Третьим и четвертым номером в нашей группе был русский младший командир Сергей Бычков, крепкий, коренастый парень с повадками профессионального кулачного бойца, способного одним ударом в лоб отправить в страну грез взрослого здорового быка, и его напарница Фаина – расстриженная жрица Храма Зверей, составлявшая тут нашу магическую поддержку. Сергей и Фаина изображали наших с Вернером слуг и представляли не меньшую опасность, чем мы, так как были вооружены до зубов. Кроме этого, в лесу неподалеку от корчмы засело до взвода наших товарищей, вооруженных так, что они могли бы справиться даже с местным полком. Если все пойдет нормально, то никакого участия в деле им принимать не придется, а если что-то пойдет не так, то они выдернут нас из этой корчмы как морковку из грядки.
Приехав достаточно поздно, но все же раньше нашего клиента, мы отказались от ужина и взяли на четверых большую угловую комнату на втором этаже корчмы, в воздухе которой стоял неистребимый дух отхожего места. Похоже, что некоторые постояльцы, которым было лень выходить ночью до ветра, мочились прямо тут в специальный сосуд, забрызгивая при этом и пол, и стены. Помимо специфических ароматов, рассыпанная по полу солома, а особенно постели, изобиловали разного рода насекомыми-паразитами, а дверь запиралась на простой крючок, который легко откидывался просунутым в щель лезвием ножа. Увидев такой запор, Вернер нахмурился, но Сергей сказал, что, если надо, то он так плотно подопрет открывающуюся внутрь дверь, что к нам не сумеет влезть ни один вор, а Фаина сообщила, что сможет поставить на крючок магическую сигналку, которая при попытке его откидывания ножом нанесет вору удар миниатюрной молнией по пальцам, что вызовет его громкий крик.
Совершив несколько магических пассов, Фаина сообщила, что в этой комнате уже не раз убивали и грабили постояльцев, и что ее стены буквально пропитаны эманациями боли и предсмертного ужаса. Да и нам тоже стоит поберечься от внезапных ночных визитов, но, с другой стороны, в такой обстановке никто не будет переживать, если какой-нибудь корчмарь, а также его слуги и три взрослых дочки, подрабатывающих разносчицами и по ночам за отдельную плату согревающие постели постояльцев, внезапно лишатся жизни в возникшей ночной суете. Но все мы предпочитали, чтобы вся операция прошла тихо, без всяких эксцессов. Мы же все-таки пришли сюда не охотиться на местных преступников, а незаметно выполнить особо важное задание командования.
Первое, что мы сделали, это специальным отпугивающим заклинанием заставили зловредных насекомых из нашей комнаты расползтись по всей корчме, потому что убивать их Вернер запретил. Когда мы уберемся восвояси, они опять вернутся на свое место, и ни у кого не возникнет подозрений, что тут ночевали какие-то не такие люди. Едва Фаина закончила распугивать насекомых, а мы раскладывать наши вещи, как через окошко, выходящее на дорогу, мы увидели, как к корчме, в сопровождении двух вислоусых панцирных гусар, подъехал давно ожидаемый нами королевский гонец, чьи пышные и яркие одежды, свойственные этому миру, были покрыты толстым слоем дорожной пыли. Кони под всеми троими были в мыле от долгой и продолжительной скачки и шатались от усталости – было видно, что если бы им пришлось проскакать еще пару стадий, они упали бы замертво.
– Эй, корчмарь, – прямо с седла заорал гонец, – мы требуем себе много жареного мяса, вина, комнату и по молодой горячей девке каждому из нас. И поторопись, если тебе дорога жизнь, потому что пан Качиньский совсем не любит ждать. А будешь вошкаться, старый ты пройдоха – моя сабля живо срубит твою глупую голову!
– Самовлюбленный болван! – по-тевтонски пробормотал Вернер, наблюдавший эту сцену через окно, – но нельзя не признать, что в этом петухе есть определенный шарм. А ты что скажешь, унтер-офицер Бычков?
Сергей бросил беглый взгляд на слезающего с коня пана Качиньского, оценил, как тот движется, и немного небрежно ответил:
– Насчет болвана согласен, герр гауптман. Ноги у этого пана совсем не тренированы; такие, как он, даже в сортир ездят на лошади. Левая рука слаба и способна работать только кинжалом, а на правой поставлены только рубящие кавалерийские удары сверху вниз. Хороший прямой выпад в сердце или гортань, пробивающий панцирь и кирасу, должен будет его немало удивить, последний раз в жизни.
– Согласен, – кивнул Вернер и добавил: – Только мы тут совсем не для того, чтобы рубиться с этим болваном.
– Герр гауптман, – ответил Сергей Бычков, – дело в том, что в силу своей задиристости этот петух сам может начать искать с вами ссоры, чего было бы желательно избежать, потому что этот пан должен будет живым и здоровым уехать с этого постоялого двора.
– Разумеется, друг мой, мы будем этого избегать, – согласился с Сергеем мой супруг, – но если законы чести потребуют поединка между нами, то мне будет достаточно просто не убить этого человека, а всего лишь обезоружить и нанести ему ранение, которое сделает продолжение этого поединка невозможным. Потом я ему скажу, что наша схватка будет отложена до тех пор, пока он не выполнит поручения своего короля и не залечит свою рану, что по законам чести вполне возможно. И вот тогда я убью этого человека с полным осознанием выполненного долга, потому что ужасно ненавижу таких крикливых самовлюбленных кретинов.
