Немногочисленные присутствующие на площади женщины (в основном из знатных сословий, пришедшие на эту площадь в сопровождении своих мужей и отцов) жадными взорами пожирали фасоны моего платья и платьев моих фрейлин, следующих позади нас. Уверена, что в самое ближайшее время в Царьграде появится множество платьев, которые местная публика, конечно же, назовет амазонскими. Видели бы они, что именно носят настоящие амазонки на каждый день и даже при парадных случаях – умерли бы от стыда.
У дверей собора наши носильщики опустили щит на землю, после чего мы с Кириллом сошли с него и прошествовали меж двух рядов копьеносцев, скрестивших копья над нашей головой. Когда мы вошли в полный народа Собор, то там уже все было готово к предстоящей церемонии. Слева от оставшегося свободным прохода к алтарю расположились наши личные гости – родственники, друзья и соратники. Справа же в первом ряду находились самые уважаемые люди Царьграда, а во втором и дальше находились представители наших новых подданных – духовенство, аристократия, и наиболее отличившиеся из тех, кто боролся с тиранией Юстиниана.
Патриарх Евтихий встретил нас в дверях и дал нам поцеловать крест, после чего за руки отвел нас к Царским вратам, которым мы поклонились, после чего подошли и поцеловали иконы. Потом мы с Кириллом сели вдвоем на подготовленное для нас большое резное деревянное кресло, с лежащей на нем пурпурной бархатной подушкой. Рядом с этим креслом уже стояли церковные служки, держащие на руках красные бархатные подушки – на них лежали две короны, держава и скипетр. Еще двое служек держали наготове две императорские мантии, одну побольше – для моего супруга, другую поменьше – для меня.
И вот, после чтения Псалма и молитв, чтений из Апостола и Евангелия от Матфея, патриарх Константинопольский взял из рук служек мантию побольше и передал ее моему мужу, который сам надел ее поверх своих императорских одежд. Потом патриарх благословил его и надел на шею висящий на массивной золотой цепи крест, сделанный из древа на котором был распят Спаситель. Потом служки поднесли патриарху подушечки с царской короной, скипетром и державой. Первой на голову моего мужа, склоненную перед патриархом, была надета императорская корона. После этого, я, как мы и репетировали, встала перед Кириллом на колени, а он приложил корону к моей голове и опять надел ее. Затем патриарх благословил и меня, а мой муж надел на меня мантию и второй императорский крест, поменьше, после чего надел на мою голову предназначенную для меня корону базилиссы.
Затем началась литургия, с миропомазанием и с первым нашим причастием после коронации. И вот, наконец, отгремело пения «Многая лета» (Мulti aestas – на латыни), после чего мы направились к выходу из собора. И уже когда подходили к дверям собора, направляясь в расположенный напротив императорский дворец, церковный хор затянул «Salva Imperatore» – новый гимн ромейской империи, править которой теперь будут наши с Кириллом потомки. Мужским басам монахов вторили звонкие женские контральто лилиток – и это было волнительно и восхитительно, так, что сердце заходилось в груди, а на глаза наворачивались слезы. Прослезился даже мой муж, обычно сухой и жесткий, и не склонный к проявлению эмоций.
Донесшееся через открытые двери храма пение тут же подхватили на площади, залитой ласковым весенним солнцем, ибо за то время, пока мы находились в храме, тучи полностью разошлись, и открылось ясное синее небо. Люди пели, и на глазах у них выступали слезы, ибо все, что случилось за этот день, нельзя было назвать иначе, чем чудом. Потом я спрашивала у Анастасии, не приложила ли она свои умения к столь резкому и непредсказуемому изменению погоды, но она ответила мне отрицательно. Мол, у нее пока получается только портить погоду, а вот с улучшением что-то не выходит. И вообще, в тот момент она была очень занята, помогала местным готовить церемонию коронации, и ей вообще было не до каких-то там тучек.
23 июля 1605 год Р.Х., день сорок восьмой, Вечер. Граница Речи Посполитой и Русского государства, шестьдесят километров южнее Чернигова, пограничное польское укрепление Козлоград (Козелец).
Гетман польный коронный* Станислав Жолкевский**.
Историческая справка: * Ге́тман по́льный коро́нный (польск. Hetman polny koronny) – в Речи Посполитой – заместитель командующего армией Польского королевства («Короны») – гетмана великого коронного.
В мирное время великий гетман обычно находился при дворе, занимался административными вопросами и осуществлял стратегическое руководство, а польный гетман находился «в поле» (откуда название, ср. с «фельдмаршал» – «полевой маршал»), руководил малыми операциями, охраной границ.
Польный гетман подчинялся великому гетману, в случае его присутствия в битвах командовал передовыми отрядами и артиллерией. В случае отсутствия великого гетмана, польный гетман командовал всем войском. В мирное время польный гетман находился на юго-восточных границах Речи Посполитой и командовал небольшими регулярными «кварцяными войсками» – отрядами, набранными на средства короля, которые отражали постоянные набеги татар и турок. В эти отряды часто входили реестровые украинские казаки.
