Предчувствуя, какой тяжелый день им предстоит, сваха с сыном молча согласились. Одна Лун Синь наградила наставника оскорбленным и едким взглядом. Го Бохай чувствовал, что не нравится девушке.
Наступила глубокая ночь. Хозяева дома и их гости с Туманного хребта уже планировали разойтись, но раздавшийся у ворот усадьбы женский визг заставил всех выбежать на улицу. Во дворе их встретила призрачная фигура девушки, уже окруженная толпой слуг.
Рыдая, усопшая кланялась без остановки:
– У меня все еще есть дела… Я так виновата… У меня… есть дела… Я не хотела! Не забирайте меня, госпожа…
Ее белые одежды развевались на ветру и в лунном свете переливались жемчужными волнами. Лицо скрывали растрепанные черные волосы и газовая ткань. Быстрее всех девушку признала сваха. Она вскрикнула:
– Ань-Эр! – И попятилась, почти теряя сознание на руках едва успевшего ее подхватить У Чана.
Собравшиеся на шум слуги тут же заголосили:
– Вернулась! С того света!
– Пришла за молодым господином? Это не кончится!
– Как страшно…
Одна из служанок выкрикнула:
– Госпожа! Ваш сын!
Наблюдавший за всем со стороны У Чан заметил, как молодой человек направился к усопшей. Поэтому сразу рванул к нему и, схватив за ворот, вернул обратно к остальным. После наследник взмахнул мечом и начертил вокруг Ань-Эр круг. Мгновение, и между живыми и мертвой вспыхнул барьер в виде завесы света. Металл артефактов на поясе и руках будущего бога ощутимо нагрелся от призыва сильного защитного заклинания. Высвобожденная духовная энергия окутала хозяина с головы до ног, но У Чан почувствовал, что его сил может не хватить. Он оглянулся на учителя… и неожиданно осознал, что ни Го Бохая, ни преемницы среди собравшихся на улице нет!
Не успел наследник что-либо сообразить, хаотично высматривая наставника среди трясущихся людей, как к нему подползла совсем еще юная служанка.
– Господин заклинатель! – У Чан хотел возразить, но вдруг девушка с силой вцепилась в его правый сапог. – Усопшим не место среди живых, прикажите ей вернуться!
С другой стороны сваха вгрызлась длинными пальцами в плечо сына, которого наследник все еще удерживал за воротник.
– Я никогда не дам разрешения на подобное! Совсем из ума выжил?! Ты еще не знаешь, на что способна эта семейка! Они путались с нечистой силой, вот и вернулась их дочь злым духом!
А впереди не званая в этот мир гостья сделала шаг. У Чан тотчас предостерегающе поднял клинок:
– Госпожа, остановитесь! Если дотронетесь до барьера, он нанесет вам вред!
Никто не ожидал, но Ань-Эр послушно остановилась и даже опустила ладонь, которую только что тянула к возлюбленному. Наследник вырвал сапог из тисков и хотел было уже броситься на поиски учителя, но сын свахи словно обезумел при виде подруги детства и принялся вырываться.
В это мгновение подул холодный ветер; землю вокруг покойницы заволокло густым ароматным дымом. Кто-то возжег похоронные благовония!
У Чан честно старался придумать хоть какой-то выход, но не мог ясно мыслить в воцарившейся суете. Поразмыслив немного, он бесцеремонно дал Хунь Сяо знатную затрещину, отчего тот тихо заскулил и прекратил попытки броситься к возлюбленной.
Времени на размышления совсем не осталось: клубящиеся ядовитые облака благовоний уже выросли до нескольких цуней. Служанка, сидевшая на коленях, с пронзительным визгом подскочила и, размахивая руками перед собой, вбежала в дом, как ужаленная роем пчел. Остальная прислуга последовала ее примеру и бросила сваху с молодым господином на улице.
Вдруг Ань-Эр подала голос:
– Ты готов исполнить свою клятву, гэгэ[67]?
– Убирайся! – взвизгнула несчастная мать, закрывая собой побледневшего сына. – Он ничего тебе не должен!
Земля во дворе усадьбы задрожала. Главные ворота с грохотом отворились, и через порог шагнуло что-то невидимое, но излучающее гнетущую мощь. Ледяной ветер, как насекомое, пробрался сквозь одежды смертных и до боли сковал их тела пронзающим холодом. А за спиной Ань-Эр из рыхлой почвы вмиг возникли десятки… тел. Хоть поднявшиеся клубы дыма благовоний и застилали взор, У Чан все же смог разглядеть: это были девушки. Какой-то было всего шестнадцать лет, какой-то уже все двадцать пять, а может, и тридцать.
У Чан прорычал сквозь зубы, с ненавистью глядя на сваху:
– Вы еще кому-то отказывали в браке с сыном?!
Сваха замотала головой из стороны в сторону, а столкнувшись с презрительным, лишенным всякой веры взглядом наследника, упала на колени:
– Нет! Нет! Пусть Небеса мне станут судьей!
С учетом того, что перед ними стояли и совсем взрослые женщины, вопрос наследника прозвучал неуместно. У Чан крепче сжал рукоять Байшана и буркнул себе под нос:
– Не могли же они все прийти вслед за Ань-Эр! – И поднял черные тигриные глаза на стоявшую в центре защитного круга девушку, чьи волосы зловеще развевались на ветру: – Кто вас потревожил? Кто призвал?
Девушка незамедлительно указала рукой на Хунь Сяо.
Близился час крысы. И в это время в гостевом зале усадьбы преемница свахи неожиданно перегородила путь Го Бохаю. Круглое личико девушки неестественно исказилось от злобы:
– Так… господин правда не помнит эту скромную?
Голос ее трепетал, как зажатый между двумя ладонями мотылек. Наставник удивленно взглянул на Лун Синь. Более двух сотен лет прошло в скитаниях. Как вспомнить хрупкую смертную, которой он мог помочь мимоходом?
Вдруг Го Бохай нахмурился. Верно, ему более двухсот лет, а она слишком молода. Если же они и встречались, то, вероятно, давным-давно… Одним движением он схватил Лун Синь за запястье – та успела увидеть лишь широкий развевающийся рукав перед глазами. Даже не прибегая к техникам, Го Бохай тотчас понял, что у девушки нет пульса.
– Кто ты? – Вдруг статуэтка, стоявшая на домашнем алтаре, издала треск. – Я вижу, ты не желаешь вреда семье Хунь, но зачем такому могущественному духу привязываться к ним?
Да, она не была ни восставшей из земли, ни заблудшей душой. Тело Лун Синь – духовная оболочка, которую питал мощный источник сил, сама же она находилась на шатком перепутье: в любой момент она могла лишиться рассудка или рассеяться.
На улице раздался тревожный голос У Чана:
– Госпожа, остановитесь!
Го Бохай не мог больше стоять без дела, однако Лун Синь снова его задержала. Глаза ее покраснели, плечи пробрала мелкая дрожь.
– Нет более глупого человека, чем я. Но все же как можно столь бездушно поступить?! Ты позабыл нас и даже в сердце не оставил для нас места!
Бах! – и одна из статуэток на алтаре разлетелась вдребезги. От фигурки краснокрылого феникса[68] осталось лишь деревянное основание, а крупные щепки откинуло с такой силой, что они глубоко впились в стены и потолок.
В этот же момент в усадьбу с криками ужаса вбежали слуги. Поток людей разделил Лун Синь и Го Бохая, как две маленькие лодки, которым самой судьбой не было предначертано встретиться.
Медлить больше было нельзя. Наставник кинулся на улицу. Вдогонку ему Лун Синь вопила:
– Проклинаю тебя! Чтобы и ты сгинул, а после вернулся к вечному скитанию, как я! Чтобы все от тебя отвернулись и бросили одного! Всю оставшуюся жизнь ты будешь винить только себя, Сяобай!
Глава 56. Часть 4. Город невест, где нет достойных женихов
Последнюю фразу преемницы Го Бохай не разобрал: все его внимание переключилось на десяток восставших, что твердо стояли посреди двора усадьбы. Несчастные в потрепанных временем одеяниях не подавали признаков жизни, однако от бывшего небожителя не скрылся тот факт, что они уже очень давно находились под властью темных сил.
Протягивая руки, Ань-Эр обратилась:
– Мой милый гэгэ.
Стоя лицом к лицу с усопшей, У Чан не знал, что учитель приблизился к нему. Хунь Чу же заметила темный взгляд наследника на своем сыне. Пребывая в таком же потрясении, как и он, женщина склонилась в глубоком поклоне:
– Смилуйся над нашей семьей, Ань-Эр! Я, конечно, обидела тебя словом, назвала недостойной дурнушкой, но никогда не желала лично тебе зла! Да, ты не подходила моему сыну, но разве в этом есть его вина? Оставь А-Сяо, он глупый ребенок, который не понимает, что творит!
– Тц… – У Чан не сдержал раздражения. – Молите о спасении сына, жизнь которого уже разрушили? С самого начала вы были несправедливы к молодым – и все еще не понимаете, что ваш А-Сяо более не отступит!
Сваха испуганно подняла голову.
Небо вдруг заволокло зловещими облаками. По взмокшей от напряжения спине У Чана пробежал холодок. Он медленно обернулся. Светлая фигура на фоне густых сизых облаков ослепила его, как вспышка молнии. В это время из-за плеча наставника вышел юный наследник семьи Хунь:
– Дорогая Цзяоюнь[69], это правда ты? – У Чан изумленно взглянул на юношу, в чьем голосе звучала неподдельная радость. – Не слушай никого, этот брак должен состояться, мы ведь давно повязали ленту с клятвой на сливовом дереве.
Но лишившаяся было присутствия духа сваха вдруг решительно закрыла собой сына:
– Ни за что! Клянусь вам, она его околдовала!
– Достаточно! – Хунь Сяо больно сжал плечо матери. Глаза его покраснели от стыда и обиды. – Душа Цзяоюнь должна наконец успокоиться, она не сможет без меня! При жизни ее гнобила ты, после смерти – подобные тебе бессердечные тетки! Я исполню волю ее родителей, так долго страдавших в молитвах о ней!
Поразмыслив, Го Бохай хотел что-то сказать, но ученик опередил его.
– А иначе? Что будет, если мы против этой свадьбы? – обратился он к непрошеной гостье.
Ань-Эр с опаской показала на усопших девушек, которые зловеще шевельнулись:
– Тогда дочери пленившей меня госпожи отправятся в город и заберут жизнь у всех в моей семье…
– Что за госпожа? – вполголоса спросил У Чан и нахмурился. Он понимал, что всех в барьер не заключит – силы артефакта недостаточно, все равно какая-то вырвется и навредит смертному. Может, тогда Го Бохай сможет что-то сделать? Наследник хотел было повернуться к учителю, как заметил промелькнувшую фигуру Лун Синь. Этого только не хватало! У Чан с нарастающей паникой взглянул на учителя, но тот, казалось, погрузился глубоко в свои мысли и совершенно не воспринимал происходящее. Ничего не оставалось, как любыми путями потянуть время, чтобы у Го Бохая была возможность продумать варианты решения сложившейся ситуации.