У Чан никак не ответил и уж тем более не мог понять, что происходит. Он продолжил смотреть представление. Девушки в этот раз вышли без масок, но они так быстро меняли позы, что их движения и лица расплывались в глазах наследника. Вскоре и энергичная музыка пипы стала резкой и неприятной, настолько, что все звуки смешались в единый неистовый гул. Мэн Чао, аплодируя красавицам, болтал без умолку, но все его слова доносились до У Чана бульканьем, поэтому одурманенный попытался сосредоточиться на сцене, стараясь не отвлекаться на тошнотворные ощущения.
Девушки махнули длинными рукавами, и за их спинами появился мужчина. Непохоже, что он был актером. Все танцевали, а он вальяжно развалился на полу, положив голову на одну руку. Своими черными, как вороново крыло, одеяниями он совсем не подходил к яркому представлению. В руке, упирающейся в колено, он держал половинку фарфоровой маски лисы, которая скрывала лишь верхнюю часть его лица. Странно, но для У Чана он был единственной четкой фигурой на сцене.
Предельно сосредоточившись на нем, У Чан поинтересовался:
– Мэн Чао, а кто тот господин?
– В центре? Купец.
– Нет, другой. Тот, что сидит на полу позади танцующих.
Мэн Чао слегка привстал:
– Ну ты и шутник, такого там нет! Зачем дурачишь меня?
У Чан отмахнулся и, облокотившись на стол, собрался с силами. Он поморгал, но мужчина из его поля зрения так и не пропал, даже стал более четким, словно наваждение какое-то. Распущенные черные волосы чуть ниже плеча, украшенное мелкими узорами одеяние, кожаные сапоги, которыми он притопывал в такт мелодии, и не сходящая с лица ухмылка – все это У Чан видел так, если бы в действительности стоял перед лежавшим на сцене человеком. В его белой маске были прорези для глаз, но свет так неудачно падал, что было неясно, на что именно смотрит этот господин.
У Чана словно чем-то тяжелым огрели, он начал ощущать жутчайшую боль, будто бы кто-то продел через его голову нить. Наследник уже было хотел сдаться и оторваться от рассматривания восседающего на полу, как мужчина вдруг повернул голову к нему и медленно опустил маску. Внутри У Чана все сжалось от желания разглядеть неизвестного как можно лучше. Однако рассмотреть его лицо все-таки не вышло: девушка на сцене проскользнула между ними, и, когда ткань ее одеяний пролетела перед взором юноши, мужчина исчез.
У Чан подскочил, не веря своим глазам, и тут же зашатался, как изрядно выпивший.
– Ой-ой, ты куда? Вот, садись обратно, – запереживал Мэн Чао. – Что с тобой сегодня? Погоди-ка… – он поднял пиалу У Чана, принюхался и сказал: – Это и правда чай, алкоголем и не пахнет. Давай, может, я тебя отведу в твои покои?
Но У Чан похлопал его по плечу, усадив на место, и успокоил:
– Все нормально, не переживай. Я помню дорогу.
Он тихо удалился из зала, и Мэн Чао увидел, как Луань Ай машет ему. Она приложила руку ко рту и что-то произнесла. Из-за расстояния между их столами и шума ее слова никогда бы не долетели до него, но он разобрал ее вопрос по губам: «Что это с У Тяньбао?» – и в ответ лишь пожал плечами.
Глава 23Перо феникса и блюдо его величества
Остаток ночи У Чан провел в агонии. Наверное, впервые он осознал, каково живется его наставнику с плохим сном. Го Бохай не жаловался воспитаннику на недостаток сна, но по его ночному ворочанию можно было только предположить, что за ужасы творятся в его сновидениях. Бывали дни, когда У Чан, наказанный, засиживался в его покоях допоздна и, переписывая книги, становился свидетелем того, как спит учитель. Во сне Го Бохай и ворочался, и бубнил, и даже протяжно стонал, словно от нестерпимой раны, одним словом – все, только не спокойно почивал. И выглядело это всегда печально.
Этой ночью У Чану казалось, что он вот-вот уснет, уже начинает видеть сон, но какой-то шорох или скрип будто резким ударом в гонг каждый раз пробуждали его, заставляя все внутри сжиматься. Спустя пару часов ворочания, как заведенная юла, он немного свыкся с необъяснимым чувством тревоги, постоянно застающим его врасплох, и, уже путая, где сон, а где явь, наконец опустил веки и уснул.
Было душно, одеяло, обвившее все его тело, во сне представлялось ему толстым хвостом змеи из ущелья Шуйлун, а шорохи в комнате – перешептываниями избранных господ. Эти ощущения с каждой минутой усугублялись и становились настырнее. И постепенно к ним присоединилось шарканье, будто кто-то в нетерпении ходит туда-сюда по комнате, не отрывая ног от пола.
Духота стала невыносимой, сравнимой с жаром солнца, от которого никуда не скрыться. Это чем-то напоминало тренировочную площадку на горе Хэншань, когда летнее пекло было настолько нещадным, что, казалось, можно было услышать, как влага покидает землю. Под влиянием невольно появившихся воспоминаний У Чан провалился в сон о былых днях. Но только оказавшись там, на высушенной и истоптанной земле, он пал наземь и ощутил, как что-то похожее на невидимый валун придавило его. Глотая воздух, У Чан попытался спихнуть с себя невидимый груз, но тело отказывалось ему подчиняться: он был не в силах даже завести перед собой руку, не то что столкнуть это нечто. В попытках спастись он начал оглядываться по сторонам. У Чан повернул голову налево, и прямо на его глазах появился силуэт мужчины. Это был учитель! Го Бохай сидел на земле в той же бирманской позе, как обычно, удерживая на коленях белоснежный меч. Облокотившись на него, он размеренно читал какую-то книгу. Однако было в нем кое-что незнакомое: легкий ветерок играл с его волосами цвета спелого каштана, которые были на порядок длиннее обычного.
