– Прошу, молодой господин У, не оставляйте нас здесь одних! Мы даже муху не в силах обидеть, как нам быть, если эти дикари появятся вновь?
– Наставник, прошу вас, смилуйтесь. Оставьте подле нас хотя бы своего помощника!
Ранее утром один любопытный, который был занят подготовкой повозок и осмотром вожжей, заметил разгуливавшего у подножья горы высокого бледного мужчину. Демон Тьмы в своем человеческом обличии приковывал множество взглядов: темные одеяния и холодный, прикрытый тенью черных ресниц взор – такой никогда не затеряется среди серой массы. Даже самые обворожительные красавцы не могли устоять и не попытаться разузнать: кто же это такой? Когда слуга поинтересовался, кем Сянцзян приходится наставнику, демон и подумать не мог, что после лукавого ответа будет часто слышать в свой адрес «помощник». Сейчас он положил руку на голову наследника, словно тот приходился учеником и ему, и нарочито угрожающе произнес:
– Вы что о себе возомнили? В отличие от вас, я – сын состоятельной и именитой семьи, мною никому не удастся командовать. Я делаю что хочу, когда хочу и…
Го Бохай бесцеремонно перебил раздухарившегося паршивца, уловив в полных тревоги глазах слуг неподдельный страх:
– Ты мой помощник, не так ли? – Взгляды наставника и демона схлестнулись, словно клинки. – Какой мне прок от того, кто не в состоянии защитить людей?
Казалось, услышав эти слова, демон должен был ощетиниться, как и обычно, однако сейчас он испытывал настоящее удовольствие, отразившееся в его невесомой улыбке. Сянцзян наслаждался каждым таким мгновением, наблюдая, как Го Бохай пытается осадить его. Ведь именно в эти моменты наставник, как казалось демону, показывал свою настоящую сторону.
– Неужели господин этим хочет сказать, что сожалеет о собственном выборе? – Отодвинув опешившего наследника с пути, будто переставив метлу, Сянцзян оказался лицом к лицу с Го Бохаем. – Вы нуждались в личном помощнике, а не в прислужнике, который будет молча исполнять роль собачонки. Мне казалось, в первую очередь вы цените людей за их старания.
– Учитель…
Лицо Го Бохая также тронула улыбка, наигранная и фальшивая:
– По-твоему, это старание? Хах… Если мне не изменяет моя безупречная память, ты попросился в помощники, чтобы больше помогать людям. Так постарайся умерить свое высокомерие и останься здесь, с этими людьми.
Го Бохай прекрасно знал, как Сянцзяна выворачивало от слов о добровольной помощи. Он вечно твердил, что на подобные вещи способны лишь глупые и недальновидные люди. Однако и в этот раз, услышав слова наставника, Сянцзян не задрожал от отвращения, наоборот – сейчас его ухмылка стала в разы ярче. Кошачьи глаза демона хитро прищурились.
– Вы поистине безжалостны. Господин постоянно нагружает меня всякого рода делами. Пока вы спите, я весь в работе – оттого так редко появляюсь подле вас. Почему вы так жестоки? Я отправился сопровождать вас, потому что был вдохновлен историями о ваших подвигах, а теперь, выходит, вы действительно желаете, чтобы я тут топтал землю без дела, как сторожевой пес!
– Учитель…
Сянцзян достойно играл на публику, некоторые слуги даже прониклись к нему состраданием и теперь смотрели с неодобрением на Го Бохая.
– Ваше пренебрежительное отношение ко мне, ваши слова – все говорит о том, что вы, господин, не желаете дать мне хотя бы малейшего шанса проявить себя. Неужели вы так не уверены в себе и в страхе, что помощник превзойдет вас, готовы продолжать держать его в тени?
Го Бохай уже был готов ответить, однако остался безмолвен. Аккуратным движением У Чан схватился за край рукава наставника и пару раз мягко потянул на себя.
– Простите… Нам нужно возвращаться, уже скоро совсем стемнеет. Маловероятно, что мы обнаружим следы Цзюя: этот конь подобен песчаной буре, столь же быстр и непредсказуем. Надо хотя бы вернуть Фэна и остальных. – Когда наследник опустил руку, он переключился на демона, и его голос зазвучал намного жестче. – Учитель, пусть ваш помощник тоже идет возвращать лошадей, так от него будет больше пользы, чем если он будет здесь впустую чесать языком.
Не успел Го Бохай что-либо предпринять, как его ученик и демон, словно сговорившись, уже повернули на дорогу в сторону города. Когда только троица пришла к повозкам, солнце еще освещало лица людей, сейчас же лучи потускнели, и все затянуло густыми тенями. Наставник хотел было отправиться вместе с ними, но пара слуг от страха остаться без защитника остановили его, крепко обхватив руку.
У Чан успел сделать лишь несколько шагов, как до него донесся знакомый мягкий, но необычайно серьезный голос:
– Будь аккуратен! – Го Бохай понимал, что в случае чего демон защитит наследника от опасности – иначе мигом лишится головы. Но кто защитит наследника от самого демона и его длинного языка?
Не сбавляя шага, У Чан обернулся, положил руку на рукоять Байшана, закрепленного на широком поясе, и с улыбкой ответил:
– Не переживайте, учитель, я помню!