** В данном случае Великий гетман Ян Замойский умер в самом начале июня 1605 года и Сигизмунд III не торопился назначать ему преемника. В нашей истории должность великого гетмана была вакантна вплоть до 1613 года, то есть целых восемь лет, пока ее не занял все тот же Станислав Жолкевский, вознагражденный таким образом за свои успехи в войне с русским государством, в частности поход на Москву.
После продолжительного марша конное кварцяное войско под командованием польного коронного гетмана Станислава Жолкевского подошло к приграничному укреплению Козлоград. Да какое там войско? Пять тысяч крылатых польских панцирных гусар под собственным командованием польного гетмана Станислава Жолкевского, да четыре тысячи панцирных украинных реестровых казаков, под командованием гетмана запорожского реестрового казачества Григория Изаповича. Таким образом, все кварцяное войско, это девять тысяч всадников отборной панцирной кавалерии, к которой отчаянно не хватает в несколько раз большего количества легкой конницы. Ради этого по специальному Универсалу короля запорожский кошевой атаман Петр Сагайдачный и реестровый полковник Войска Запорожского Богдан Олевченко набирают по Украине из разных головорезов, которым не по душе мирный труд, еще двадцать куреней по тысячу сабель каждый. У польского королевства, ведущего войну за шведское наследство нет денег даже на такие дешевые войска*, как украинские казаки, поэтому вместо платы им предложена возможность разграбить богатые русские города. А грабить польские украинные козаки умели**.
Историческая справка:
* казачьему куреню в тысячу сабель платили примерно такое же жалование как роте в сотню человек германских или швейцарских наемников.
** Соловьёв С. М. в «Истории России с древнейших времён» пишет:
«Под 1603 годом: были козаки запорожские, какой-то гетман, именем Иван Куцка, с 4000 народа, брали приставство с волостей Боркулабовской и Шупенской, грошей коп 50, жита мер 500 и т. д. В том же году, в городе Могилеве Иван Куцка сдал гетманство, потому что в войске было великое своевольство: что кто хочет, то и делает. Приехал посланец от короля и панов радных, напоминал, грозил козакам, чтоб они никакого насилия в городе и по селам не делали. К этому посланцу приносил один мещанин на руках девочку шести лет, прибитую и изнасилованную, едва живую; горько, страшно было глядеть; все люди плакали, богу-создателю молились, чтоб таких своевольников истребил навеки. А когда козаки назад на Низ поехали, то великие убытки селам и городам делали, женщин, девиц, детей и лошадей с собою много брали; один козак вел лошадей 8, 10, 12, детей 3, 4, женщин и девиц 4 или 3».
В 1618 году во время похода гетмана Сагайдачного на Москву его отряд имел численность 20 тыс. человек и тоже оставил недобрые воспоминания о жестокостях черкас и повсеместного разрушения православных храмов.
Пока же, до подхода казачьих подкреплений, Станислав Жолкевский встанет лагерем под этим Козлоградом и начнет высылать разведку. Пока совершенно непонятно, что творится сейчас в Чернигове, Новгород-Северском, Рыльске, Трубчевске, Брянске, Курске, Орле и Болхове после того, как там прошел русский самозваный принц. Первым делом надо выяснить, что за люди стоят в этих городах гарнизонами, кому они подчинятся после исчезновения «Дмитрия Ивановича». По предварительным данным, вместе с мелкими отрядами городовых стрельцов, чьи командиры перешли на сторону претендента, там еще находятся отряды нереестровых запорожских и донских казаков, с которыми вполне можно договориться за почетную капитуляцию, или вообще переход на сторону польского войска.
Кроме того, переход с южной границы, из-под Каменца, дался польскому войску не так легко, как это хотелось бы. Гусария привыкла воевать с комфортом, поэтому за гусарским войском тянулись огромные обозы*, замедлявшие продвижение польского войска. Чего только не было на гусарских возах: топоры, цепь для связки возов, заступы для земляных укреплений, ковры, матрасы, перины, простыни, скатерти, салфетки, сундуки, палатки, кровати, алкоголь, сладости, книги и многое другое… Кроме того, на каждого гусара, именующегося товарищем, приходилось от двух до десяти пахоликов (оруженосцев) обязанных принимать участие в сражении, и в несколько раз больше челядников, обеспечивающих сносные бытовые условия этой элите польского войска, способной прорвать почти любой пехотный строй. Единственное, что было способно их остановить – это шквальный картечно-ружейный огонь в упор и заграждения, например, в виде рогаток** или казачьего спотыкача***.
Историческая справка:
* Вот как описывал очевидец обоз небольшой гусарской роты:
В прошлом году у города Жешува я шел мимо роты всего из 60 гусар и насчитал 225 повозок, из которых почти половина была запряжена четырьмя или шестью лошадями. Я не говорю об одиночных лошадях, женщинах и детях, которых без счета шло следом.