2 июля 1605 год Р.Х., день двадцать седьмой, ранний вечер. Крым, Бахчисарай.
Мэри Смитсон, в прошлом сержант армии США, а ныне начальник финансовой службы у капитана Серегина.
Да, жизнь становится лучше, жизнь становится интереснее. Когда меня вызвали в этот мир для оценки захваченной нашей корпорацией добычи, то я даже не предполагала, в какую пещеру Али-Бабы мне предстоит попасть. На глаз даже примерно невозможно оценить общий объем собранного здесь богатства; прежде чем я смогу дать ответ, предстоит все тщательно пересчитать, взвесить, а ювелирные изделия, которые не оцениваются на вес, тщательно оценить у нескольких независимых оценщиков, и только потом можно будет делать окончательные выводы. В любом случае, по нашим меркам это богатство просто огромно, ведь здесь, в Бахчисарае, копилось то, что хозяева этого гангстерского притона на протяжении сотни лет грабежом собирали с огромной территории. Но мы можем получить еще больше, если Серегин, как он уже говорил, соберется наведаться в местный Стамбул-Константинополь, владыки которого собрали в десять раз большую казну, чем бахчисарайские ханы, ибо грабили значительно больше разных земель.
Предыдущим владельцам этого добра оно больше не понадобится. Даже если кто-то из этого семейства и выжил, то он бредет сейчас пешком по пыльным дорогам к перешейкам, имея при себе только то, что можно унести на руках. Все остальное осталось в домах и досталось новым хозяевам, то есть нашей корпорации. Как оказалось, мне тоже, как и всем прочим руководителям с правом принятия самостоятельных решений, тоже положен такой маленький уютный домик с садом и услужливой грекоговорящей прислугой, которая называет меня Мэри-ханум и готова исполнить любые мои капризы. Ну, капризов у меня немного, жизнь и работа с Серегиным приучила меня к скромности и умеренности, поэтому мне достаточно крепкого кофе со взбитыми сливками по утрам и мягкой гостеприимной перины вечером.
Чтобы мне не было скучно, я попросила, чтобы со мной могли жить обе мои подруги, вместе с которыми мы попали к Серегину, и моя служанка-воспитанница Руби, которой теперь больше ничего не надо было делать, кроме того, чтобы носить за мной ридикюль с письменными принадлежностями, а когда я работаю с документами, то по мере необходимости подавать те или иные бумаги. Хорошо хоть, на контейнеровозе из иного мира нашлось все необходимое для нормальной офисной деятельности, а то пришлось бы мне писать очиненным гусиным пером на пергаменте. Там имелись даже персональные компьютеры того мира – примерно такие же с виду, какие у нас были лет двадцать назад, массивные, громоздкие с мониторами на электронно-лучевых трубках; но электричества* в нашем хозяйстве как не было так и нет, поэтому все это богатство пока пылится втуне.
Примечание авторов: * Мэри пока просто не в курсе, что, обосновавшись в Бахчисарае, Серегин в ближайшее время планировал, использовав масс-конвертер одного из идущих под списание легких шатлов, оборудовать там собственную электростанцию для повышения комфортности жизни, в связи с ограничением использования магических заклинаний в мирах с низким уровнем магии. Тем более что Бахчисарайского фонтана, который они планировали заселить еще одним отпрыском Духа Фонтана, пока нет, и артезианскую скважину под него требуется еще пробурить.
Я, конечно, очень привязалась к девочке, которая уже почти полгода является моей неотъемлемой тенью, но меня очень беспокоит то, что я никак не могу разговорить ее на тему ее прошлой жизни – в смысле, жизни до мира Подвалов и Тевтонбурга. В любом случае, она не может быть уроженкой мира, который Серегин называет миром Подвалов, потому что там нет ни одного государства или народа, население которого говорило бы по-английски. Более того, Анастасия, которая в прошлом была русской принцессой и произношение которой ставили лучшие учителя, говорит, что у девочки такой же акцент уроженки Новой Англии, как и у меня самой.
Но в то же время девочка не может быть и уроженкой нашего или близкого к нему мира, потому что ей незнакомы самые обычные вещи – вроде автомобилей, пассажирских самолетов, радио, телевидения и сотовых телефонов. Скорее всего, в ее мире сейчас идет девятнадцатый, если не восемнадцатый или даже семнадцатый век… А вдруг она не хочет говорить мне о своем происхождении только потому, что ее появление в мире Подвалов было связано с какой-то трагедией вроде истории Салемских* ведьм? Ведь, как говорит история Анастасии, если у нее есть магические способности, то Руби могла выпасть из своего мира в тот момент, когда ее жизни грозила ужасная опасность и у нее не было никакой надежды на спасение.
Историческая справка: * Охота на салемских ведьм – одна из самых знаменитых охот на ведьм в истории: судебный процесс, проходивший в новоанглийском городе Салем с февраля 1692 по май 1693 года. По обвинению в колдовстве 19 человек было повешено, один мужчина был раздавлен камнями и от 175 до 200 человек заключено в тюрьму (не менее пяти из них умерли).
