– А от других, – вставила Ника-Кобра, – черт в сутане иезуита сбегает с криком: «Спасайся кто может, хулиганы зрения лишают».
– Скорее, – посмеиваясь, сказал отец Александр, – это звучало как: «Ахтунг, Ахтунг, в воздухе Серегин». Эта разновидность нечисти удрала так быстро, что я даже не успел ее опознать.
– Да чего там было опознавать, – пожал плечами Серегин, – это была здоровенная человекообразная, двуногая и прямоходящая крыса. То есть для крысы она была здоровенная, а для человека росточек у нее был более чем плюгавенький. И никаких рогов и копыт не было и в помине. То есть хвост, конечно, был, как же без него, но под сутаной ничего заметно не было. И еще эта тварь явно не чурается магии, потому что только узрев меч Ареса, она задала деру, а так с легкостью рассчитывала справиться со всеми нами.
– В справочнике написано, что это может быть крысид, а может быть крысалид, – авторитетно заявил Дима, – крысид в основном отличается физической силой, но лишен ума и сообразительности, а крысалид умнее и предназначен в основном для ночных диверсий. Одной из особенностей настоящего крысалида является то, что укушенный им человек через некоторое время превращается в крысалида-оборотня. Внешность такого оборотня имеет две устойчивые формы: человеческую и человеко-крысиную. Мне кажется, что Сергей Сергеевич видел все-таки настоящего крысалида…
– Тьфу ты, пакость, – сплюнул Серегин, – давайте не вести на ночь подобных разговоров, а то еще приснится всякая хрень. Так давайте же выпием за кибернетиков, тьфу ты, то есть за нас с вами, чтобы нам не была страшна никакая нечисть, и чтобы все враги с визгом разбегались от нас в разные стороны!
Выпили каждый свое, у кого что было налито. Потом вкусили нежнейшего бараньего шашлыка, на который был так горазд повар-грек, доставшийся нам в наследство от покойного хана-поэта, и приготовились к продолжению культурной программы. По причине отсутствия телевизоров, магнитофонов и прочего радио вся программа исполнялась вживую. Оказывается, Антон, узнав от меня заранее, что я хочу отметить приближающуюся годовщину, начал готовить номера еще с того момента, когда месяц назад мы обосновались в Крыму. Именно тогда, перебирая освобожденный полон, негодный к боевому применению, он отобрал в свою копилку трех седобородых дедушек с гуслями да с бандурами, и несколько детишек явно русского или малороссийского происхождения, которые довольно чисто исполнили нам «Марусю» из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию».
– Ну, Антон, – дослушав до конца песню, сказал прослезившийся Серегин, – у тебя тут, оказывается, уже целый Большой Театр. Вполне пора посылать тебя с агитбригадами на фронт. Споют вон детки с отцами ратникам про «Марусю» или что-нибудь еще такое патриотическое – и те с удвоенными силами начнут лупить в хвост и в гриву панскую нечисть. Да и нам самим это тоже будет не лишним. Лилитки вот по причине отсутствия своей тянутся к нашей культуре и эту пустоту в них надо заполнять, чтобы не чувствовали они себя чужими среди нас, чтобы радовались и печалились тому же, чему и мы сами…
– А я домой хочу, – неожиданно вздохнув, сказал Димка, – к маме и нашей классной Марине Николаевне с ее контрошами по математике. Хоть я все понимаю – что мы и так делаем все возможное и невозможное, что идем все выше и выше, но я все равно очень сильно хочу вернуться домой… И мама мне снится почти каждую ночь, говорит, что напекла моих любимых пирожков с повидлом. Я бегу на кухню, беру пирожок и тут же просыпаюсь… Обидно! А ведь она тоже думает, что я умер в тех горах, потому что нас должны были искать, и когда спасатели ничего не нашли, то наверняка сказали нашим с Митей родителям, что мы пропали без вести. А у Мити еще есть бабушка. Она старенькая и очень его любит, оттого от волнений могла даже нечаянно умереть. Ведь так, Мить?
Митя, утирая непрошенную слезу, молча кивнул, и Дима продолжил:
– Я все понимаю, Сергей Сергеич, но хочу, чтобы наши родные, которые остались там, в нашем мире, не волновались за нас и обязательно дождались бы нашего возвращения. Отче Александр, пожалуйста, попросите Небесного отца, чтобы он послал впереди нас свое благословение нашим папам, мамам, дедушкам и бабушкам, чтобы они нас дождались. И пусть они знают, что с нами все хорошо, мы живы и здоровы, и находимся в безопасности, потому что когда рядом нет родных, Сергей Сергеевич и Анна Сергеевна – самые лучшие воспитатели и опекуны.
Отец Александр, который тоже прослезился, кивнул:
– Отец Небесный, – сказал он, – обязательно исполнит твою просьбу, вьюнош, ибо ты заслужил и не такие его милости. Но ты просишь малого, которое на самом деле стоит дорогого, переживая не за себя, а за тех, кому ты дорог. Но будьте готовы к тому, что своих родных вы увидите, когда уже станете почти взрослыми, ибо непредсказуем ваш Путь, изобилующий зигзагами даже для Него.
– Давайте, – сказал Сергей Сергеевич, вставая, – выпьем до дна за тех, кто ждет нас дома и волнуется. У нас у всех, а не только у гавриков Анны Сергеевны, есть родные, о которых мы должны помнить и которых должны любить.