У Чан вдохнул что было сил и окликнул его. Но наставник и бровью не повел. Да и собственный голос показался У Чану каплей в море, которая не в силах нарушить спокойствие. Сколько бы он ни пытался звать Го Бохая, все его слова расщеплялись в воздухе, не долетая до учителя. В итоге У Чан смирился, поскольку, даже оказавшись в ловушке собственного сна, он был не один, и это его утешало.
«Пока вы рядом, со всем можно смириться, как бы ни было тяжело. Не так ли»
Распластавшись на земле, У Чан свыкся с тяжестью на груди так же, как свыкся со звуками в своих покоях, и немного погодя почувствовал, как невидимый валун то ли двинули, то ли слегка приподняли и вновь на него взвалили. Не совсем ясно. Да и как можно определить, что именно происходит в этом сне, когда нет возможности разглядеть неподъемный груз? Но неприятные ощущения в груди, сравнимые с точными ударами палкой, продолжались.
Следующий удар отозвался жгучей болью. У Чан уже был не в состоянии мириться с происходящим. Он стиснул зубы, сморщился и, открыв глаза на следующем ударе, оторопел: оказывается, все это время на его груди прыгал здоровый пес с лапами, как у самого крупного волка.
Собака перестала скакать на нем и замерла. Внешность животного была запоминающейся: белоснежный окрас шерсти, длинный пушистый хвост, которым он вилял, как кот, когда был недоволен, и вытянутая мордочка с черными хитрыми глазами. У Чан подскочил как ошпаренный и прижался ко внутренней стене арки над кроватью: перед ним на постели стоял и внимательно вглядывался в его лицо демонический лис. Возможно, с «демоническим» он погорячился, но такого здорового лиса ни в одном месте Поднебесной еще никто, пожалуй, не встречал.
Животное спрыгнуло на пол, и оказалось, что в покоях оно было не одно: рядом сидел еще один четвероногий. Разница между этими двумя поражала: второй был с темно-серым окрасом и желтыми глазами и по внешнему виду походил на волка – тут У Чан не мог ошибиться. А вот белый остался для него загадкой. Длинная шерсть в совокупности с вытянутым носом и хитрым взглядом явно указывала на принадлежность к лисам. Но разве они могут быть такими большущими?
Волк привстал и направился к выходу, оставив лиса и наследника наедине. И самому лису, по-видимому, это явно пришлось не по душе: он в нетерпении стал шаркать хвостом по деревянному полу.
У Чан тут же вспомнил этот звук: это же те самые шаги, что ему слышались, пока он спал! Лис двинулся вперед, а после, передумав подходить, развернулся и пошел за серым приятелем. Дверь покоев была закрыта, и, видимо, намекая на то, что У Чану следует открыть ее, волк принялся шкрябать лапами.
Наследник насторожился: если дверь была закрыта наглухо, как эти двое попали внутрь? Убедившись, что лис и волк хотят одного и того же, он отпер им дверь и, уже прикрывая ее, увидел, как животные странно смотрят на него.
– Что вам еще нужно? Идите себе спокойно и благодарите, что шум не поднял, – он взглянул на волка. – А тебе, братец, советую обратить внимание на своего друга. Не выглядит он добродушным…
Но на попытку закрыть дверь волк вдруг зарычал. Лис тоже фыркнул, но развернулся и пошел по коридору. Судя по поведению волка, который разрывался между выбором остаться у дверей или последовать за напарником, он хотел, чтобы юноша пошел за ними. У Чан этого делать не собирался, но, выглянув из-за двери в ту сторону, куда удалился лис, понял, что они его в покое не оставят.
Наследник перешагнул через порог, и двери за его спиной резко захлопнулись. Он дернул ручку, но внутренняя щеколда покоев от сильного хлопка упала, закрывшись наглухо.
У Чан перевел взгляд на двух шерстяных и выругался:
– И что вы в свое оправдание мне скажете? Чистое совпадение?
Плетясь на безопасном расстоянии, У Чан мусолил в голове одну и ту же мысль: лисы издревле были предвестниками плохого. А это белоснежное громадное животное только усиливало опасения. Поэтому он начал вспоминать, какие истории, связанные с лисами, ему вообще попадались. Первое, что пришло на ум, – легенда об оборотне. Зачастую то была какая-нибудь мелкая демоница, не имеющая возможности нанести вред человеку и питающаяся жизненной энергией смертных. Если это одна из них, то совсем не страшно. Максимум, что она может сделать, – это взять себе каплю энергии юноши.
У Чан стал перебирать другие варианты происхождения странных гостей и задержался на мысли о том, что за обликом лиса может скрываться опасный дух или демон. Во многих книгах, которые он успел прочесть, не раз рассказывалось, что это один из их любимых приемов сокрытия своего истинного лица в Поднебесной. Вот только У Чан не вспомнил ни одного демона-лиса такого белого, привлекающего внимание окраса. Спроси он у Мэн Чао, тот точно нашел бы ответ… И уж если второе его предположение верно, то возникает вопрос: он пришел за У Чаном из-за его нового прозвища – Северный убийца демонов? Неужели У Чан действительно поразил того подводного змея и многие демоны обозлились на него за это? Но если сравнить его с непревзойденной молодой госпожой Ба Вэньлинь, с ее силой и навыками… Она больше подошла бы этому лису для позднего ужина. И единственное, что не сходилось в этой теории: белоснежный гость ничего плохого У Чану не сделал, лишь оставил неприятные ощущения в груди от своих больших лап.