Вторженец с криком замахнулся мечом. Позади раздалось:
– На пол!
Мальчик молниеносно выполнил приказ, инстинктивно подняв взор, и алые потоки хлынули ему прямо на лицо. Во рту появился железистый привкус. Сяобай безуспешно заскользил по залитому полу в попытке отползти. Солдат, свалившийся рядом, бился в агонии.
Удары пульса в ушах ребенка смешивались с грохотом битвы: на главном дворе несколько десятков солдат бились не на жизнь, а на смерть; схватка выглядела настолько кровожадно, что казалось, вторженцы после победы накинутся на павших и начнут их рвать зубами.
Убрав меч, дядя одной рукой подхватил племянника, другой – убитого южанина и, прикрываясь мертвым телом, побежал вдоль стены к лошадям. Беглецам очень повезло: никто из вторженцев не кинулся им вслед.
За те несколько минут, что Сяобай мог наблюдать за сражением, он едва не лишился разума от открывшихся его взору картин. Кровь так залила светлые плиты двора, что он казался черным. Вторженцы убивали людей как скот, отрубая конечности и вспарывая животы; их лица, перекошенные от яростной жажды жестокости, навсегда отпечатались в сознании мальчика. В последний момент, уже взбираясь в седло, Сяобай успел заметить, как кто-то из нападавших одним движением перерезал горло обезоруженному мужчине и тут же снес голову женщине, бросившейся защитить его.
Хоть с такого расстояния разглядеть детали было невозможно, Сяобай точно знал, чьей смерти волею судьбы стал свидетелем. Они мчались во весь опор, дядя прижимал его к себе, а осиротевший ребенок без остановки бормотал что-то невнятное, то и дело впадая в забытье:
– Как так можно. Все не взаправду… Это не отец и матушка, не отец и матушка, не отец… Я не хочу… Не надо… Оставьте меня…
Когда они проезжали мимо полыхающей мастерской, Сяобай немного пришел в себя, но тут же потерял дар речи.
Конь завернул за угол, и теперь все, что мог видеть любимый внук почившей старшей госпожи, – черные клубы дыма от тлеющих шелковых тканей в большой мастерской. Несколько раз разворачиваясь, чтобы избежать столкновения, дядя с едва живым от пережитого племянником все же покинули поместье. Сяобай вовсе не обратил внимания, как они оказались за стенами – удача им благоволила. Но тут на открытой местности дядя вдруг пришпорил скакуна посильнее – их все же заметили!
Трое лучников на ходу снарядили луки. Одна из стрел пронеслась так близко к головам беглецов, что можно было почувствовать, как она рассекла ветер. Дядя прижал племянника к груди, чтобы тот не свалился.
– Ну же! Гуй побери, где вы?! – злобно прорычал он.
Его болезненный взгляд был устремлен в густой лес на верхушке мыса, до которого оставалось всего несколько чжанов, – мужчина словно кого-то ожидал увидеть. С остатками надежды, не жалея коня, дядя хлестнул поводьями, и наконец они с племянником оказались наверху.
Они уже проскакали несколько ли от поместья, давно миновав дорогу к морскому причалу. Сяобай догадался: отец не планировал брать его с собой. Поднявшийся до небес ало-черный смог со стороны берега свидетельствовал лишь об одном: сейчас там полыхало что-то огромное, возможно те самые судна, которые должны были всех спасти.
Над ухом мальчика раздался кашель: дядя словно пытался сдержаться до последнего, но кровь изо рта все равно хлынула на плечо племянника. Сяобай опомнился, хотел обернуться, как вдруг конь начал разворачиваться – еще чуть-чуть, и они поедут прямо навстречу врагу!
– Что вы делаете? – Сяобай в панике выхватил вожжи из ослабевших рук, однако то ли он дернул слишком резко, то ли напуганная лошадь взбрыкнула в самый неподходящий момент, но наездники кубарем свалились на землю.
– Быстрее! Вставайте!
У Сяобая еле нашлись силы выполнить сказанное, а тут пришлось, невзирая на нестерпимую боль в ноге, подползти и перевернуть на бок солдата весом около двух дань[42].
– Стрела! Дядя, вас ранили! – Он бездумно ринулся вытащить наконечник из спины мужчины, хотя прекрасно знал, что так делать не стоило.
Дядя заревел как дикий зверь и ненадолго пришел в себя:
– Оставь! Там… за лесом… – Приближающийся топот копыт напомнил ему, что времени совсем нет. Он оттолкнул племянника и басом вскрикнул: – Беги, чтоб тебя!
Вид брызжущих слюной лошадей и снаряженных луками солдат, на которых переметнулся взгляд Сяобая, немного привел его в чувство. Хаос в мыслях обратился пустотой, не осталось места даже на угрызения совести из-за побега. Инстинкты сами взяли верх, и вот мальчик уже влез на коня.
Мыс Юэхай покрывала густая растительность, вековые ели тянулись высоко к небу. Сяобай знал здесь каждый камешек, нежно любил чудесный вид, что открывался с возвышенности на морскую пучину и плавающие судна. Бесчисленное количество раз он радостно поднимался сюда то с родителями, то с бабушкой, чтобы обрести душевное спокойствие и соединиться с природой. Но сейчас Сяобаю казалось, что место не походит само на себя. Смерть идет за ним по пятам, стволы деревьев так и норовят преградить путь; ветви цепляются, пытаясь опрокинуть его; а все вокруг, поглощенное кромешной темнотой, походит на пасть огромной собаки, которая вот-вот захлопнется и перекусит пополам беззащитного мальчика и его скакуна. И чем дальше он углублялся в лес, тем сильнее обострялись ощущения.
Сяобай хоть и дрожал от страха, но твердо повторял пересохшими губами:
– Я смогу, смогу, сказал, что смогу! Вернусь и спасу всех. Они выживут, дождутся меня.
Он почти заставил себя поверить в то, что ничего страшного еще не произошло, что он должен лишь успеть. Но куда? Зачем? Он старался не думать об этом и слепо несся, в точности как дядя, устремив взгляд вперед. Вдруг конь взбрыкнул и встал на дыбы, будто испугавшись чего-то. Позади раздались голоса: солдаты южных земель достигли леса!
Их громкие крики, полные злобного торжества, привели Сяобая в отчаяние. Он с огромным трудом успокоил лошадь, силясь не обращать внимания на свое заполошно бившееся у самого горла сердце, и принялся внимательно разглядывать деревья и кусты вокруг. Вдруг удастся спрятаться? Едва ли, всюду лишь обычные стволы, никакого бурьяна… Но что это? В кустах в паре чи раздался треск – кто-то наступил на сухую ветку. Сяобай застыл с расширившимися от ужаса глазами, не смея сделать вдох.
В темноте блеснула пара глаз. Покрытая угольной шерстью лапа размером с ладонь взрослого человека шагнула к нему. Это была огромная черная собака, до этой самой секунды из укрытия наблюдавшая за всадником. Стоило их взглядам встретиться, и псом овладел дикий голод. Он зарычал, показывая, что не отступит. Теперь путь вперед перегорожен: чуть поверни коня боком, чтобы объехать препятствие, и на него набросятся.
Сяобай от отчаяния прокричал:
– Прошу, уйди! – Он считал: если шанс есть и это горный дух, то он поймет его речь и, может быть, смилуется. – Бери у меня что хочешь, но только потом!
Неясно, что именно повлияло на поведение пса – наивная просьба или же безудержное улюлюканье и посвистывание солдат поблизости, – но он отступил. Медленно закрыв пасть, животное попятилось и скрылось в кустах. Однако было уже поздно: отряд южан оказался перед беглецом. При виде их ликующих лиц и нечеловеческого оскала можно было подумать, что они самые что ни на есть людоеды, которые загоняют в угол свой ужин.
Сяобай без промедления дернул коня за вожжи и повернул в другую сторону. Уж пусть будет как будет, вдруг на этот раз тоже повезет и во мгле лучники промажут? Но вот что странно: сколько бы они ни гнались за единственным выжившим Го, а тот ни убегал, они так и не вынули ни одной стрелы из колчана и не пустили ему в спину.
Солдат пришпорил своего и так рвущегося вперед скакуна и поравнялся с Сяобаем. Не успел мальчик повернуть к нему голову, как тут же был выбит из седла чьим-то сапогом. Второй раз свалившись на землю, он больше не терял времени – побежал дальше.
Солдаты загоняли ребенка, как маленького зверька. Они несколько раз догоняли и сбивали с его ног, но только чтобы потешиться над беспомощностью жертвы, а затем, позволив отбежать немного вперед, опять настигали его.
В конце концов все оказались у края обрыва. До моря было два-три чжана высоты, а внизу – острые, как ножи, скалы. Только потерявший волю к жизни или самый уверенный в своих силах прыгнет туда.
Увидев, что его окружили, Сяобай в изнеможении рухнул на колени. Легкие пекло от долгого бега, но он не собирался сдаваться.
– Что делает этот сопляк?
– Куда пополз, мелюзга?
Сяобай, подтягиваясь вперед, цеплялся за куски земли, как за выступы на стене. Нельзя было, чтобы все кончилось вот так, должно же было что-то произойти, что изменит его положение, – так, по крайней мере, он повторял про себя, не слушая, что ему говорят. Один из преследователей неторопливо спешился, так же медленно обошел мальчика, встал на его пути и присел:
– Зачем убегаешь? Ты же избранный Небесами. Не хочешь дать нам отпор, воспользовавшись своей особенностью? – Не нужно было и головы поднимать, чтобы понять: своим вопросом он хотел унизить сына знатной семьи.
Его товарищи рассмеялись:
– Ты ему еще свой меч предложи!
– Курицу и ту не напугает, он же совсем зеленый – даже церемонию Посвящения в будущие боги еще не прошел!
– Дай ему затрещину, чтобы отвечал, когда спрашивают!
Солдат схватил Сяобая за ворот, рывком поднял на ноги и ударил. Вот только это был не шлепок по лицу или затылку. Неожиданно прилетевший удар под дых был полон мужской силы и злобы – такой не каждый взрослый-то выдержит.
– Сволота! Столько ехал, а ты даже в лицо мне не посмотришь? Где мое вознаграждение?
Сяобай выстоял, превозмогая боль, и лишь согнулся пополам.
– Ну! Ну! – воскликнул один из южан на коне. – Ты поаккуратнее, куда так лупишь? Убьешь ненароком раньше времени.
– Он же не обычный смертный, пару ударов перенесет. Или что, рады оказаться здесь, пока родные одни дома? И было бы ради чего! – Он взялся за копну растрепанных, мокрых от пота волос Сяобая и с усилием вынудил его поднять голову. – По факту ведь просто так! Мои жена, сын и две дочери сейчас никак не защищены от мятежников, но меня отправили на Восток.