– Уважаемый! Срочно скажите, что это за сорт?
Мужичок почесал затылок, выглянул из-за прилавка и уточнил:
– Хм, господин говорит о плодах персикового дерева?
– Да! Ответьте – это привезенные или выращенные на Востоке?
– Выращенные на территории Востока, в городке Юэхуа[95], что на границе с южными землями. Что-то не так, господин? Довольно многие считают этот сорт императором среди всех персиков…
У Чан достал все сбережения, что при себе сейчас имел, и выложил их на прилавок.
– Уважаемый, у меня есть к вам просьба, и вы не можете мне отказать!
Когда У Чан наконец дошел до своих покоев и измотанный плюхнулся за освещенный мягким светом свечей письменный стол, на улице уже давно было темно. Все же, как оказалось, отстать от своей группы и задержаться на центральной улочке незнакомого города в полном одиночестве было не лучшим решением. Вдобавок он плохо понимал здешний диалект, больше похожий на мягкую и складную поэму, поэтому был вынужден на пальцах объяснять прохожим, куда именно пытается попасть.
Ноги гудели от многочасовых блужданий, а желудок сводило от голода. И даже два листка бумаги, что он выложил перед собой, вынув из рукава, не могли заставить его двигаться. Положив голову на стол, он только блуждал взглядом по загадочным изображениям.
У Чан прикоснулся к странице, что вырвал Мэн Чао из какой-то книги, и задумчиво постучал пальцем по изображению.
«Мокуан… Мокуан… Что же вам всем надо от меня?» – подумал У Чан.
Он вяло передвинул руку на другой лист и начал шкрябать по рисунку ногтем, повторяя нарисованный круг.
«Тетушка Му правильно все предсказала. Если предположить, что светлая сторона символа – я, то… то под темной кроются демоны. Значит, Мокуан со своей сворой нечестивцев действительно идут по моим следам… и Ба Вэньлинь была права?»
У Чан приподнялся, подпер щеку рукой. В рисунке предсказательницы он заметил довольно необычную деталь: на обеих сторонах символа были точки, каждая противоположного цвета. Если принять изображенное за две плывущие друг за другом рыбки, то у каждой из них был глаз: у белой – черный, а у черной – белый. Такую странность можно было бы списать на то, что женщина рисовала второпях, и поэтому на темной стороне осталась пустота, но зачем тогда она поставила кляксу на противоположной – прямо в том же месте, что и у темной рыбки?
У Чан немного нахмурился, предположив, что эти две точки на самом деле означают, и его взгляд снова метнулся на листок с портретом.
«Тогда… Получается… – он придвинул страницы поближе друг к другу. – Это ты! Та белая точка на темной стороне! А значит… Напротив тебя я? Н-но в таком случае, что нужно демону Душ от такого, как я?»
Естественно, ответа в его голове не нашлось. Размышлять можно часами и днями, а к разгадке так и не подобраться. Удрученный, он отодвинул страницу подальше, а сам уткнулся лбом в стол, бормоча себе под нос:
– Что за глупости? Как смертный я ничего не стою, как избранный без божественных сил – тем более! Все, что у меня есть, и то не мое. – У Чан повернул голову в противоположную от листков сторону, и его взгляд замер на единственном белоснежном предмете в комнате.
То был Сяньбай, что стоял у изголовья кровати и переливался золотыми бликами от множества свечей. Возможно, демону с прозвищем Мокуан понадобился истинный хозяин оружия, ведь, если так подумать, демоны стали преследовать У Чана, когда цзянь учителя оказался в его руках. Деревенька Та, храм Вечной памяти, ущелье Шуйлун, столица Лунъюань – в каждом из этих мест он либо встречал нечестивца в зверином облике, либо становился его добычей. Теперь догадка понемногу начинает обретать смысл и… довольно пугающий. Из-за этого предположения назревал другой, более серьезный вопрос: что Мокуану нужно от наставника?
Слова Кукловода волной прокатились по памяти У Чана: «Ваш учитель никакой не человек!»
В ту самую ночь, когда нечестивец был повержен необъяснимой силой Го Бохая, наставник несколько раз пытался что-то рассказать ученику. Но что? У Чан догадывался, что именно, но, стань он хранителем этой тайны, что бы изменилось?
Прокрутив все это в голове, У Чан мысленно нарисовал картину происходящего, несмотря на то что многие вопросы все же остались без ответов. Для него все выглядело так, будто учитель перешел дорогу владыке царства демонов, и теперь тот всеми силами старается добраться до него. Возможно, все нападения, которые не нанесли серьезных увечий и Го Бохаю, и У Чану, доказывают, что Мокуан желает заполучить наставника живым.
«Никогда! И ни за что!» – подойдя к мечу, сказал У Чан про себя.
– Никогда и ни за что! Чего бы мне этого ни стоило! Даже если я перестану дышать, а тело мое утратит силы, он не подберется к учителю! – почти прокричал он уже вслух, глядя на клинок.
У Чана охватила жгучая ярость, как при первой встрече с Кукловодом: скулы сводило судорогой, перед глазами появлялась пелена, а скрип зубов заглушал даже внутренний голос. Одна только мысль о том, как демон, портрет которого он успел пристально рассмотреть, пытается пленить учителя, сводила с ума.
