– Их всего пятеро, да и воины из них наверняка никакие. Мы быстро справимся.
– Мы? – Лицо Сянцзяна скривилось в пренебрежительной гримасе.
К удивлению обоих, спускаться им не пришлось: громкий удар открывшихся дверей конюшни застал всех участников происходящего врасплох. Парочку стоявших близко мужчин откинуло в сторону. И если бы не несколько тусклых свечей в ночной темноте, никто бы не смог отличить ворвавшегося внутрь, словно буран, Цзюя от разъяренного призрака. Даже этого света было недостаточно: виднелся лишь бешеный, мечущийся от одного кочевника к другому гневный взор коня.
У Чан застыл с неясной эмоцией на лице, а Сянцзян присвистнул:
– Теперь понятно, почему его все еще на суп не пустили. Поди пойми, что у твоего коня в голове. – И упруго спрыгнул вниз с грацией хищного кота.
Оказавшись рядом с кочевником, демон одним движением обезоружил его и вырвал тавро из рук. Раздался пронзительный вопль, мужчина схватился за обожженный зад и на четвереньках отполз в угол, выкрикивая довольно-таки созвучное с северным диалектом:
– Демон! Исчадие преисподней!
Видимо, некоторые выражения у кочующего народа и жителей Севера все же совпадали. К тому же, лежа на боку и истошно стоная от боли, мужчина указывал на Сянцзяна. Ошибки быть не могло, перепуганный действительно увидел в нем нечестивого, но с чего вдруг? В человеческом облике Сянцзян ничем не отличался от обычного смертного, разве что был неприлично бледен, до безобразия высокомерен и падок на черные одеяния, подчеркивавшие цвет его кожи. Находясь на крыше, У Чан не мог видеть всей картины, так что оставался в недоумении.
Двое мужчин пришли в себя и тут же вооружились чем пришлось. Но нападать они явно не собирались: отмахиваясь палками, перепуганные видом Сянцзяна, попятились и уткнулись в стену.
– И-исчадие… Не подходи!
Но со стороны казалось, что тот и не собирается к ним приближаться: демон Тьмы все так же стоял, застыв в шаге от вопившего в углу мужика и держа в руках медленно остывающее тавро.
У Чан собрался спрыгнуть, но тут крыша под громкое лошадиное ржание снова сотряслась. Один из кочевников, размахивавший плоской доской, пополз в сторону единственного выхода, но, позабыв про бешеного скакуна, слишком к нему приблизился. Ударом копыт его впечатало в перекладину, которая отчетливо затрещала. У Чан не успел ничего предпринять, и большой пласт крыши вместе с ним резко обвалился.
Высота была небольшой, да и падение смягчило тело второго мужчины, что все еще оставался стоять у стены, не подозревая об опасности сверху. Однако, приземлившись, наследник все же издал глухой стон. Когда У Чан поднял голову, то обнаружил, что человек под ним всего лишь потерял сознание, а над ними уже склонилась непроглядная тень. Без ясных на то причин спина, а следом и затылок наследника онемели. Его глаза медленно скользнули по черному пятну с человеческими чертами, сердце зашлось так, что стук отдавался в горле. Это был Сянцзян, точно он. Однако сковавший У Чана животный ужас не поддавался никакому контролю. Мертвенно-бледное лицо, застывшее в безумном выражении, смотрело на него абсолютно холодно. Демон не улыбался и не скалился, но все же создавалось впечатление, что в душе он заливался леденящим и звенящим хохотом. Смотря в сузившиеся, вспыхнувшие красным светом зрачки, У Чан невольно ощутил себя в шкуре добычи, которой стоило только шелохнуться, и ей тут же выпустят все внутренности наружу длинными острыми когтями.
Сянцзян плавно опустился на колени, и их глаза оказались друг напротив друга. У наследника перехватило дыхание.
– Что, инстинкты шалят? – Слова демона отдавались пульсирующим гулом в ушах, из-за чего У Чан совсем не понял их насмешливого смысла.
Бах! – раздался грохот, и зрительный контакт прервался. Виновником оказался кочевник, который выбежал наружу, держась за обожженный зад. Когда же У Чан приподнялся и украдкой глянул в сторону Сянцзяна вновь, лицо демона уже выглядело привычно надменным.
Многие из лошадей последовали примеру кочевника. Лишь двое остались стоять на месте – Цзюй и Фэн. Дымчатый конь наставника и ухом не повел, тогда как бешеный скакун молодого господина, пуская клубы пара из ноздрей, принялся взволнованно расхаживать вокруг него кругами, но все же держась на расстоянии. Увидев их, У Чан мысленно не удержался от риторического вопроса: «И это истинная причина?» Разве не в поисках своего хозяина верный рысак заявился в конюшню и устроил погром?
Наблюдения наследника прервал голос демона:
– Помнится, днем ты изучал карту…
У Чан непонимающе посмотрел на него. Они все еще сидели рядом друг с другом: молодой господин – в обломках крыши, Сянцзян – на корточках перед ним.
– Советую вычеркнуть эту местность, ха-ха, а если судьба тебя все же сюда заведет – скрыть свой примечательный цвет волос от местных.
Взор юноши ненадолго задержался на насмешливом бледном лице. У Чан раздраженно фыркнул и поднялся на ноги. Краем глаза наследник заметил ладонь Сянцзяна, которая до дрожи сжималась в окровавленном кулаке.