И еще одна странность. Первоначально, только попав в наше общество, Руби до ужаса пугалась взрослых мужчин, даже милейшего мистера Антона, который и мухи не способен обидеть, и его товарища по несчастью мистера Пихоцки. Это был какой-то иррациональный страх, который девочка не изжила, даже проведя в нашем обществе девять месяцев и на практике убедившись в том, что наши мужчины не представляют для нее угрозы; и даже, более того, в случае необходимости будут защищать ее даже ценой своей жизни. А вот это плохо – это значит, что этот страх был буквально всосан ею вместе с молоком матери. В этом я убедилась, когда мы пришли в наш новый дом. Если к нашим мужчинам девочка немного привыкла, то здесь все началось по новой. Руби до дрожи в ногах боится даже старого привратника Деметриоса, самого, наверное, безопасного мужчину во всех мирах. И вообще, любые незнакомые мужчины вызывают у девочки такие приступы панического ужаса, что с этим надо что-то немедленно делать.
Во-первых – как опекун девочки, я беспокоюсь о том, что если эти странности не будут изжиты, то этот страх помешает Руби развиваться как нормальной уравновешенной девушке. Из-за него она не сможет завести себе симпатию среди лиц противоположного пола, а потом, как и положено любой нормальной женщине, выйти за своего избранника замуж и родить от него детей в законном браке.
Во-вторых – мне просто интересно, что это за мир был родиной Руби, раз уж она никому и ничего о нем не хочет рассказывать. Неужели там творится нечто настолько ужасное, что девочка боится упомянуть об этом хотя бы намеком. Да и боязнь взрослых мужчин, снова пышно расцветшая на новом месте, говорит о том, что, возможно, дела еще хуже, чем я предполагала раньше. Пока еще не случилось ничего страшного, надо брать Руби за руку и идти в бывший ханский дворец, где разместилась мисс Анна со своими gavrikami. Наверное, она не откажется помочь девочке, которую с новой силой начали мучить призраки прошлого… Сейчас делать это неудобно, лучше я отправлюсь к ней как-нибудь днем, пусть только меня немного отпустят служебные обязанности.
2 июля 1605 год Р.Х., день двадцать седьмой, поздний вечер. Крым, Бахчисарай.
Анна Сергеевна Струмилина. Маг разума и главная вытирательница сопливых носов.
Было уже поздно. Ханский дворец (точнее, его гарем), в котором меня поселили вместе с моими гавриками, еще не был оборудован ни магическим, ни электрическим освещением, и поэтому, когда на улице стало смеркаться, служанки повсюду зажгли масляные светильники, свисающие на цепях с потолка и расставленные на специальных полочках вдоль стен. Беленые стены и алебастровый потолок с фигурной лепниной сразу заиграли желтыми, розовыми и оранжевыми отсветами, а висящие вдоль этих стен и расстеленные на полу ковры приобрели глубокий и теплый оттенок. Захотелось лечь на мягкий диван, и, заложив под голову мягкие подушки, полностью расслабиться, время от времени потягивая мягкий душистый кальян…
Что это со мной, ведь я никогда не курила кальян, и вообще это ощущение кайфа*, которое только что на меня накатило, полностью противоречит мой активной и деятельной натуре. Или я действительно настолько заработалась, что мне понадобился отдых с полным расслаблением, и это изнуренный нервными переживаниями и каждочасной ответственностью мой организм в отчаянии взывает ко мне, чтобы я наконец дала ему отдых… Или это я улавливаю чувства и эмоции ханских жен и наложниц, которые еще несколько часов назад ходили по этим коврам, лежали на этом диване и затягивались кальяном, которого я так неожиданно возжаждала? А может, это было и то, и другое, и впечатавшиеся в обстановку гарема мысли и эмоции одалисок подтолкнули меня к таким странным мыслям?
Историческая справка: * Русское слово «кайф» произошло от арабского слова «кэйф» араб.كايف – «время приятного безделья». Согласно Корану, праведники, попадая в рай, постоянно находятся в состоянии кэйфа.
Впервые в русском языке слово «кайф» («кейф») официально зафиксировано в 1821 году. Именно в этом году О. И. Сенковский, рассказывая о своих путешествиях по Египту, объяснил, что такое «кейф»:
«Путешественники, бывшие на Востоке, знают, сколь многосложное значение имеет выражение „кейф“. Отогнав прочь все заботы и помышления, развалившись небрежно, пить кофе и курить табак называется „делать кейф“. В переводе это можно было бы назвать „наслаждаться успокоением“».
Кстати, интересно, куда делись предыдущие обитательницы этого места – жены и наложницы покойного хана Газы II Гирея, зрелого красавца и настоящего поэта, которому за вспыльчивость и неукротимость характера крымско-татарский народ дал прозвище «Буря». Не помогли пятидесятитрехлетнему хану ни его вспыльчивость, ни неукротимость, ни умение владеть кривой саблей. Против бойцовой лилитки, генетически оптимизированной для войны, к тому же прекрасно обученной и вооруженной, все это было ничто, и зарубленный хан еще до захода солнца упокоился в братской могиле вместе со всеми теми, кто, подобно ему, пытался оказать хоть малейшее сопротивление.