Так все и произошло. Только войдя в корчму, пан Качиньский начал вести себя как полноправный хозяин, задирая немногочисленных прочих постояльцев, шлепая по попам подвернувшихся служанок и громко гогоча. Весь этот рукотворный тайфун никак не мог миновать нашей компании, ибо стремительно набравшийся пан и его собутыльники-гусары уже не контролировали своего поведения; и поднимаясь в свою комнату, он якобы „ошибся“ дверью, начав изо всех сил колотить кулаками в нашу. Думаю, что нечто подобное этот хам проделывал во время своих предыдущих остановок, и ему все сходило с рук, ибо жертвами ясновельможного пана становились исключительно робкие торговцы.
Но ему еще только предстояло узнать, с кем он так опрометчиво связался. Едва Сергей Бычков распахнул перед незваным гостем дверь в нашу комнату, как в кадык Качиньскому уперлось острие валлоны моего мужа. Когда сверкающая полоса стали стремительно метнулась к горлу ясновельможного пана, круглое, с висячими щеками, лицо его сперва покраснело как вино, а потом побледнело как молоко. Опустив вниз руку, в которой была зажата большая квадратная бутылка с ядовитым пойлом местного приготовления, способного свалить с ног самого Диониса, он осторожно скосил глаза на упирающуюся ему в шею валлону, потом на твердую и сильную руку в кожаной перчатке, державшую это орудие убийства и жалобно пробормотал:
– Я всего лишь хотел пригласить вас выпить старки, ясновельможный пан…
– Вы хам и невежа, как вас там, херр Качиньски, – резко ответил мой муж, – и поэтому я вызываю вас на поединок чести, который будет проводиться ровно до тех пор, пока один из нас будет в состоянии держать в руках оружие. Вы согласны скрестить со мной свое оружие на благородном ристалище, или мне просто проткнуть вам сейчас горло, смывая кровью нанесенное вами оскорбление? Выбор за вами – поединок, или немедленная смерть!
– П-поединок, ясновельможный пан, не имею честь знать вашего имени… – пробормотал королевский гонец, не спуская глаз с валлоны, рукоять которой была зажата в руке моего Вернера.
– Меня зовут Вернер фон Бах, – холодным тоном ответил мой муж, – капитан мушкетерской роты в саксонской армии. Еду наниматься на службу к московитам, которые, по слухам, неплохо платят опытным офицерам, что, впрочем, вас уже не касается. Скоро вас уже ничего не будет касаться, кроме могильных червей, которые будут есть вашу плоть. Если у вас есть хоть какое-то последнее желание, то лучше вам его исполнить прямо сейчас, потому что через некоторое время будет совсем поздно.
В этот момент Вернер был великолепен – и сердце мое зашлось в груди от любви к нему, но я ни на минуту не забывала, что там, по ту сторону двери, стоит не знающая чести мерзкая тварь, которая может напасть в любой момент (и потому пистолеты надо держать наготове), а также то. что смерть троих этих польских бандитов будет считаться провалом нашей миссии, кто-то из них должен не просто остаться в живых, но и быть в достаточной степени здоров, чтобы доставить по назначению письмо польского короля его верному клеврету – разумеется, после того, как мы полюбопытствуем о его содержимом.
Но все обошлось как нельзя банально, потому что кроме меня тех двоих, которые сопровождали Качиньского, держал на прицеле Сергей Бычков, но только у него были не пистолеты Федорова, а два местных колесцовых пистоля, которые больше напоминали небольшие пушки. Кстати, с тех пор как мы начали действовать в этом мире, нам очень многому приходится учиться заново, потому что этот проклятый порох, ружья и пушки совершенно поменяли рисунок сражения, и многое, что было действенно в предыдущих мирах, здесь утратило смысл. Но наш начальник капитан Коломийцев говорит, чтобы мы не вешали свой нос, потому что дальше будет еще веселее. Чем выше лежит мир, тем меньшую долю убитых и пораненых на войне приносят рукопашные схватки с применением холодного оружия, и большую – пули мушкетов и ядра пушек. Тут еще ничего – холодное оружие и рукопашная схватка сохраняют свою важность для военного дела, но чем выше мы будем находиться, тем важнее будут другие дисциплины, что меня не очень печалит, потому что и стреляю я тоже неплохо.
Потом мой муж и этот пан со своими головорезами в нашем сопровождении спустились на двор корчмы, где уже имелось все необходимое для проведения поединка – то есть стояли слуги с ярко горящими факелами. Все кончилось почти мгновенно. Как только секунданты, в роли которых выступили один из гусар и Сергей Бычков, произнесли „Сходитесь!“, как валлона моего мужа стремительной змеей метнулась вперед и своим острым кончиком воткнулась в правое запястье пана Качиньского, пробив кожаную крагу и разворотив вены и сухожилия. Брызнула кровь, пальцы наглого пана разжались – и сабля со звоном выпала из его руки. Поединок был окончен, не успев начаться, ибо один из его участников уже не мог держать в руках свое оружие.