Мне так хотелось оглянуться на Тристана. Меня терзало чувство, будто я его предал. Внезапно я подумал, что совершил чудовищную ошибку и теперь меня заставят вечно торчать в каком-нибудь коридоре или еще того хуже. Но было уже слишком поздно что-то изменить. Натянутый повод еще туже сжал мне причинные органы, быстро увлекая к дверям дворца.
ТАИНСТВЕННАЯ ЗРИТЕЛЬНИЦА
В томном полузабытьи Красавица понемногу пришла в себя. Жены гарема все так же толпились вокруг нее, еле слышно о чем-то переговариваясь.
В руках у них были длинные и очень красивые перья — и павлиньи, и от других, не менее ярких, птиц, — которыми женщины нежно водили Красавице то по груди, то по лобку и бедрам.
Ее влажное лоно тут же отозвалось на ласку, слегка запульсировав. Перья снова заскользили по грудям, потом медленно и уже ощутимее прошлись по губам вульвы.
Неужто эти ласковые создания ничего другого не желали для собственного удовлетворения?
Принцессу вновь сморила вязкая дремота. Когда она наконец открыла глаза, солнце вовсю струилось сквозь высокие зарешеченные окна. Над ней раскинулся высокий полог, витиевато украшенный вышивкой, с маленькими зеркальными вкраплениями, увитыми золотыми узорами. Красавица увидела вокруг себя все те же смуглые женские лица с жемчужными зубами и нежными темно-розовыми губами, услышала их быструю и негромкую речь, приглушенные смешки. От складок их одежд благоухало розами. Мягкими птичьими перьями женщины по-прежнему забавлялись с ее телом, лениво раздразнивая, словно перед ними лежала неживая игрушка.
И постепенно среди этого скопления прекрасных созданий выделилась одна, наиболее царственная особа. Чуть поодаль от остальных обитательниц гарема, наполовину скрытая изукрашенной ширмой, она внимательно взирала на новую одалиску, вцепившись рукой в деревянный каркас.
Красавица сомкнула веки, нежась в теплых солнечных лучах на ложе из подушек, наслаждаясь легкими касаниями перьев. Потом снова открыла глаза.
Женщина стояла все там же. Кто она такая? И была ли она здесь до этого?
У нее было поразительно прекрасное лицо, выделявшееся даже в этом море замечательных лиц. Сочные чувственные губы, тонкий нос и пронзительные, пылающие очи, чем-то необъяснимо отличавшиеся от глаз остальных здешних женщин. Ее темно-каштановые волосы были разделены ровным прямым пробором и падали чуть ниже плеч тяжелым каскадом локонов, окружавшим лицо треугольной тенью, разве несколько непослушных завитков на лбу вносили некоторый беспорядок, придавая всему облику естественное для человека несовершенство. Широкий золотой ободок огибал ее лоб, удерживая прозрачно-розовую чадру, которая будто бы стекала по волосам и розоватой тенью ниспадала за спину.
Ее лицо имело милую форму сердечка, но при этом казалось невероятно суровым! В его выражении была такая нарочитая ярость, что взгляд аж прожигал насквозь.
Некоторые лица подобное выражение обезображивает, подумалось Красавице, но этой женщине такая чрезмерная напряженность лишь придавала особое очарование. А ее глаза… Надо же! Они оказались темно-голубыми, с удивительным фиолетовым отливом. Как странно! Они не были масляно-черными, как у других жен, и в то же время вовсе не казались холодными и тусклыми. Эти глаза были живыми, яркими, проницательными, полными какого-то внутреннего противоборства.
Словно отстранившись от взгляда Красавицы, женщина чуть отступила за ширмой, и это движение ее выдало: все тут же обернулись посмотреть, кто там. В первое мгновение повисла тишина, затем женщины одна за другой спешно поднялись и согнулись в приветствии. За исключением Красавицы, не осмелившейся даже шелохнуться, все находившиеся в зале склонились перед этой особой.
«Должно быть, сама султанша», — решила Красавица. И от устремленных на нее в упор лилово-синих глаз у девушки стеснило в горле.
Одета эта дама была очень богато, что только сейчас заметила принцесса. И какие чудесные серьги висели у нее в ушах — очень большие, овальные, с выпуклыми фиолетовыми, в цвет глаз, эмалевыми вставками!
По-прежнему полускрытая ширмой, женщина стояла неподвижно, не отвечая на приветствия, что торопливо бормотали ей остальные жены, и не отрываясь глядела на Красавицу.
Постепенно женщины вернулись на места, рассевшись вокруг новой невольницы, и, опять вооружившись перьями, продолжили ее всячески ласкать и оглаживать. Одна из них, теплая и благоухающая, привалилась к девушке, точно огромная кошка, и стала лениво поигрывать пальцами с короткими и густыми кудряшками лобка. Красавица зарумянилась, ее глаза, все так же устремленные к женщине за ширмой, покрылись поволокой. Она задвигала бедрами и, когда перья вновь ласково коснулись ее нагого тела, начала постанывать, прекрасно зная, что незнакомка неотрывно за ней следит.
«Выйди же наконец, — хотелось сказать Красавице, — не стесняйся!» Эта необычная зрительница словно притягивала ее взором.
Принцесса еще энергичнее стала вскидывать бедра, в то время как широкие павлиньи перья, напротив, поглаживали ее все медленнее, все более дразняще. Потом кто-то пощекотал ей перышком между ног, и прежние тонкие, приятные ощущения сразу переросли в острое томительное наслаждение.
Затем перед глазами девушки склонилась тень, и чьи-то губы вновь принялись ее страстно целовать. Больше ей уже не видно было странной наблюдательницы за ширмой.
Проснулась Красавица уже в сумерках. Вокруг мерцали лампы, по стенам пролегли причудливые ажурные тени. Пахло розами и кедром. Не переставая нежить невольницу, женщины подняли ее и препроводили к лазу в стене. Ей так не хотелось от них уходить, тело вновь пробудилось от их ласк. Но потом Красавица вспомнила о Лексиусе: обитательницы гарема наверняка передадут управляющему, сколько удовольствия доставила им новая одалиска. И принцесса послушно опустилась на колени.
Однако, прежде чем скрыться в проеме, Красавица оглянулась на утопающую в тенях залу и тут же увидела стоящую в углу таинственную зрительницу. На сей раз ничто ее не скрывало от глаз. Одета она была в темно-фиолетовый шелк, подчеркивающий необычайный цвет ее очей. Высокий широкий пояс, украшенный золотыми пластинами, точно доспехи, обхватывал тонкую талию. Нежно-розовая чадра, как живая, трепетала вокруг нее и переливалась, сияя, словно аура.
«Как же ты расстегиваешь такой пояс?.. Сними-ка его», — мысленно сказала ей Красавица.
Женщина чуть отвела голову, словно пыталась скрыть свое восхищение невольницей. Грудь ее заметно вздымалась под плотным тугим лифом расшитого золотом платья. Овальные длинные серьги в ее ушах чуть подрагивали, будто выдавая охватившее женщину тайное волнение, которое она ни за что не хотела бы перед кем-то обнаружить.
Возможно, это была всего лишь выгодная для нее игра света, однако Красавице эта женщина показалась несравненно более красивой и соблазнительной, нежели остальные жены гарема. Словно огромный пурпурный тропический цветок, посаженный среди тигровых лилий!
Женщины между тем стали подгонять Красавицу к выходу, не переставая, впрочем, ее целовать и гладить. Определенно ей требовалось немедленно уйти. Девушка опустила голову и полезла в тесный лаз, еще трепеща всем телом от их ласковых прикосновений. Через несколько мгновений принцесса оказалась на другом конце прохода, где ее уже поджидали два юноши-слуги.
Был уже поздний вечер, и купальня освещалась всеми факелами. Как следует натерев маслами, надушив и старательно причесав Красавицу, три грума вывели ее в непривычно широкий коридор, великолепно украшенный мозаичными орнаментами и привязанными тут и там рабами, что придавало этому проходному помещению вид первостепенной важности.
С каждым шагом Красавице делалось все страшнее. Где же Лексиус? И куда ее ведут? Юноши несли с собой средних размеров шкатулку, и принцесса боялась даже представить, что же там внутри.
Наконец они пришли в небольшой зал с массивными двойными дверями справа — своего рода вестибюль без потолка, под открытым небом. Красавица увидела над собой звезды, ощутила теплый вечерний воздух.
Но когда как раз напротив дверей она заметила в стене нишу — одну-единственную в этом зале, — девушку охватил жуткий страх. Грумы опустили шкатулку на пол и поспешно извлекли из нее широкий золотой ошейник и множество шелковых оберток.
Заметив ее перепуганный вид, слуги лишь улыбнулись. Они поставили невольницу в нишу, сложив ей руки за спиной, и быстро прихватили шею золотым, с тонкой меховой оторочкой ошейником, широкий обод которого поддерживал девушке челюсть, немного приподнимая подбородок. Теперь она не могла ни голову повернуть, ни посмотреть вниз. Сам ошейник крепился за спиной к крюку в стене, и даже если бы девушка оторвала от пола обе ноги, эта штуковина ее бы удержала на весу.
Между тем грумы сами стали приподнимать ей ступни, плотно оборачивая их длинными шелковыми полосами. Потом, все туже и туже наворачивая ткань, слуги старательно обмотали ей ноги до самого верха, оставив открытым лишь интимное место. Очень скоро полосы шелка обтянули и живот, и талию девушки, примотав ей руки за спиной, потом наискось, крест-накрест, легли на верхнюю часть туловища, обходя обнаженные груди.
С каждым витком шелковых полос Красавицу заматывало все плотнее. И хотя ей вполне хватало пространства набирать в грудь воздуха, она все же чувствовала себя совершенно сдавленной, полностью скованной, ей было жарко и тесно в этих обмотках, она не ощущала веса собственного тела. Она словно парила в этой нише — связанное и беспомощное существо, неспособное даже прикрыть обнаженное лоно или грудь или оставленную открытой полоску тела, где плотно сжимались ягодицы.
В завершение грумы расставили ей ноги пошире, примотав их тканью к основанию ниши. Поправили ошейник, проверили крюк за спиной.
Девушка дрожала всем телом, но слуги, конечно же, не обратили на это никакого внимания: они явно очень спешили. Торопливо причесав ей волосы и выпустив их на плечи, последним штрихом тронули помадой губы. Быстро, невзирая на стоны невольницы, пригладили гребнем волосы на лобке. Потом, чмокнув напоследок в губы, в который раз жестами дали ей понять, чтобы вела себя абсолютно тихо. И удалились в коридор, оставив Красавицу в этом освещенном факелами проеме ничем не выдающимся изваянием, как сотни других, что она уже видела десятками в коридорах дворца.