храм бога дождей и гроз». А чуть ниже – напутственное слово самого бога: «Каждая душа сыщет прощения. Но не каждая это понимает».
Он вошел в храм, а немного погодя к нему присоединился Сянцзян. Пространство было довольно большое, почти все из чистого дерева. Это говорило о том, что храм возведен в честь покровителя стихийных сил, каким и был Го Бохай. Если бы храм принадлежал покровителю физических сил, к примеру богу войны, здание было бы построено из камня, что указывало бы на твердость и непоколебимость; если богам, занимающимся процветанием Поднебесной, – помещение было бы искусно расписано древними поэмами и украшено изящными живописными картинами, что подчеркивало бы труды богов литературы и богов благополучия; если бы то был храм неповторимых бессмертных Сынов Неба, то состоял бы он из чистого нефрита, золота и яшмы.
В мире людей даже появилась особая должность – «Рука божьей воли». Ее занимали высокооплачиваемые и премногоуважаемые мастера, что во славу богов, по заказам богатых сановников и генералов, которые желали выслужиться перед жителями небесной столицы, производили на свет исключительные по своей изящности плоды художественного промысла: статуи, которые, казалось, вот-вот оживут, удивительно выразительные панно с портретами богов, замысловатые росписи стен или лирические поэмы, высеченные на камнях. Прибывший на гору Хэншань мастер Ли, воссоздавший тяньцзиньскую статую будущего бога У Тяньбао, как раз занимал эту должность.
Хотя храм Тяньтань ныне совсем пришел в негодность, по остаткам прежней роскоши было ясно, что выглядел он в свое время изумительно и утонченно. Взглянув на уже покосившиеся и почерневшие стены и царящую кругом разруху, можно было с легкостью представить масштаб величия бога дождей и гроз в прежние времена.