Го Бохай хотел было вмешаться, однако нога демона, которой тот отвесил пинка наследнику, заставила отступить назад. У Чан и Сянцзян сцепились в клубок, поднимающий пыль. Драться в полную силу они не могли – их руки были все так же прижаты к телу веревками.
В ход шли увесистые пинки и угрозы:
– Зачем ты ему все растрепал? Сам же говорил не тревожить учителя почем зря! Сдам тебя воспитанникам обители Опустивших головы с потрохами и буду наблюдать, как они тебя четвертуют и по могилам прячут!
Это была одна из возможностей усмирить сильного демона. Подобный способ не убивал, зато на долгие годы удерживал нечестивого от возможности телесного воплощения.
– Да смотри, чтобы тебя самого вместе с одной моей частью тела не уложили. Прям вижу лица тех заклинателей, которым ты про меня расскажешь!
В случае, когда смертный рассказывает о таком сильном демоне не абы кому, а самим последователям владыки Туманного хребта, его принимают за приспешника этого самого демона. Ведь иначе как он пережил встречу?
– Плюнуть бы тебе в твою наглую рожу!
– Ну попробуй, на! Только потом жди ответа!
Глаза У Чана округлились и налились кровью. Казалось, в порыве эмоций он уже не думал о том, чтобы плюнуть, а желал перейти к действию.
– Достаточно! – Го Бохай разнял их и оттолкнул друг от друга. Усевшись в бирманскую позу между двумя, он удрученно выдохнул: – Вы как дети малые. И если У Чан еще слишком молод и действует в соответствии со своим возрастом, то твое поведение вызывает вопрос: как ты только дожил до стольких лет?
У Чан нахмурился.
– Так вот в чем причина – вы считаете меня ребенком, который нуждается в наказании? Как мне нужно было поступить тогда, в ущелье и в столице? Люди находились в опасности!
– Дело не в этом…
– А в чем?
– Просто хотя бы иногда нужно поступать рассудительно! – Го Бохай не заметил, как повысил тон. Только успокоившись, он продолжил: – Это не означает, что нужно сразу же бежать или прятаться, это – оценивать и силы противника, и свои, а после принимать какие-либо решения.
– Прислушайся к словам взрослого, сопля! – Сянцзян удумал поглумиться, но тут же получил затрещину от наставника.
– Ты просто еще не знаешь, почему необходимо поступать рассудительно… Придется нам поднять эту тему прямо сейчас, воспользовавшись случаем.
Предполагая, что разговор вот-вот затронет произошедшее в ту самую ночь на горе Хэншань, когда Кукловод попытался навредить обоим, наследник напрягся.
– Учитель, вы же знаете мое отношение к этому, я желаю оставить все как есть…
– Знаю, поэтому я тебя и связал.
В этот момент позади Го Бохая раздался оглушительный грохот. У Чан приподнял голову и воскликнул:
– Минь?!
У ног служанки веером из черепков разлетелся чайный сервиз. Когда три пары изумленных глаз уставились на девушку, та выронила и кругленький поднос, который, пару раз звонко подскочив, пристыженно замер в луже чая. Минь-Минь пыталась что-то сказать, но от страха лишь промямлила:
– Г-господин… Г-господин…
Го Бохай тоже растерялся. Тогда У Чан попытался взять ситуацию в свои руки. Наследник поднял голову и, натужно улыбнувшись, произнес:
– Минь, все хорошо.
Конечно же, это возымело обратный эффект: девушка вздрогнула и ударилась спиной о дверь.
– Пожалуй, я пойду, – тихо сказала она.
Го Бохай побежал за ней. Когда они оба оказались за стенами зала знаний, он крикнул:
– Минь! – И служанка застыла в полушаге. – Все немного иначе, нежели кажется на первый взгляд, не стоит волноваться и думать лишнее.
Минь-Минь смотрела сквозь наставника не моргая.
– Молодой господин ведь скоро отправляется в долину Шутянь, места далекие и опасные, вот и практикуется, совершенствует одну технику. А тот мужчина… Он один из воспитанников обители Опустивших головы.
Наконец девушка решилась хоть что-то сказать, и ее выражение лица в этот момент излучало недоверие:
– Тогда получается, это молодой господин связал того воспитанника? Если все так, почему сам молодой господин сейчас связан? Это вы сделали?
Ситуация уже не то что запуталась, а стала опасной! Хоть Минь-Минь и служила Го Бохаю, а ее основной обязанностью было сберегать все услышанное и увиденное от других, это не освобождало ее от долга перед достопочтенными дома У. В случае, если жизнь наследника находится в опасности, она ценой своей должна сообщить об этом главе, или госпоже, или же любому, кто сможет донести это известие до них.
Вздохнув, Го Бохай сам опроверг свою версию:
– Звучит и правда нелепо. Однако уверяю, в том, что ты увидела, и правда нет ничего преступного. Вот. – Он приоткрыл дверь, и в этот же миг с У Чана спали Вечные путы. Наследник подскочил на ноги и без раздумий накинулся на связанного Сянцзяна. По залу пронесся пронзительный крик:
– Го Боха-а-а-ай!
Дверь молниеносно захлопнули, и наставник погрузился в тягостные размышления. Неожиданно наполнявшие зал знаний вопли утихли. Уверенной поступью вышел молодой господин и безмятежно обратился:
– Минь-Минь, не стоит переживать. Как я и сказал, все хорошо. А за того, который сейчас униженным остался валяться на полу, и не думай, он же демон.
Лицо Го Бохая потускнело. И он, и служанка воскликнули:
– Демон?!
У Чан, словно считая это слово неопасным в собственном доме, взял да и кивнул:
– Учитель, разве этот отщепенец, Сянцзян, не демон Тьмы? Он вроде как четко дал понять, что он нечестивец.
Сквозь улыбку Го Бохай процедил:
– Ну какой же он демон… да еще и Тьмы. Ты что-то напутал и пугаешь сейчас Минь-Минь.
– Да нет. – У Чан повернулся к служанке. – Можешь себе представить, сам демон Тьмы, с которым, возможно, только бог ночи, Гун Лун, оберегающий наши сны, может справиться! Вижу, ты как раз не высыпаешься, не демоны ли тебя мучают по ночам? Отчего ты так бледна?
Служанка качнулась назад.
– Сколько бессонных ночей ты уже провела? Если так продолжится, то демон Тьмы точно потревожит твое спокойствие, нагрянет в самый непредсказуемый момент и ни при каких условиях не отстанет. Страшно и представить, какие гадости посещают его больной ум перед слабым человеком в его руках.
Го Бохай сдался почти сразу, прикрыв смятение на лице ладонью. Да и какой смысл был уже что-либо говорить, когда воспитанник наплел столько чепухи, что легче принять поражение.
Придумывать подобные небылицы – про Гун Луна, единственного равного противника демона Тьмы, что мог нагрянуть посреди ночи к смертным, – не было коньком наставника, да и, судя по тому, как он пытался убедить Минь-Минь в своих словах, вранье ему тоже давалось плохо.
К счастью, служанка оказалась пугливой и доверчивой девушкой. Она мало вслушивалась в смысл произнесенного, если его вообще можно было выудить, и следила лишь за одним словом из уст наследника. Услышав «демон» в седьмой раз, Минь-Минь сквозь пелену ужаса произнесла: «П-пожалуй, пойду», развернулась и… упала! Го Бохай подхватил ее, подоспел и У Чан:
– Учитель, давайте я отведу Минь в покои слуг.
Так вот оно что! Освободившись от Вечных пут, наследник незамедлительно принялся искать причину, чтобы сбежать из зала знаний и не начинать разговор о Кукловоде. Создал ситуацию, чтоб ушмыгнуть, запугав служанку до потери сознания. По крайней мере, такая мысль промелькнула у Го Бохая.
Подхватив Минь-Минь на руки, наставник приказал:
– Вернись внутрь.
Тут-то и проявилось истинное стремление наследника, отразившееся у него на лице недовольным выражением. Возвращаться У Чан явно не торопился, однако спорить также не стал. Под пристальным взглядом свинцовых глаз, сопя от возмущения, юноша боком прошмыгнул обратно в зал и тут же оказался на полу, обвитый веревками. Сянцзян обратил свой бесстрастный взор на него и усмехнулся.
– Что смешного, отщепенец? – У Чан хотел отвернуться, лишь бы не видеть тело в дальнем углу, однако ощутил, что, сделай он так, тут же потеряет равновесие. Потому, слегка повозившись, вновь уставился на демона.
Го Бохай уже покинул зал, а нечестивец, к удивлению наследника, ожидающего колкости в свой адрес, хранил молчание. Ко всему прочему, в Сянцзяне что-то изменилось: демон больше не отворачивал свое смертельно бледное лицо, улыбка которого так и не коснулась. Он в упор смотрел на наследника, как голодный тигр на безмятежную лань. Бездонная чернота души, отражающаяся в его глазах, манила и в то же время сковывала тело и мысли У Чана.
Несколько минут прошли в напряженном молчании. И именно в тот момент, когда губы Сянцзяна шевельнулись, а взгляд неожиданно потеплел, вошел Го Бохай. Двери захлопнулись, а наставник вдруг поднял демона за веревки и тыльной стороной ладони ударил, так что провинившийся упал обратно с самым что ни на есть равнодушным выражением лица.
– Я предупреждал тебя не лезть, не показываться молодому господину! Доверять тебе – все равно что пытаться пройти по воде, думая, будто не намочишь ноги! – Го Бохай приподнял его, видимо, вновь для унизительного удара.
Голова демона склонилась набок, тяжелые веки сомкнулись, из носа хлынула кровь. Неожиданно для самого себя У Чан всполошился:
– Учитель, я виноват… наверное. Перед появлением культистов в столице Лунъюань я приказал ему показаться – то было везение, мои догадки, не более, но он-то об этом не знал. Не тогда, так, вероятно, в другой раз я бы все равно догадался. Мне мучительно видеть вас таким… таким жестоким и злым. Потому, прошу, примите мои извинения и смените гнев на милость.
Го Бохай отпустил демона, уселся за письменный столик по другую сторону от двоих и заговорил:
– У Чан, тебе могло показаться, что он может быть неплохим приятелем, интересным собеседником или тем, кто думает о других, но это не так. Он, сам того не осознавая, создает проблемы, потому что это у него в крови. Гадина, греющаяся на телах Трех миров. Поверь, в нем нет ни капли сочувствия. – Он взмахнул рукой, и Вечные путы спали с воспитанника. Пока У Чан разминал кости, Го Бохай продолжал: – Общение с ним испортит тебя, потому я не хочу видеть вас двоих вместе. Я сам не рад его обществу, но мы связаны общим делом – тобой.