Но тут уж, как говорится – все, что могу лично, ведь с этими людьми еще надо будет разобраться без различия пола, возраста и национальности – отправить на излечение раненых, накормить голодных, обмундировать одетых в изодранное рубище и отправить всех подряд на обучение. Подозреваю, что это были не последние наши местные рекруты, и именно здесь, в Крыму, за счет захваченного татарами полона мы основательно пополним наши ряды отлично мотивированными бойцами. Кстати, я отдал на «Неумолимый» образцы «направляюще-укрепляющей сыворотки № 1» с контейнеровоза, после чего меня заверили, что оборудование линкора способно синтезировать эту дрянь хоть тоннами, как соляр. Тоннами нам не надо, но теперь я точно знаю, что весь личный состав будет подвергнут поголовной обработке. Разумеется, кроме лилиток, бойцовых и прочих, в которых схожие функции встроены прямо на генном уровне.
Стоя на высоком крыльце, я окинул взглядом замковый двор и увидел внимательно смотрящие на меня лица мужчин и женщин. Народу там было тысячи три или четыре – в основном с русскими лицами, еще были литовцы, поляки, немного кавказцев, скорее всего кызылбашей (азербайджанцев), грузин и осетин, к которым крымские татары ходили в свои военные походы… Прямо сейчас, после совместного крещения кровью в бою, все они воспринимались как свои, национальность уже не имела значения. Как неважно было и то, что, вероятно, эти мужчины и женщины кинулись на своих угнетателей скорее от отчаяния, с желанием умереть сражаясь, лишь бы не жить на коленях. Или это было мое «благотворное» влияние? Не знаю.
Конечно, не все из этой толпы вступили в схватку с врагом, кто-то, возможно, забился в дальний угол, спасая свою жизнь, но такие не за что не будут принимать присягу, а я и не буду настаивать, скорее, наоборот. Но большинство, несомненно, было уже своим, и потому попало под Заклинание Поддержки, которое в свою очередь облегчило принятие ими Призыва. С тех пор как эти люди попали в полон, их называли неверными собаками, не считая за людей, держали впроголодь, изнуряли тяжелыми работами, в то время как их хозяева не ударяли по жизни и палец о палец, умея только воевать, грабить и проживать награбленное. Ну что же, так тому и быть. Пока в этих людях кипит яростное желание, их надо брать и вести за собой. Если сейчас замешкаться, отложить процедуру на потом, то момент будет упущен, и того, что хотелось бы получить из этого пока еще бесформенного скопления людей, уже никогда не выйдет.
Я поднял руку, и над центральной площадью залитого кровью Перекопского замка повисла тишина, как когда-то, когда я перед башней Силы в заброшенном городе принимал свой первый Призыв.
– Все, кто хочет носить оружие и сражаться с врагом, – громко произнес я, – неважно, кто это – мужчина, женщина или ребенок, какой он веры и какого народа, должны отойти по правую часть двора от меня. Те, кто хочет уйти отсюда домой, жить мирной жизнью и больше не вспоминать об этом кошмаре, должны отойти на левую часть двора. Делайте выбор прямо сейчас, и не жалейте потом о своем выборе, потому что каждый получит свое сполна…
Мгновенная тишина – и бурлящее броуновское движение охватило площадь. Большая часть народа – примерно две трети, а то и три четверти (в основном русские, литва и поляки), кинулись направо, а остальные налево. Конечно, среди тех, которые выбрали службу, скорее всего, имеется немало карьеристов и приспособленцев, но неискренне присягу принять невозможно, а последствия такой попытки, с медицинской точки зрения, трудно предсказуемы – возможна и смерть на месте, и хроническое слабоумие, но ведь я же не зря предупреждал всех, чтобы они никогда не жалели о сделанном выборе. Роскошь индивидуальной работы сейчас не для нас, поэтому будем принимать клятву коллективно, тем более что священное красное знамя уже вынесли и поставили рядом со мной.
Как когда-то давно, когда это было в первый раз, я вынимаю из ножен меч Ареса и вздымаю его острием вверх, отчего его лезвие даже при свете дня начинает светиться. При этом меня дополнительно разжигает то, что передо мной в огромном большинстве не лилитки и «волчицы» (то есть, в силу своего происхождения, чистые листы), а уже сформированные личности людей, пусть и живших за четыреста лет до меня, но по сравнению со всеми прочими, с кем мы уже имели дела, такие родные и знакомые, как собственные родители, или, в крайнем случае, деды и бабки.
– Знайте, – громко и отчетливо говорю я, и мои слова громом разносятся по крепости, где только что бушевала жестокая битва, – что я клянусь убить любого, кто скажет, что вы все вместе и по отдельности не равны мне, а я не равен вам. Я клянусь убить любого, кто попробует причинить вам даже малейшее зло, потому что вы – это я, а я – это вы, и вместе мы сила, а по отдельности мы ничто. Я клянусь в верности вам, и спрашиваю – готовы ли вы поклясться в ответ своей верностью мне и нашему общему дело борьбы со злом, в чем бы оно ни заключалось?