Вначале двое шли молча. Среди наступившей темноты повозки с людьми позади уже виднелись слабо, и только сейчас У Чан решил обратиться:
– Скажи, в прошлом между тобой и учителем что-то произошло?
Демон ответил:
– Нет, с чего ты так решил? – Его слова звучали ровно и не вызывали никаких подозрений. – Ты иногда слишком много думаешь, тебе на это ни разу не указывали?
Желание наследника расспрашивать быстро отпало. За несколько дней плотного общения с Сянцзяном у него создалось четкое впечатление: что бы ни вылетало изо рта этого демона, оно всегда стремилось уколоть собеседника. У Чан прошипел себе под нос:
– Бесишь.
Некогда Сянцзян вызывал у него совсем другие чувства. Теплой ночью, похожей на эту, как раз после приема гостей в главном зале, У Чан отправился к небольшому мостику с крышей. Маленькое строение не несло никакой пользы – лишь радовало глаз. Стоя на нем, можно было наслаждаться садом госпожи, созерцать через оконный проем жизнь поместья или кормить маленьких черно-золотистых рыбок, что мелькали в озере и смешно выплывали, хлопая ртами. Более тут нечем было заняться, но для У Чана прогулка по темно-красным доскам была чем-то особенным. Здесь во время одинокого блуждания он предавался воспоминаниям о днях, когда шел позади рассуждавшего учителя, смотря ему в спину. В памяти всплывали разного рода детали: как свет солнечных лучей подчеркивал фигуру идущего впереди, как мягкий шелест листьев звучал в минуты его молчания, как радостно плескались карпы при виде утонченного лица, улыбающегося им через толщу воды. Но именно та мрачная ночь после приема гостей на горе Хэншань оставила неизгладимый шрам на сердце У Чана.
Обычно после шумных празднеств, которые наставник не посещал, наследник вместе с сероголовой волчицей отправлялся к маленькому мосту, где его в свете полной луны уже ожидал Го Бохай. В тот раз там никого не оказалось. Молодая волчица сорвалась вперед, словно на зов помощи хозяина, отчего наследника охватила тревога. Не понимая, чем именно в тот момент он руководствовался, У Чан бросился вслед за ней, будто был таким же сторожевым псом, как и Юэ. Однако, когда до покоев учителя, из которых доносился знакомый голос, оставалась лишь пара шагов, наследник застыл, словно пораженный ледяной стрелой, – У Чана настиг горестный плач Го Бохая, который все время повторял одно и то же имя:
– Мокуан!
Именно в этот момент позади наследника появился Сянцзян, который заволок его обратно под крышу моста.
– Не лезь! Это чужое горе, которое с тобой не захотят разделить. Своим появлением ты нанесешь удар по гордости учителя!
Более демон ничего не сказал, а после попытался укрыть наследника от глаз выбежавшей из покоев служанки. Но Минь-Минь все же заметила их и несколько замедлила шаг…
Наконец они вошли в город. Учитывая, что уже стемнело, они не надеялись встретить кого-либо на своем пути. К тому же ту самую улицу, которую ранее все трое прошли вдоль и поперек, освещал всего-то бумажный фонарь – если кто-то и находился вне дома в столь позднее время, то его было не заметить на фоне темных стен построек.
– Нужно искать конюшню, – в один голос произнесли У Чан и Сянцзян и удивленно уставились друг на друга. После чего молча пошли дальше. На окраине городка их взору предстала кривая постройка, из которой раздавались голоса людей и визг лошадей. Издаваемые животными звуки походили не просто на негодование – складывалось ощущение, что с них живьем сдирают шкуры.
У Чан хотел было уточнить план действий, как демон на его глазах растворился в ночной темноте, а после окликнул его с крыши:
– Поднимайся!
Дыра в обветшалой крыше позволяла наблюдать за происходящим. Открывшаяся взору демона и наследнику картина была, мягко говоря, неприятной: несколько перепуганных лошадей забились в дальний угол конюшни, парочка хаотично бегала кругами, а несколько рослых мужчин только что повалили на землю молодого жеребца. Из пасти коня вырвался душераздирающий крик, от которого кровь в жилах стыла.
Как только кочевники с ним закончили, животное вскочило и бросилось куда-то в сторону, ударяясь о деревянные балки. Крыша затряслась. Спустя мгновение, когда в тупик загнали следующего скакуна, все более или менее прояснилось: на телах лошадей выжигали тавро.
Видя раскаленный докрасна металл и слыша визг только что клейменных, кони в прямом смысле сходили с ума. Их негодование и создаваемый хаос заглушали человеческую речь. Даже прислушавшись, понять, о чем говорили люди, было невозможно. У Чан бросил взгляд на столпившихся лошадей и среди них увидел дымчатого Фэна, который, как и другие, был поглощен страхом. Как раз в его сторону один из кочевников показал рукой и выкрикнул что-то грубое – по-видимому, настал его черед.
Наследник потянулся за оружием, готовясь спрыгнуть вниз, но его остановили слова демона:
– Не лезь, я сам все сделаю.
«Снова останавливает меня, как в Лунъюане? Но разве вдвоем будет не проще?» Подумав так, У Чан все же оголил Байшан: