У Чан ступил вперед:
– Но это неправильно! Хотите – заберите меня.
Это вывело Го Бохая из задумчивости:
– Дайте нам время. – Подобного просить было тяжело, словно с самой погибелью договариваешься, однако наставник рискнул. – Своим появлением вы перепугали всех, а страх – не лучший советчик. Нужно привести матушку вашего возлюбленного в чувство, чтобы она дала согласие. Все же без ее ведома свадьбу не провести.
Никто не ожидал, что одна из восставших девушек согласно кивнет. Следом же Ань-Эр подхватили под руки, и десяток усопших растворились, как капля краски в мутной воде. У Чан снял барьер, чтобы не опустошать свои артефакты, и повернулся к Го Бохаю. Наследника так и подмывало спросить, сумел ли учитель понять, что же на самом деле здесь происходит, но в серых глазах была такая тяжесть, что он не решился.
У Чан не знал, что и думать. Неужели наставник позволит провести эту церемонию? С другой стороны, если молодой господин Хунь согласен, то запрет матери не сработает и обиженная возлюбленная заберет его с собой. К тому же их с наставником удел – быть наблюдателями, чтобы выяснить все обстоятельства.
Пока У Чан осматривал следы зловредной ци на земле, чтобы понять, насколько сильны внезапно нагрянувшие мертвецы, Го Бохай прервал молчание и аккуратно обратился к преемнице:
– Лун Синь, когда все закончится… я помогу.
– Как чудесно! – Ее звонкий недовольный голос пронесся по двору, на что не мог не обратить внимание У Чан.
Го Бохай повернулся лицом к ученику, который уже прожигал взглядом преемницу, и приказал:
– Зайди в дом с остальными.
– Но…
У Чан хотел было поспорить, но сделал только хуже: тень снова опустилась на лицо учителя. И самое немыслимое – он даже не поднял своих светлых глаз, когда наследник спешно прошел мимо.
Мысли в голове наставника мелькали с непостижимой скоростью. Го Бохай приложил руку к виску в попытке собрать все произошедшее воедино и впервые почувствовал себя старой телегой. Колеса у нее отвалились, основание треснуло, а коня даже не к чему привязать. Такую проще бросить на обочине, чем надеяться, что еще можно что-то исправить. «Лун Синь…» Та самая, что бродила за ним в детстве хвостиком.
Говорить было так же тяжело, как и подбирать слова.
– Мой мир, как и твой, изменился в ту самую ночь. Я видел бессчетное количество лиц, пережил множество взлетов и падений, наблюдал, как появляются новые города и стираются старые. Верно, я не знаю, что происходило с тобой после нашего расставания, но и уйти теперь не могу… Я ведь считал, что потерял тебя.
Взгляд Лун Синь становился только холоднее. Резко вспыхнувшая обида поглощала в ней остатки тепла, и стоило откинуть все надежды, что бурю в ее душе можно хоть как-то усмирить.
– Ни еды, ни крова, ни родных – застряла в богами забытом треклятом персиковом саду его вознесшегося величества! Без всякой возможности спастись от солдат Юга! Без всякой возможности спастись под толстыми ветвями «истинного совершенства»! Но ты, оказывается, обманул смерть. Все эти годы ты смотрел, как меняется мир, ты жил, ты дышал, ты был счастлив! Почему так?
Лицо Го Бохая походило на потекшую восковую маску. Он ничего не ответил.
– Сейчас ты узнал эту Лун Синь, но рад ли этому? – На самом деле она как дух тонко чувствовала, что испытывал наставник, и уже знала ответ. – Жалеешь, что здесь стою я, а не твои родители! Меня ты не рад видеть, я понимаю.
Этой лунной ночью крикам во дворе не суждено было смениться блаженной тишиной.
– Что же я сделала в прошлой жизни, что в этой меня обрекли на такие страдания? Не хотела уезжать из родного дома, но подчинилась воле родителей! Не желала становиться невестой, украшением этого бессмертного господина, но доверилась сердцу! – Наконец, задохнувшись в криках, она тихо заплакала: – Я верила, что, облачившись с тобой в алые одежды, наконец обрету счастье. Правду говорил тот старейшина с какого-то там хребта – ты не умеешь любить!
Го Бохай смиренно опустил отяжелевшие веки.
Эта покорность напомнила Лун Синь, как в прошлом она страдала, но делала все, что ей велели. Обида вскипела горячей влагой на кончиках ресниц, и несчастная девушка вскинула руку, намереваясь дать пощечину другу детства.
– Только вздумай что-то сделать учителю! – У Чан без церемоний схватил преемницу за запястье и дернул ее в сторону.
С горем пополам Лун Синь вырвалась и все же ударила, но не наставника:
– Ради любимых небожители спускаются в мир смертных, а демоны становятся на праведный путь. Так вот ради кого ты здесь! – Ее ядовитая усмешка хлыстом полоснула по двум израненным сердцам. Один У Чан непонимающе смотрел вслед уходящей Лун Синь.
Наследнику стало совестно: мало того что он не послушался учителя, так еще и стал свидетелем разговора, не относящегося к нему.
– Не позволяй себе большего, чем я дозволяю. – После этих слов и Го Бохай ушел.