Оба больше ни слова не произнесли. Даже когда демон остался стоять в стороне, У Чан молча отправился ловить разбежавшихся по округе лошадей.
Когда все вернулось на круги своя, ни у кого не оставалось энергии на споры и расспросы. Наследник сел в повозку, совершенно изнуренный, все же он уже полных два дня бодрствовал, а вызволение лошадей лишило его последних сил. Сянцзян завалился в углу и, съежившись в многострадальный комок, впервые уснул на глазах Го Бохая. На самом деле по дороге в долину Шутянь им попадалось немало мест, где можно было бы передохнуть, но то были лишь маленькие деревни и незнакомые поселения. Никто из троих не пожелал и минуты задерживаться там из опасений попасть в новые приключения.
Так они провели три полные ночи в пути, заменяя сон легкой дремотой и лишь изредка останавливаясь, дабы размять спины, пока на пути наконец не оказался большой город – Уюнь.
Прибыв, первым делом слуги наследника разыскали хороший постоялый двор, который принимал исключительно благородных гостей. Помимо названия «Спящий журавль», на двухэтажном здании висела дощечка с иероглифом «душа», что очень многое говорило о данном заведении. Например, в отличие от других домов, владельцы которых не брезговали дать комнату захмелевшим посетителям в сопровождении вульгарно накрашенных красавиц, в подворьях с такой многообещающей табличкой (кусочек от словосочетания «душевное спокойствие») не одобряли любого рода шум – будь то даже тихая мелодия сюни[34]. По этой же причине цена за ночь в «Спящем журавле» и ему подобных постоялых дворах кусалась, прием пищи не входил в стоимость, а люди, останавливавшиеся здесь, носили громкие фамилии и не желали, чтобы их тревожили.
Го Бохай занялся оплатой трех комнат, пока увлеченный рассматриванием постоялого двора У Чан стоял рядом и крутил головой по сторонам. Для наследника, редко выбирающегося из поместья, каждая деталь казалась необычной.
Из передней, где сейчас находилась троица, открывался вид на соседний зал и тихо трапезничавших там людей. Время шло к полудню, и многие из гостей сейчас утоляли голод. В их взглядах блестел интерес к примечательным путникам, особенно к юноше с серебряными волосами. Но никто из гостей откровенно не таращился на него, плюясь едой от удивления, а уж тем более не желал тревожить ради удовлетворения своего интереса. Они лишь со стеснением посмотрели в его сторону и тут же сделали вид, что заняты своими делами. Даже обсуждения, которым они предались, не выходили за рамки шушуканья, похожего на взмах крыльев бабочки.
Становилось как-то неприлично продолжать разглядывать людей за едой, поэтому наследник быстро переключил внимание на широкую лестницу, ведущую к комнатам. Однако, если бы его взгляд задержался на лицах находившихся там хоть на секунду дольше, возможно, он узнал бы двух прелестных персон в компании не менее прелестной дамы за дальним столом. Но все же У Чан был поглощен ощущением новизны.
Было неловко признавать: даже та чайная в Лунъюане, куда его любезно пригласил Мэн Чао во время их прогулки по столице, была первой среди подобных заведений. Будучи сыном человека, правящего ровно одной четвертой Поднебесной, У Чан имел большие возможности, любые двери для него были открыты, а хозяева питейных и развлекательных павильонов столицы Севера с распростертыми объятиями были готовы его встречать и обхаживать. Но их предлагаемое веселье мало интересовало юношу в сравнении с времяпрепровождением с наставником за учебой. Хотя Го Бохай любил ходить в город, когда приезжали торговцы шелков с Востока и Юго-Запада, наставник все равно не посещал никакие другие места. А если они не интересовали учителя, значит, и ученику было незачем распылять свое внимание на них.
Теперь все немного переменилось. Вдали от дома У Чан желал сам куда-нибудь заглянуть и чему-нибудь удивиться. Хоть на то маленькое театральное представление, куда зазывали люди у дороги, когда повозки наследника въехали в Уюнь. Немного погодя желание У Чана изменилось: теперь он желал сходить куда-нибудь вместе с учителем и чем-то удивить его. В нем словно зажегся неугасимый огонек, а в голове то и дело возникали вопросы: «Какие блюда здесь подают?», «Надеюсь, достаточно острые?», «Сколько времени мы тут проведем?», «Учителю тоже нравится это место?». Вдруг У Чан поймал себя на том, что уже долгое время непочтительно таращится на Го Бохая, да и еще с глупой улыбкой на лице, словно тронулся умом. Он успел отвернуться, когда на него обратили внимание, а затем сболтнул первое, что пришло в голову:
– Ого, здесь почти нет свободных комнат!
Глава 44. Часть 3. На полпути в обитель Опустивших головы долины Шутянь
Как раз вовремя подоспел хозяин, вручивший таблички от комнат, и все трое поднялись на второй этаж. У Чан и вообразить не мог, как сильно его обрадует наличие хоть и жесткой, но все же кровати. Если бы его спина могла, то простонала бы от счастья, когда он, сбросив сапоги, растянулся на постели во весь рост. Убранство покоев, по мнению привыкшего к роскоши наследника, оказалось посредственным, однако это было всего лишь временное жилище, поэтому серые стены и одинокий стул в углу его не слишком расстраивали. У Чан даже не успел рассмотреть прозрачный полог над кроватью, как его веки сомкнулись.