Хоть и наигранная, но ухмылка застыла на лице Сянцзяна, а после с концами пропала. Теперь он выглядел тем самым безразличным ко всему демоном, каким его знали. Молодой господин У не успел застать это мгновение. Не отрывая поднятого на фигуру в белом взгляда, он согласился.
Так какое-то время двое ехали тихо и спокойно, словно под крышей повозки распустился густой лес и не знавшие мирских проблем люди внутри наслаждались этим благом. Но объявился третий. Демон маялся, пытался читать, барабанил диковатые мелодии каблуками изящных сапог и, конечно же, изгалялся, неся полную околесицу. У Чан, хоть ему тоже в силу юного возраста было тоскливо ехать молча на протяжении нескольких часов, все же старался не отвлекать наставника от чтения. Создавая видимость деятельности, наследник время от времени поглядывал на сидевшего перед собой и обратил внимание на необычную деталь.
Ресницы Го Бохая трепетали, но не поднимались выше границы листа. И все же казалось, словно он все замечал. Перед каждой кочкой или камнем, на которые налетали колеса размеренно ехавшей повозки, наставник протягивал руку к синей пиале с золотым журавлем, но не для того, чтобы испить. Не издавая звука, накрытая чашка в его пальцах лишь поднималась, а после легкого толчка повозки возвращалась на место. Эта удивительная деталь скрашивала тоску У Чана.
В один из таких моментов и постучалась копытом недовольная коза. Ресницы Го Бохая на миг замерли, слегка поднялись, и из-за них показался незнакомый воспитаннику мрачный взгляд. Взор учителя вперился куда-то за спину наследника и почти сразу вернулся к книге.
– Да-да, признаю. Хорошо, когда не своим ходом, но все же скучно, если не над кем поглумиться.
Только после сказанного У Чан заметил, как позади него крался демон.
Так прошло еще несколько часов. Когда Сянцзяну наскучило иронизировать в пустоту, одним движением головы он скинул книгу на пол и обратился:
– А давайте поговорим?
Два человека у низенького стола и бровью не повели.
– Можно, например, о богах, которые к нам, живущим в Поднебесной, так строги и несправедливы. Давайте перемоем им косточки или вспомним былые обиды! Го Бохай, тебе явно есть что сказать.
Лицо наставника не тронула даже тень эмоции, однако попытка демона поднять щекотливую тему все же разгневала. Более наставник не смог читать, остановившись на одной из строк.
Тихая идиллия, которая кое-как держалась в перерывах между монологами демона, в конце концов окончательно разрушилась. Под крышей повозки стало душно, и даже привычное молчание двух людей теперь создавало неловкость. Густой лес завял, и стало казаться, что сидящие за столом – стражники, под конвоем везущие на суд человека и вынужденные слушать его глупости.
У Чан понятия не имел, кого именно хотел обсудить демон Тьмы. Тем не менее наследник не был глуп и легко постигал мирские проблемы: если перетряхнуть скелеты в шкафу любого, даже самого праведного человека, в том числе и уже вознесенного, найдется как минимум парочка проступков. К тому же У Чан от роду не был набожным, как, например, Мэн Чао. Вспомнив приятеля, он представил, как восточный и горячий нравом молодой господин, услышав низкое предложение демона, краснеет от злобы и врывается в спор.
– Ну же, Го Бохай, скрась наше уныние и поведай хоть что-нибудь, пусть даже не совсем интересное. – В этот момент колеса повозки как раз должны были наехать на очередную кочку. Го Бохай протянул руку к синей пиале и услышал: – По сравнению со мной ты куда больше осведомлен о жизнях небесных чиновников.
Повозку тряхнуло, и чаша с изображением парящего золотого феникса выскользнула из пальцев мужчины. Еще не остывший желтый чай пролился на стол, а крышка пиалы со звоном упала рядом с наследником. Только теперь, когда напиток пролился, у наставника появилась веская причина бросить чтение. Го Бохай заметил, чем был занят его воспитанник: тот всю дорогу изучал карту долины Шутянь.
У Чан торопливо поднял лист. Верх карты намок и разбух, а тушь необратимо смазалась. Глаза наследника покраснели от злости. Он винил во всем демона и поэтому, повернувшись к нему с намокшей бумагой в руках, процедил:
– Может, мы обсудим тех, кто воспитал тебя таким до безобразия раздражающим? До чего ж ты бесстыжий!
– Принимайте меня таким, какой я есть, – немедля откликнулся Сянцзян, пожимая плечами. – Принятие есть основа духовного роста!
У Чан едва не заорал от бессилия. Он злился с присущим ему неистовством и готов был затолкать намокшую карту в говорливую глотку демона своим сапогом. Держался наследник только благодаря спокойному взгляду серых глаз, что одаривал его живительной прохладой.
– Да к тому же, маленький господин, кто ж обсуждает усопших за их спинами? – Сянцзян прищурился и погрозил пальцем. – Негоже, негоже!
У Чан с силой сжал карту и прорычал:
– Я тебя…
– Что? Что меня? – забавляясь, уточнил демон. Го Бохай тяжело вздохнул и, виня себя за пролитый чай, постарался быстро прибрать бардак. Он выхватил маленький платок из рукава и кинул его на стол. Однако кусочек ткани моментально промок и стал прозрачным. У Чана растрогала эта картина. Он встал из-за стола и протянул наставнику руку, собираясь предложить помощь, но в это мгновение повозку тряхнуло сильнее обычного. Отчего она тут же наполнилась криками:
– Да чтоб тебя, наследничек! Смотри, куда ступаешь своими коротенькими ногами!
– Поделом тебе! Может, хоть так ты прикусишь свой язык! Скажи спасибо, что не пнул в придачу!
– Достаточно! – воскликнул Го Бохай, хлопнув ладонью прямо по лужице на столе. Зная, что перебранка этих двоих может вылиться во что-то похожее на ту ситуацию в зале знаний днем ранее, он остановил повозку и вышел. Начало путешествия что-то уж совсем не заладилось.
Городок, в котором они оказались, выглядел убого, его главную и, пожалуй, единственную улицу можно было пройти всего-то за полчаса. Деревянные неказистые домишки, больше похожие на сараи, покосились и навевали уныние. Но, несмотря на довольно неприглядный облик поселения, Го Бохай уверенно пошел вперед. Каждый раз, когда ему приходилось лицезреть то, как глаза У Чана стекленеют от злости, он не находил себе места от тревоги за него. Вспыльчивая своевольная мать, холодный деспотичный отец… Куда было податься юному наследнику в минуты крайнего эмоционального напряжения? Да и был ли у него шанс вырасти рассудительным и уравновешенным?
Пристыженные У Чан и Сянцзян молча шли следом за Го Бохаем. Со спины тот выглядел очень раздраженным, особенно когда завел обе руки на пояс и сжал ладони в кулаки. Через какое-то время У Чан попытался умаслить его:
– В-возможно, учитель устал? Давайте найдем место, чтобы перекусить и отдохнуть?
Го Бохай никак не отреагировал.
– Мы уже несколько часов в пути, наверняка учитель проголодался? Давайте… – Наследник только открыл рот, чтобы сказать еще что-то, как демон рядом щелкнул его по лбу. – Ау!
– Ты хоть обратил внимание, чем местные питаются? – Скрестив руки на груди, Сянцзян пренебрежительно кивнул в сторону грязного прохожего с сомнительной закуской в руках. – Сам бы такое стал есть?
Человек, на которого указал Сянцзян, ел жадно, хотя еда походила на тушку зверька, нанизанную на палку и явно пережаренную. При каждом укусе раздавался хруст, словно незнакомец грыз древесный уголь. Сянцзян остановился и, ударив себя по бедру, залился смехом:
– Ха-ха, я понял. Ты так уважаешь наставника, что не стыдишься накормить его жареной полевой крысой! Го Бохай, ты вырастил преисполненного благодарностью щенка!
Вместо ответа У Чан толкнул Сянцзяна, и демон задел плечом седую женщину.
– Извините… – сразу же произнес наследник и в упор посмотрел на нечестивца. – А ты? Ты извиниться не желаешь?
– Я? – высокомерно переспросил Сянцзян и поправил свои одежды. – Это ведь ты меня толкнул, тебе и просить прощения у этой нищенки.
У Чан опешил. Местные и правда были одеты неопрятно, но все же подобные выражения не укладывались в его голове. Го Бохай с детства прививал наследнику уважение ко всем вокруг, не разделяя людей по сословиям.
Хотя местные были не так просты: они вели себя высокомерно и смотрели на гостей как на приезжую труппу артистов, разодетых в перья и платья. Каждый провожал их непонимающим взглядом, но никто и глазом не повел, когда Сянцзян отпустил тот комментарий. Женщина надменно цокнула и пропала среди других нищих. Обменявшись уничижительными взглядами, У Чан и Сянцзян догнали Го Бохая.
– От тебя бы не убыло, если бы ты извинился, – демонстративно плюнул наследник.
– «Извините» и «простите» – пустые слова, которыми смертные обожают бросаться. Потворство прихоти выглядеть хорошими в чужих глазах. Ты действительно считаешь, что я нуждаюсь в том, чтобы кто-то хорошо обо мне думал?
– У тебя что, отвалился бы язык?
У Чан шлепнул демона тыльной стороной ладони, из-за чего тот ощетинился, словно его прошибла боль:
– Я ни перед кем не извиняюсь! Почему сейчас должен?
Го Бохай смерил демона насмешливым взглядом.
– Что? – Демон Тьмы не понял причины косого взгляда в свою сторону.
– Ой ли?
– Ничего не знаю. – Сянцзян принялся чистить свои и без того идеальные ногти.
– Ты несносен, – бросил У Чан напоследок и снова обратился к учителю: – Давайте, может, зайдем на местный… – И отвлекся на ребятню, которая пробежала мимо него. Балующиеся дети, еще не годившиеся для помощи родителям, грязные и нечесаные, бегали вместе… с плешивыми дворнягами! Картина ошеломила всех путников и вызвала непреодолимое желание помыться. У Чан и сам провел детство, носясь с местным выводком волков – гордых и чистоплотных. А это и собаками-то сложно было назвать. Ободранные, обглоданные паразитами псы, с бешеными, голодными глазами и проплешинами. При виде них так и напрашивалась фраза: «Бегающие на четвереньках и облизывающие лица детей демоны». В головах у прогуливающихся пронеслось осознание: это же город осевших кочевников! Правда, вслух об этом никто говорить не стал.