У Чана мучил вопрос. Дождавшись, когда девушка улыбнется, он спросил:
– Госпожа Шао, вы встречали владыку? Или же на южном диалекте слово «старикан» имеет иной смысл?
За нее, смеясь, ответила Ба Вэньлинь:
– Нет, старикан – он и на севере, и на юге Поднебесной старикан. Никто из нас с ним близко не знаком, но, судя по слухам о нем, речь всегда идет об одном человеке. Не может же такая жестокость передаваться с титулом владыки. Мы считаем, что он уже давно живет на этом свете. К тому же… – Девушка обернулась к двум избранным. – …У нас сложилось впечатление, что у владыки довольно скверное чувство юмора.
Уточнить, что именно это значило, у У Чана не вышло: джонка стукнулась о причал, остановилась, и все переключили внимание на это. На лице наследницы отразилась радость от вида пустующего берега, все тотчас вышли из-за стола и подошли к краю лодки.
Перед будущими богами грозным исполином возвышалась гора. Ее верхушка терялась далеко за облаками. Стало ощутимо холоднее, чем пару минут назад. Зелень, произраставшая на берегу и на горе, казалась влажной, а на земле блуждал легкий туман. Помощники с кухни и повар выбежали попрощаться: они спрятали ладони в рукава и опустили головы в почтительном поклоне.
Ба Циншан помог Фань Мулань перебраться на сушу. После обернулся и к сестре.
– Прошу… – Однако тут же выражение его лица помрачнело. – Рука все еще болит?
Наследницу не порадовал такой вопрос: она цыкнула, легонько ткнула в плечо брата пальцем этой самой руки, и тот, стоя на краю джонки, потерял равновесие. Чтобы не свалиться в воду, Ба Циншан оттолкнулся от лодки и перепрыгнул на причал. Оказавшись на берегу, они расшумелись. В то время, стоя все еще на судне, Шао Жоу подозвала У Чана:
– Мне не хотелось спрашивать при всех, да и сестрица велела не лезть. Но все же… У вас с учителем что-то произошло? В тот день он выглядел будто бы несчастным.
Для У Чана вопрос прозвучал странно: только пару часов назад воспитанник и наставник виделись, Го Бохай не казался расстроенным. Но все же глаза на это закрывать не стал – вдруг девичий взор куда проницательнее его?
Наконец все будущие боги сошли на причал, размяли косточки, оглянулись по сторонам и только решили обговорить дорогу до обители, как кто-то из девушек охнул. В сумерках и волочащейся по земле туманной дымке замеченное выглядело недобро: то была высокая фигура даоса, подсвеченная тусклым светом и стоявшая на единственной дороге прибывших. Фонарик в руке человека зловеще покачивался, и от этого никому радостнее не становилось, особенно когда другая его рука медленно подозвала прибывших.
Перебрасываясь шуточками про водящихся в горах призраков, юноши первыми пошли вперед, девушки последовали за ними. Не сводя глаз с таинственной фигуры, они присматривались и старались увидеть хоть какие-то детали живого человека, а тот все махал не переставая. Когда расстояние сократилось до одного чжана, писклявый голос Шао Жоу будто вонзился в спины юных господ. Зрение у будущей богини оказалось куда острее, чем у остальных.
– У него на лице… лишь синие губы видны! – Она вцепилась ногтями во впереди идущего Ба Циншана, и тот поморщился от боли.
Закатив глаза, Ба Вэньлинь цыкнула:
– Не неси чепухи! Подумаешь, лицом не вышел.
Незнакомец робко улыбнулся – кажется, услышал их голоса. И все же скудный свет фонаря довольно сильно искажал его лик, сложно было понять, жив ли даос, или они имеют дело с бестелесным духом.
Юноши сделали еще шаг, девушки не отставали. Очертания силуэта наконец стали более четкими. Общее опасение можно было понять: в сумерках и коряга на обочине голодным тигром покажется. Вот только когда все подошли и остановились на безопасном расстоянии, облегченно выдохнуть не смогли. То действительно оказался живой человек – парень на вид тех же лет, что и прибывшие, вот только с особенностью на бледном лице: широкая полоска хлопковой ткани закрывала ему веки – виднелись лишь кончик прямого носа и тонкие бледные губы.
– Пройдемте за мной, я проведу вас до обители, – безэмоционально произнес он.
У избранных пересохло в горле от осознания, что перед ними не абы кто, а сам послушник монастыря. Это подтверждали узоры на полах его халата и серебряная подвеска на поясе. До этой самой минуты рассказ про лишившегося зрения ученика из-за владыки-тирана без сомнений всеми воспринимался как слух: где это видано, чтобы народная молва ни в чем не исковеркала и не приукрасила правду? А тут перед ними стоит незрячий даос из плоти и крови.
Реакция не заставила себя долго ждать: в ту же секунду Шао Жоу с писком повисла на шее подруги:
– Не пойду, не пойду! Лучше сразу красивой похороните!
Фань Мулань махнула рукой, давая остальным понять, чтобы не обращали на это представление внимания.
– Что ты вечно как ребенок! Как поехидничать над боязнью высоты у госпожи Луань, так ты первая, а тут сплетен испугалась?
В то время даос уже развернулся и медленно пошел по дороге. Поступь у него оказалась легкая и уверенная для того, кто был лишен возможности смотреть под ноги. И в дороге он не проронил ни слова.
Только они дошли до подъема, как радости у молодых людей снова поубавилось: перед ними предстала тянущаяся до самого верха хребта старая лестница из тысячи – а то и из двух тысяч – ступенек, да еще таких широких, что быстро, как ни старайся, не поднимешься. Забраться на такую высь в здравом уме без веской причины явно не захочется.
У Чан окинул взглядом дорогу, ведущую в город.
– Что-то не так? – Ба Циншан словно чувствовал волнение в приятеле.
И был прав: не обнаружив учителя у подъема на Туманный хребет, наследник Севера немного растерялся. Все же они договаривались встретиться именно тут. И хотя на земле четко виднелась не одна пара следов от колес повозок и сапог – возможно, как раз Го Бохая и слуг, – на душе У Чана все равно было как-то дурно. Вдруг наставнику стало плохо в дороге? Как тогда ночью на горе Хэншань!
– Знаете, я, наверное, тут еще побуду, – сказал У Чан и хотел было вернуться в город, но Ба Циншан без колебаний встал прямо у него на пути.
– Возвращаетесь в Чжоухэ в такое-то время? Да что же случилось?
– Прошу, побыстрее там! – донесся голос из толпы поднимавшихся по лестнице.
Кто захочет тревожить других своими догадками, к тому же надуманными? Вот и У Чан так считал и знал, что только он поделится ими – сразу появятся лишние вопросы.
Тем не менее во взгляде южанина читалось переживание. У Чан ясно видел, что Ба Циншан не старался играть на публику, натягивая маску. Он действительно был добросердечным, чутким и внимательным юношей. Просто строгое воспитание не позволяло ему напрямую сказать, как Мэн Чао: «Я пойду с тобой, что бы ты там ни говорил!» – вот он и казался странным.
У Чан сдался и поделился щепоткой своего волнения.
– Что? – Ба Циншан был удивлен. – Вероятнее всего, ваш учитель уже на полпути к вершине. Дорога от внешних городских ворот до Туманного хребта занимает меньше времени. Давайте для начала поднимемся и разузнаем у местных?
Оба обратили лица к подъему. К вершине Хэншань вела лишь сотня ступеней, подняться при скором шаге можно было быстрее, чем дотлеет палочка благовоний; тут же понадобится в десять раз больше усилий.
– Скажите, сколько это займет времени? – обратился У Чан к проводнику.
Однако ответа даос не дал.
– Думаю, час нашей молодой жизни уйдет, не меньше, – буркнула под нос Шао Жоу.
У Чан, все еще сомневаясь, предпринял еще одну попытку:
– Могу ли я вернуться сюда позже? Мне нужно найти наставника, кажется, мы разминулись.
Пару мгновений всем казалось, что даос проигнорирует и этот вопрос, но тот неожиданно разомкнул губы и произнес:
– Дороги назад нет, все, кто должен быть на вершине, уже в пути.
Тяжело вздохнув, У Чан все же решил присоединиться к остальным и найти учителя на месте.
Скоро вдалеке на лестнице показалось небольшое скопление людей – их выдал тусклый одинокий фонарик в руках еще одного послушника. Возможно, то мог быть Го Бохай со слугами клана У!
Ба Циншан хотел было положить руку на плечо У Чана, но, будто одумавшись, быстро спрятал ее за спину и улыбнулся:
– Уверяю, что все хорошо. – Он, как и У Чан, не отводил взгляда от фигур впереди.
Еще через некоторое время силуэты стали отчетливее – компания избранных почти нагнала их.
Вдруг даос прервал молчание.
– Кому-то хватает воли, кому-то нет. Для одного подъем легок, для другого сродни наказанию, – ответил он на ранее заданный У Чаном вопрос, хоть и с опозданием.
На лицах молодых людей так и читалось: «Спрошу, и опять ответа долго ждать». Потому, как ни разбирало их любопытство, все промолчали. Но тут из темноты показался человек. Он сидел на ступенях, вероятно отдыхая. При виде появившейся процессии он поднял голову и через силу раздраженно плюнул:
– Вот же ж! – И махнул рукой, отвернув лицо. – Идите, мне ваша помощь не понадобится!
Будто кто-то ее предлагал. Столь «теплая» встреча не вызвала ни у кого даже желания кивнуть в знак приличия. Даос, сопровождающий будущих богов, задерживаться не стал, а оставаться в темноте никому не хотелось. Кто-то признал сразу, кто-то – лишь пройдя мимо: человеком на ступеньках оказался сам Бань Лоу! Еще и без своего товарища Цюань Миншэна – вот так в новинку! Все пошли дальше, кроме У Чана.
– Отбился от своих? И собираешься в одиночестве слезы лить? – обратился он к юноше на ступенях.
Грубо прозвучало, но ожидаемый эффект слова возымели: Бань Лоу тут же позабыл обо всех печалях, вскочил как ошпаренный и схватил наследника за ворот. А тот и бровью не повел. В детстве они уже дрались, так что подобное проявление недоброжелательности стало характерной чертой их «общения». Можно считать, так они поздоровались.
Бань Лоу опустил руки и остаток дороги молча брел за остальными. Как и предполагал У Чан, он попросту был чем-то раздражен.