Пока я произносил слова клятвы, меч светился все сильнее и сильнее. Закончив говорить, я левой рукой взял край знамени и приложился губами к нагретому солнцем алому шелку.
Когда я это сделал, площадь на мгновение замерла, а потом взорвалась торжествующим ревом. Внутри же себя я чувствовал, что дело сделано и теперь нам пора заниматься куда более скучными и прозаическими делами вроде отправки на лечение раненых, уборки трупов и кормления голодных. А еще нас ждал Бахчисарай, где, как откормленный паук в середине паутины, сидел нынешний Крымский хан Газы II Гирей.
2 июля 1605 год Р.Х., день двадцать седьмой, полдень. Крым, Бахчисарай.
Бахчисарай… город-дворец, город-сад, главная ханская резиденция; именно туда уже больше ста лет стекались потоки награбленного добра со всех земель, до которых дотянулись жадные загребущие руки крымских Гиреев. Бахчисарай можно воспринимать и как элитную воровскую малину, расположенную в престижнейшем курортном месте, под «крышей» еще более именитого пахана, именуемого Оттоманской Портой. Но теперь вдруг прилетела птица Обломинго – и все смешалось в доме Гиреев. В небе над Бахчисараем, затмевая солнце, почти неподвижно завис огромный кремово-ржавый предмет, по своей форме напоминающий исполинский наконечник стрелы, длиной не меньше московитской путевой версты. Веяло от этой парящей под облаками штуки чем-то нехорошим и кровавым, но творящийся на земле хаос случился отнюдь не из-за нее.
Одновременно с появлением над Бахчисараем этого пугающего предмета в город с трех сторон* ворвались отряды прекрасно экипированной конницы, которые короткими автоматными очередями и одиночными выстрелами, а также взмахами палашей принялись наводить в нем страх и ужас за все прежние татарские проделки. Любой, кто поднимал против этих людей оружие, тут же становился трупом – и седобородый аксакал, схватившийся за кинжал и безусый мальчишка, потянувшийся к отцовскому трофейному пистолю, потому что лука ему еще не натянуть. Нападение было внезапным и застало обитателей ханской столицы, после сытного обеда нежившихся в тени садовых беседок, врасплох, потому что ни один даже самый быстрый гонец за шесть часов не мог успеть доскакать от Перекопа до Бахчисарая.
Примечание авторов: В Бахчисарай того времени вели три дороги: одна к старинной крепости Чуфут-Кале, одна к перевалам через горы в сторону побережья и одна вела к Перекопу и далее во внешний мир.
Огромные безжалостные пришелицы из Джаха́ннама, ничуть не похожие на обычных гурий, скачущие на рослых конях и стреляющие прямо с седла, наводили ужас на прославленных «героев» грабительских походов в Польшу, Литву, Малороссию, Валахию, на Русь и на Кавказ. Кто-то пытался сопротивляться, схватившись за оружие, и был убит при попытке сопротивления, как хан Газы II Гирей и некоторые его приближенные. Кто-то пытался бежать – и был убит, ибо окрестности Бахчисарая еще до начала операции были оцеплены спешенными уланскими эскадронами, которые как вы помните, помимо кавалерийской имели еще и егерскую подготовку. Остальные татары, понявшие, что и сопротивление, и бегство бесполезны, покорно подняли вверх свои руки и вышли на улицы сдаваться на милость победителя, дабы сохранить свои бесполезные жизни.
Авось Аллах смилостивится, думали они, и победители всего лишь потребуют за их головы не очень обременительный для хозяйства денежный выкуп, после чего татары смогут вернуться к своему прежнему разбойничьему ремеслу и примутся с удвоенной энергией возмещать средства, потраченные на спасение их жизней. Но татары предполагали, а Всевышний располагал. Капитан российской армии и Великий Артанский князь Серегин предполагал превратить Бахчисарай, да и весь Крым, в одну из своих главных баз – наподобие той, что была у него организована в мире Содома, и поэтому никакое татарское население в ближайших окрестностях города (источник возможных мятежей и измен), ему и на дух нужно не было. Слишком хорошо он помнил, как вели себя эти татары во время Крымской и Великой Отечественной войн, и с каким наслаждением служили врагам России. Нет уж, если Крымское ханство можно рассматривать как осевшее на землю и легализованное бандформирование, то и исход этого дела тоже будет вполне однозначным. В это время невиновных среди Крымских татар нет, и все они получат наказание в виде высылки в места весьма отдаленные, откуда ни им, ни их потомкам не будет возврата в этот исходный мир.
Такого восстания рабов, как в Перекопе в Бахчисарае, не было и в помине, скорее, было пассивное сопротивление, которое, как вязкая смола, тормозило любые действия хозяев. Да и обстановка была совсем другой; не было ожесточенного сражения, в котором одна армия насмерть резалась с другой, было всего лишь принуждение к капитуляции и подавление отдельных очагов сопротивления, которое заканчивалось почти сразу, и рабы просто не успевали распалиться. Во всех турецких крепостях на побережье все будет по-иному. И рабы там до предела злые, и турецкие гарнизоны непременно окажут войску Серегина ожесточенное сопротивление.