м, которые в ней были.
Поворотил Ванятка голову в другую сторону и увидел, как на море разбойный корабль догнал другой, купеческий, зацепил его за борт крючьями, и принялись разбойники грабить его усердно, а купцов за борт скидывать.
— Повелеваю утопить сей корабль и всех разбойников с ним! — грозно поднял скипетр Ванятка во второй раз.
И тотчас морская пучина поглотила и разбойный и купеческий корабли со всеми людьми, ведь сцеплены они были крючьями.
В третьей стороне увидел Ванятка, как целый город в пьянстве, воровстве и блуде пребывает, и закричал страшным голосом:
— За беззаконие сне провалиться этому городу сквозь землю!
И сейчас же с ужасным грохотом, дымом и пламенем обрушился весь город в преисполню!
Милостивый же Господь скорым шагом вошел в палату и, увидев Ванятку на престоле со скипетром в руке, сказал сурово:
— Немилосердно судишь! Посидел ты на моем престоле четверть часа, а погубил без покаяния триста тысяч человек. Если б еще столько посидел здесь, ты бы весь народ без покаяния погубил! Я — Господь, Творец всех людей, и только Я могу карать или миловать.
Отобрал у перепуганного Ванятки скипетр и велел Ангелу снести его с неба на землю.
Через несколько лет ушел Ванятка в глухой скит, стал отшельником, и когда к нему, уже старцу, народ приходил за советом, как поступать им с жадными обирателями, бессовестными хулителями и жестокими обидчиками, говорил:
— Не губите свою душу местью. Только Господь может карать или миловать, потому что сказал Он: «Мне отмщение. Аз воздам».
Сундук змей
Кто одержим сребролюбием, того бес уже не смущает другой страстью, ибо и этой достаточно для его погибели.
Чего только в Сибири не было: и лесов, и зверей, и добрых людей, но таких дружных братьев, как Семен и Ефим, других не было, лучше и не ищи — состаришься, а не найдешь.
Вот раз по осени возвращаются братья из лесу с удачной охоты, хохочут, дурачатся, толкают друг дружку. А вот и тысячелетний дуб, за которым тропка прямо к их избе бежит.
Вдруг, откуда ни возьмись, выходит из кустов лысый, с седой бородой старичок в рубахе до пят, руки в стороны растопырил и говорит испуганно:
— Робята, вы по этой тропке не ходите. Христом Богом вас молю!
— А чего там, дед? Соловей-разбойник в дупле сидит? — хохочут братья.
— Ой, милые, хуже! Там один злодей прям на тропке вашей сундук кованый, полный змей ядовитых, на вашу погибель приготовил!
— Да ладно, дед, не пугай! Что мы, змей, что ль, не видали?
— Таких не видали… — опечалился дед и скрылся в орешнике. А был это Николай Угодник.
Вышли братья на тропинку, и впрямь — стоит поперек нее большой кованый сундук!
— Глянь, не обманул старик-то! — говорит Степан. — Ты встань-ка в сторонке с ружьем, а я палкой крышку поддену. Если и впрямь змеи полезут, пали без страха.
Поддел Степан длинной палкой крышку, и открылась она со скрипом, однако не страшные змеи оттуда метнулись, а яркий свет брызнул от золотых слитков, доверху в сундуке лежавших!
— Ух ты!! — вскрикнули оба разом. — Ну и дед, ну хитрован! Змеи, говорит, а сам себе небось сундук заграбастать хотел!
— Ну, Ефим, чего делать-то будем? Ведь на эти деньжищи мы всю Сибирь скупим!
— За телегой пока беги, Семен, а я сундук постерегу.
Семен уток да зайцев подстреленных наземь бросил и что есть мочи в деревню. Прибежав запыхавшись, кричит жене:
— Ульяна! Чего мы с Ефимом в лесу нашли! Он там караулит, оголодал небось. Собери-ка ему лепешек, а я пока лошадь запрягу.
Ульяна, как сказано, горячих лепешек в тряпицу завернула, и пошел Степан с ними в конюшню, и вот тут бес ему и шепнул на ухо:
— Зачем тебе делиться-то, Семен? Одно дело — полсундука, а совсем другое — полный, а, Семен?
И руку его в березовую коробью, где крысиную отраву прятали, сунул. Как во сне достал Семен горсть белой отравы и все лепешки ею пересыпал.
Примчался на телеге в лесок, где брата оставил.
— Ефим, — кричит, — ты где?!
А из кустов вдруг — ба-бах!! Выстрел — и прямо в сердце!
— Вот он я, — усмехаясь, встал в кустах Ефим, из ружья дымок вьется. — Что, братец, пол-Сибири захотел? Не-ет, она вся моей будет! Ха-ха-ха!
А мерзкий, невидимый бес на сундуке от радости скачет, скалится: «Ай да я, ай да молодец, рогатенький!»
— Чего это у него в тряпице? — развернул Ефим узелок. — A-а, лепешек мне вез, дурень, — и откусил.
Вот как… Не может человек вредить ближнему, не вредя самому себе.
Превращение
В одной деревне богатей жил, такой толстый, что и ходить не мог, а только на перинах на крылечке в тенечке лежал и толстым пальчиком указывал, куда кому идти надо и чего там сделать надобно.
Там же бедняк жил и ничего, кроме жены и пятерых детей, не нажил.
Приходит как-то к богатею древний старичок.
— Пусти, государь мой, — говорит, — к себе на ночлег.
— У меня, — тот ему гордо, — ни бедные, ни убогие, ни подорожные никогда не ночуют. Да и ты не будешь. Иди в ту хату, что небом покрыта, там тебя пустят.
— Голубок мой, а где та хата, что небом покрыта?
— Да вон, — показал толстым пальцем на беднякову избенку.
— Спасибо тебе, голубок мой, — ласково старичок речет, — нагнись-ка, я тебя за доброту поглажу.
Ну и погладил его по голове, а богатей возьми и в коня превратись. Привел его старичок к избе, что небом покрыта, стучит.
— Государь мой, пусти на ночлег!
— Заходи, дедку, — обрадовался хозяин, — у меня все ночуют — и бедные, и убогие, и подорожные.
— Да я с конем, вишь ли. Куды его деть и чем накормить?
— Да на дворе переночует, трухи от соломы пожует — более ничего нет.
Наутро старичок прощается.
— Дарую тебе на твое сиротство этого коня. Работай на нем сколь тебе надо.
Ну, бедняк с женой и всей ребятней ему в ноги повалились, а после запрягли коня и из лесу на нем бревен на новую избу навезли. Повеселей зажили с конем-то! И пашут на нем, и боронят, и внаем отдают. Через год снова тот самый древний старичок объявился.
— Узнаешь ли меня? — у коня спрашивает.
А тот печально головой кивает: еще как, мол, узнаю. