Примечание авторов: * от Москвы до Кракова по дорогам не менее полутора тысяч километров, и проехать их за десять дней можно только действительно загоняя коней насмерть и забирая взамен на почтовых станциях свежих. Гонцы Лжедмитрия тоже едут на перекладных, но уже без такого экстрима, и потому доберутся до Кракова за две недели.
– И эта депеша действительно такая срочная? – удивился король.
– Да, Ваше Величество, – ответил секретарь, – и известия в ней пренеприятные. Дело в том, что в Москве из своего старого дома бесследно, будто их черти побрали, исчезло все семейство Годуновых – сам свергнутый цареныш Федор, его матушка, дочь известного палача Малюты Скуратова, а также сестра Ксения, которую вы, ваше величество, планировали использовать совершенно особенным образом…
– Планировал, планировал, – проворчал король, который и сам восходил к польской династии Ягеллонов именно по женской линии и совсем не исключал для себя варианта женитьбы на русской царевне с целью закрепления за собой московского трона и присоединения Московии к унии Польши и Литвы. В нашем прошлом Лжедмитрий I, изнасиловав Ксению, поставил на этих планах крест и тем самым приблизил собственную кончину.
Немного помолчав, Сигизмунд добавил:
– И что же, этот пан Ходоковский, разве не пишет о том, как такое могло получиться? Как я понимаю, дом хорошо охранялся, и вдруг из него пропадает все семейство бывшего царя…
– …вместе с мамками, няньками, приживалками, сенными девушками и прочей прислугой, – с улыбкой добавил иезуит.
– О, даже как! – воскликнул король, – надо будет обязательно дознаться, нет ли тут какой-нибудь измены, и не была ли стража в сговоре со сторонниками Годуновых, которые несомненно на Москве еще имеются.
– Уже сделано, – кивнул секретарь, – стражников запытали насмерть, но ничего внятного не добились; разумеется, все признались, но каждый в своем. Пыткам также был подвергнут московский управитель. Это дальний родственник свергнутой царицы Богдан Бельский; после завершения следствия его отправили на плаху. В силу невыясненности того, что произошло с семейством Годуновых, наш „царевич“ Дмитрий не стал въезжать в Москву, а остановился в подмосковном сельце Красном, превратив его в свою временную столицу.
– Но куда пропало свергнутое с московитского трона семейство Годуновых, выяснить так и не удалось? – с нажимом спросил Сигизмунд.
– Точно так, ваше королевское величество, не удалось, – ответил иезуит и, перекрестившись, добавил: – Только чуть позже случилось еще одно интересное происшествие. Патриарх московитских схизматиков Иов устроил в Успенском соборе Московского Кремля торжественное богослужение в честь спасения законного русского царя, что, конечно же, не понравилось нашему „царевичу“ – он прислал в собор своих местных русских клевретов – Никитку Плещеева и Гаврилку Пушкина – с заданием сорвать с этого схизматика патриаршьи ризы и, обрядив в сутану простого монаха, отправить в один из дальних монастырей. И тут получилось нехорошо. Едва эти двое, во главе целой банды таких же забулдыг, как они (но рангом пониже), приблизились к московитскому патриарху и приготовились выполнять приказ, как неподалеку от алтаря в воздухе раскрылась дыра, откуда пахнуло густым запахом ладана, и вылетело несколько ангелов – в белых одеждах, семифутового роста, безбородых и безусых, но при этом вооруженных большими двуручными мечами. Крыльев у них не было, но они и без того, спускаясь вниз, ступали по воздуху аки по твердой земле. Пан Ходоковский пишет, что, спустившись с небес на землю, эти ангелы, не обнажая мечей, одними пинками и затрещинами так ловко расправились с клевретами „царевича“, что те повылетали из Успенского собора будто стая кудахчущих кур, увидевших рыжую лесную проказницу-лису…
– Что, – переспросил король, – так и написал? Да он поэт – этот наш пан Ходоковский, жаль только, что случай, по которому это написано, слишком для нас печален. Неужели Господь не на нашей стороне, а на стороне схизматиков и что нам делать в том случае, если в наши дела с московитами действительно вмешались высшие сверхъестественные силы? Или, быть может, это все морок, как и исчезновение семейства Годуновых, и чьи-то ловкие манипуляции, а пан Ходоковский с его поэтической натурой склонен к преувеличениям и аллегориям? Быть может, если дела пошли так плохо, отозвать оттуда всех наших людей, и пусть этот монах-расстрига сам расхлебывает эту кашу?