Наставник всегда был добр ко всем, милосерден и рассудителен, разве достоин такой человек, как он, стать чей-то безвольной пешкой? Даже если в действительности получилось так, что он когда-то подчинялся демону Душ и вышел из его темной игры, это еще не дает право владыке царства демонов вести себя как заблагорассудится прямо на глазах всего небесного пантеона. Воспитанник неплохо знал нрав своего наставника: если бы тот желал, уже давно вернулся бы в подчинение Мокуана. Но что… что, если учитель и вовсе не знает о планах темного владыки? Что, если Го Бохай отрекся от своего прошлого и сейчас, найдя подходящее по душе место, просто решил жить мирной наставнической жизнью? Этот господин каждый день озаряет всех своей теплой улыбкой, а значит, ему нравится жить на горе Хэншань и быть рядом с…
Когда эти мысли добрались до У Чана, он решительно поклялся не отступать ни перед чем. Стать глубоким и неприступным рвом, выкопанным вокруг обороняющейся крепости, в которой он спрячет то, что нужно было Мокуану. Пусть ров будет наполнен водой, которая для демона покажется кислотой! Или же будет утыкан острыми пиками, похожими на бамбуковый лес, а на дне будет бурлить лава, вступив в которую, даже небожитель испытает агонию! Каждый крик, вырвавшийся из его уст, каждую рану, нанесенную Мокуану, У Чан будет бережно хранить в памяти.
Такой жестокости по отношению к кому-то он еще не испытывал. Даже Бань Лоу, что уже много лет в попытках ужалить наследника изводится, как змея в плетеной корзине, не вызывал в нем такой ярости.
Поразмыслив над этим, У Чан почувствовал, что ему срочно нужно остыть и проветрить голову. За письменным столом стояла большая ширма, расписанная изображениями гор и рек, а за ней скрывались две двери, ведущие во внутренний сад. Подойдя к ним, будущий бог уже предвкушал, как легкий ветерок коснется лица и побеспокоит его одеяния и волосы. Конечно, лучше бы там сейчас был ураган – только он смог бы усмирить бешеный поток мыслей. Но за дверьми было тихо, а значит, со своими мыслями нужно справиться самому.
Во дворике и правда было спокойно – как-никак все в поместье уже спали. Но вдруг страдальчески скрипнула половица. Звук донесся снаружи, откуда-то сбоку, словно кто-то прогуливался вокруг, огибая покои Северного убийцы демонов. У Чан без долгих раздумий бросился к мечу. Только ощутив обжигающий холод ледяного металла в руках, он вернулся обратно и резко толкнул дверь, которая с грохотом ударилась о стену здания. Шаги прекратились. У Чан набрал побольше воздуха в грудь и перешагнул порог, после чего устремил взор в загадочную мглу. Неизвестный, что стоял за поворотом, словно и не дышал: казалось, он затаился в ожидании чего-то.
– Достаточно играть в кошки-мышки! Выйди из тени и покажи свое лицо, раз уж пришел! – мягко, но довольно уверенно произнес У Чан.
Создалось ощущение, что он понемногу теряет рассудок. Ведь если сейчас из тьмы никто не выйдет, а за углом никого не окажется, это только подтвердит, что с прошлой ночи он стал путать сон с реальностью. Что, если все это очередная игра подсознания?!
У Чан медленно сглотнул и повернулся в сторону, откуда недавно слышались шаги, намереваясь удостовериться, что там никого нет, как половица вновь заскрипела.
Сначала из-за угла показался сапог, затем второй. Незнакомец зашагал навстречу У Чану и вскоре остановился, оставшись по пояс в тени крыши. Ни лица, ни каких-либо деталей разглядеть на таком большом расстоянии было невозможно.
– Я сказал выйти из тени и показать лицо! – с внезапно появившейся хрипотцой в голосе повторил У Чан.
Этот кто-то сделал еще несколько шагов, и, когда остановился, свет луны коснулся его фарфоровой мертвенно-синей кожи. У Чан моментально сообразил по мгле, которая окутывала этот черный силуэт: перед ним стоял демон Тьмы.
Наследник хотел было шагнуть вперед, но вдруг ни с того ни с сего попятился назад. И хотя луна освещала лишь половину лица незваного гостя, этого хватило, чтоб заметить, как его безжизненный взгляд скользнул сверху вниз по застывшей фигуре У Чана.
– Мой вид пугает? – заговорил демон. – Я вроде непохож на образину. Почему же маленький господин отступает?
В его голосе не было ничего особенного, он звучал не высоко и не низко, совершенно безэмоционально. Демон Тьмы сделал еще один шаг. Теперь светом озарились все его лицо и часть туловища. Казалось, он сам решает, насколько его облик будет виден собеседнику, насколько мгла отступит и позволит рассмотреть черты лица своего хозяина.
В «Сборнике темных богов» все портреты довольно скупы на детали. Но только взглянув в пустые глаза, не выражающие ничего, У Чан лишился всех сомнений. Это был именно демон Тьмы. И, как оказалось, стоять на расстоянии в пару чжанов от него довольно тяжело. Ни его прямые брови, ни глаза, ни выступающий кадык и пара четко очерченных яремных вен на шее не выказывали ни единого намека на эмоции. Его лицо было застывшей маской, которая не реагировала вообще ни на что. Казалось, он даже не дышит.