Деревья в сливовых садах неожиданно зацвели. Мелкие лепестки кружились в воздухе, дивной белоснежной вуалью окутывая землю. Глубокая ночь придавала празднеству очарования. Вот только разгуливающая тут и там нечисть никак не вписывалась.
Обычно в сливовых садах Лидуна закатывали пиры в честь жениха и невесты только после трех поклонов[70]. Радостные гости заявлялись с подарками, родители молодых угощали их едой и выпивкой. Пространство заполнялось теплыми голосами и прекрасной музыкой вплоть до самого утра. Когда четверо живых в лице семейства Хунь и прибывших с Туманного хребта объявились, им открылся вид именно на такую картину.
Постелив циновку и установив перевернутые гробы как столики, на земле расположились приглашенные, однако вид их отталкивал и пугал – то была всякого рода нечисть, которая пришла посмотреть на брачующихся. Какого-то утопленника раздуло, какого-то крестьянина перекосило от торчащего ножа в ребрах. Одни старались скрыть свое уродство за толстым слоем грима, другие, выпятив грудь колесом, хвастались, как именно погибли.
– Вот, гляди – прямо сюда старая кобыла товарища наступила. Так моего любимого глаза и не стало.
– Мерзко, но будет ли кто бояться такой рожи? Голодная собака на обочине и то больше напугает!
– Ха-ха-ха! – толпа рассмеялась вместе с одноглазым призраком.
Теперь Го Бохай понял, что происходит. Близился Фестиваль голодных духов. К этому времени все больше призраков устраивало массовые гуляния как в мире мертвых, так и живых. Но собраться такой огромной толпой самостоятельно нечисти подобного уровня было не под силу.
– Необходимо понять, кто за этим стоит, – сообщил Го Бохай ученику.
Все его ранние подозрения, связанные со свахой, оказались беспочвенными. Безусловно, она наговорила многого избраннице сына. Как рассказал позже Хунь Сяо, жестокие слова его матери подтолкнули бедняжку к гибели. Ань-Эр мучила себя разными способами, чтобы стать красивее и достойнее. Умерла она из-за очередного ядовитого снадобья, что должно было отбелить ее кожу, да так и не успокоилась – каждую ночь возвращалась к возлюбленному, чтобы спросить: «Гэгэ правда считает меня симпатичной?»
Призраки и мелкая нечисть разлили загробное вино и, напевая песни, принялись опустошать чарки. Наставник взглянул на воспитанника: они все еще стояли в начале сада, но взгляд У Чана уже забегал от одной опасности к другой.
– Будь начеку, не отвлекайся на их вид, – произнес Го Бохай, и все четверо наконец шагнули вглубь.
Приблизившись, они увидели, как усопшие девушки, ехидно улыбаясь, поправляли алые одеяния и покрывало на голове Ань-Эр, будто бы она была куклой в их руках. В отличие от призрачных гостей, распивавших вино, эти распространяли сильную зловредную ци. Распознав их сущности, Го Бохай тихо предупредил ученика:
– Демоницы. Будь предельно осторожен с ними.
По левую и правую стороны сада тянулись столы с яствами. Живые стояли в середине и для окружения выглядели как кусок жареной рыбы, зажатый между палочками для еды. У Чан поставил перед собой небольшой легкий сундук. Даже звука удара о землю не послышалось. Гости заинтересованно присмотрелись:
– Что это у вас? Еще развлечений принесли? Пусть там будет хоть мало-мальский, но музыкальный инструмент, а то мои уши совсем завяли от болтовни сотрапезников!
– Куда уж больше веселья? Где ты видел, чтобы на посмертной свадьбе присутствовали заклинатели? Вот оно – истинное украшение нашего вечера.
Го Бохай обратился лицом к говорящим и улыбнулся:
– Подарок невесте, уважаемые.
– О-о-о! – довольно протянул галантный призрак в компании пестро наряженных барышень. – Приятно видеть, что хоть кто-то заботится об этой бедняжке!
Стоя позади Го Бохая, госпожа Хунь и ее сын старались не поднимать взглядов. Посмотри они сейчас на говорящего и юных особ с нежными оголенными плечами, но омерзительно длинными, как у ящериц, языками, – рухнули бы на землю.
Гости подхватили идею одарить невесту и принялись судачить:
– Что же это мы, даже никакой безделушки не принесли. Хоть госпожа Лю и не предупреждала о таком, но все же как-то невежливо!
– Господин заклинатель, доложите в ваш сундук презент и от меня. Шпилька для волос, совсем новая – внук передал вместе с ритуальными деньгами[71]!
Так десяток призраков, непринужденно болтая, уже столпился вокруг живых. Наставника быстро перестали опасаться. Забирая подарки, Го Бохай как бы между делом обратился с вопросом к двум пучеглазым усопшим:
– А кто эта госпожа Лю? Она столь добра к вам – организовала празднество в мире людей. Верно, в почете у вас, раз служите ей. – Призраки обменялись взглядами. Наставник улыбнулся: – Не обижает ли госпожа невесту?
– Хах! Наше дело малое: нам приказали – мы сделали, – ответил первый.
– Он о том, что мы редко видимся с уважаемой. Скорее ее отсутствие – благоприятный знак, – подхватил второй. – Лично без сильной надобности не явится.