– Я так не думаю, ваше королевское величество, – покачал головой иезуит, – скорее, просто можно предположить, что Господа Нашего неверно информировали, или он сам разгневался, узнав, кто хочет сесть на московитский трон. Ведь кто он такой, это наш „царевич Димитрий“ – вор, пьяница, распутник, соблазнитель малолетних, клятвопреступник и монах-расстрига, бежавший на Литву от заслуженного наказания, носитель и олицетворение всех восьми смертных грехов. Все, что нам надо – это немедленно устранить этого негодяя и, объявив посполитое рушение, выступить самим под знаменем нашей матери, святой римско-католической церкви, чтобы принести московитам идеальный европейский порядок и истинную католическую веру. А потом, имея под рукой привыкшее к подчинению московитское дворянство, можно будет и нашему слишком распустившемуся шляхетству пообрезать растопыренные в стороны крылья. А то взяли моду возражать королю…
Для иезуита Пётра Скарги случившиеся на Москве события, надо сказать, оказались шокирующим холодным душем прямо на голову, показавшим, каким тщетным и суетным занятиям он посвятил всю свою жизнь, раз уж Господни Ангелы из хоругви архистратига Михаила так запросто вмешиваются в земные дела на стороне схизматиков. Но в семьдесят лет очень сложно менять жизненные ориентиры, и поэтому тренированный мозг иезуита, не принимая очевидную реальность, с необычайной ловкостью ищет оправдания своим действиям, чем еще больше усугубляет дело. Таковы уж мы, люди – отродья обезьян, в большинстве своем, несмотря ни на какой ум, не способные признать свои собственные ошибки, даже если прямо в них нас тычут собственным носом. Отсюда и такие убийственные рекомендации королю, ведь не зря же говорят знающие люди: „Дедушка у нас уже старенький, ему все равно“.
Услышав такой совет, король Сигизмунд задумался. Быть может, его духовник-иезуит в данном случае полностью прав. Московитское царство сейчас находится в расстроенном состоянии, так что если убийством монаха-расстриги, называющего себя царевичем Дмитрием, расстроить его еще больше, обвинив в этом деле сторонников Федора Годунова, то потом можно будет вторгнуться в Московию всем посполитым войском, призывая народ к покорности, а тамошнюю магнатерию и шляхту убедить перейти на службу к истинному государю, то есть к нему, Сигизмунду III Вазе. Надо будет немедленно отписать этому пану Ходоковскому, пусть начинает готовить все необходимые условия для выполнения этого плана, а гонец, поспешавший в Краков как на пожар, пусть с такой же скоростью мчит обратно в эту проклятую Московию, где на честных католиков ополчился даже сам Господь Бог.
Двести шестьдесят девятый день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство, Башня Силы.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский.
Итак, Нарзес дозрел „до кондиции“, и для этого его даже не пришлось водить на экскурсию на „Неумолимый“. А еще сильнее он воспылал желанием с нами сотрудничать, когда узнал, что новым императором станет не кто-то из нас, а обычный ромейский патрикий, и цель этого переворота – не навредить Византии, а помочь ей максимально безболезненно выпутаться из череды неудачных царствований, приносящих Империи Ромеев одни убытки и территориальные потери. Нарзесу была предложена роль главного политического и военного советника при молодом императоре, который обеспечит лояльность новому правительству своих соплеменников, из которых были сформированы самые боеспособные части регулярной полевой армии. Если Кириллу будет лоялен закаленный в постоянных боях с персами армянский корпус, то мнения всех остальных можно и не спрашивать.
Но вообще-то меня удивила такая неожиданная готовность к сотрудничеству со стороны Нарзеса; не могло же причина заключаться только в состоянии его здоровья и восстановления утраченных функций организма. Не такой это человек, чтобы продаваться так дешево и продаваться вообще. Не зря же Юстиниан прислал ко мне именно этого престарелого армянского евнуха, а не очередного патрикия Кирилла, который сам бы выдал все секреты.
Позже, за обедом, хлебая в столовой наваристый борщ, Прокопий Кесарийский объяснил мне тонкости мыслительного процесса высших ромейских чиновников.
– Понимаешь, Сергий, – сказал он мне на неплохом русском языке, – старина Нарзес все никак не мог понять, действительно вы Империя, как это выглядит со стороны, или только похожи. Если вы Империя, то переход к вам на службу не будет изменой. Приходят и уходят императоры, меняются столицы, но Империя остается Империей. Это такое мироощущение, основанное на противопоставлении Империи и окружающих ее варваров. Если вы не Империя, то тогда вы варвары, и наоборот…
– Ну, – улыбнулся я, – за варваров нас принять весьма затруднительно, для этого надо вовсе не разбираться ни в людях, ни в государствах, а господин Нарзес совсем не таков.
– Вот именно, – кивнул Прокопий, – я о том же. Варвары из вас, Сергий, как из собаки медведи. Но я говорил о мироощущении. Пожив среди вас, старина Нарзес перестал ощущать себя в вашем обществе чужим. Империя – она тут повсюду, она в том, как вы делаете свои дела, воюете и даже отдыхаете и развлекаетесь.
Мой собеседник, перечисляя, начал загибать пальцы на руках.
– Варвары ленивы, близоруки, не склонны к созидательному труду, а склонны к войнам и грабежам, беспощадно разрушая все, что создано цивилизованными людьми. Они живут всего одним днем, ну или ближайшим годом, и за людей признают только самую близкую родню, ради всех остальных не желая даже ударить палец о палец, если это не принесет им немедленной прибыли или возможности кого-нибудь ограбить. Вы же, Сергий, совсем иные – деятельные, способные строить планы на века и добиваться их исполнения, и при этом, даже завоевывая какую-либо местность, вы не предаетесь безумству разрушения, а бережно сохраняете созданное вашими предшественниками.