– Не у всех «гавриков» есть родные, которые их ждут, – грустно сказала Ася, – наш детдурдом – это совсем не то место, куда мы с Яной хотели бы вернуться, а его противной директрисе можно пожелать только того, чтобы она лопнула, разлетевшись на тысячу лоскутов, или чтобы ее живьем побрали самые настоящие черти. Не видели мы от нее никогда ничего хорошего, и того же можем пожелать в ответ. Здесь, с Анной Сергеевной, нам хорошо, нас считают такими же, как и другие люди. И одеты-обуты мы всегда не хуже других. К тому же Сергей Сергеевич и Анна Сергеевна дают нам выполнять свои поручения и хвалят, когда мы все делаем хорошо. А там мы будем «эй ты» и «пошла вон», а мама Мити не разрешит ему со мной дружить, потому что я детдомовская…
– Ну, – сказал Серегин, – если, как говорит отец Александр, к моменту возвращения вы оба станете почти взрослыми, то какое отношение к вашей дружбе будет иметь Митина, или чья-то еще мама?
– Вы еще не знаете, – вскинула голову Ася, – как много неприятностей даже взрослым людям могут доставить очень строгие мамы. У меня в детдоме была подруга по имени Дина, мама которой была из бедной семьи, а папа из богатой. Папина мама, ее бабушка, была строгой женщиной и сделала все, чтобы ее сын бросил «эту нищенку» вместе с ребенком. Папа у Динки оказался послушным сыном и развелся с ее мамой, выкинув их обеих из своего дома в том, в чем они были. Потом ее мама умерла, и Динка попала в наш детдурдом.
– Ася, – строго сказал Сергей Сергеевич, – наш Профессор совсем не такой слабонервный сопляк, как папа твоей подруги, а его мама совсем не такая стерва, как его бабушка…
– Да, – кивнул Митя, – моя мама добрая и все понимает, и тебя она тоже обязательно поймет, ты только обязательно поверь. К тому же мы с тобой не собираемся жениться прямо сейчас, а сделаем это только тогда, когда станем взрослыми и совсем самостоятельными. Я выучусь на офицера и буду служить, как Сергей Сергеевич, а ты станешь врачом или учителем. Ведь каждый человек – это то, что он из себя сделал сам, а тот, кто зависит от родителей, не может быть взрослым, и неважно, сколько ему лет. Вот!
– Кстати, Ася, – добавила я, – и ты и Яна теперь должны помнить, что отныне вы не одни. У вас есть не только Митя и Дима, но еще и я, Сергей Сергеевич, Ника, Змей, Док, Бек, Мастер, Бухгалтер, Зоркий глаз… Мы все одна команда.
– Да, Аська и ты, Яна, – подтвердил Змей, – вы можете на нас рассчитывать, мы все – ваша семья, ваши старшие братья. Если вас кто-нибудь посмеет обидеть, то он и трех дней не проживет, это я обещаю.
– Знаешь что, Ася, – пожала я плечами, – у меня есть чувство, что ни ты, ни Яна больше никогда не вернетесь ни в какой детдом. Каждой из вас суждена своя длинная и очень интересная дорога, и каждая на ней получит то, о чем больше всего мечтает. Вы будете там, где никогда не смогут побывать ваши старые знакомые, и сможете получить то, что они не получат ни при каких условиях. Я не знаю пока, как это сможет осуществиться, но я верю своим предчувствиям, а вы в свою очередь поверьте мне.
– Так, – твердо сказала Ника, – в речах присутствующих я что-то слышу маловато исторического оптимизма, а ведь у нас праздник, а не похороны. Маэстро, урежьте марш, и пусть будет весело всем, иначе я выпущу сюда огненных демонов, чтобы они станцевали нам горячее фанданго. И вообще, давайте выпьем за то, чтобы сердца влюбленных объединялись, а мечты осуществлялись.
Мы выпили, потом еще немного поели, пока Антон о чем-то шептался со своими помощницами-лилитками из танцевального кружка. Потом он возгласил: «Танец огня!» и на площадку перед нами выскочили три девушки, волосы которых были заколоты узлом на голове, а сами они одеты в что-то яркое, красно-оранжевое, длинное и приталенное черным поясом. Это напоминало не то испанское платье с расклешенной юбкой, не то что-то типа японского кимоно, а танец и вовсе был невиданным. Потом до меня дошло что это, притопывая по полу босыми пятками и щелкая кастаньетами, бывшие мясные лилитки исполняют что-то свое, очень оригинальное. Танец был настолько зажигателен, что, все, включая повеселевшую Асю, принялись притопывать ногами и прищелкивать пальцами.
Потом программа нашего праздника продолжилась, и могу сказать, что повеселились и угостились мы на славу.
15 августа 1605 год Р.Х., день семьдесят первый, ранее утро. Речь Посполитая, Львовское воеводство, Родовой замок Мнишеков в Ляшках Мурованных.
Серегин Сергей Сергеевич, Великий князь Артанский.
То, что Ежи Мнишек не просто подложил свою дочь под самозваного «царевича», но еще и участвовал в его прошлогоднем походе в Россию, решило все дело. Теперь, когда войско гетмана Жолкевского перешло границу и встало лагерем под Черниговом, войну можно считать объявленной де-факто, и ответные рейды на территорию противника стали делом не только допустимым, но и богоугодным. Сначала у меня была мысль просто тихо скрасть Васькину польскую невесту, чтобы она просто исчезла, и никто бы ничего не понял; но потом подумал: «А какого черта! Там поляки лезут через границу, совсем скоро армия Скопина-Шуйского сойдется с ним в кровавой схватке, а мы тут будем церемониться с Мнишеками, которые все это затеяли, чтобы посадить доченьку на московский престол? Да хрен им во весь рост поперек широкой панской морды!».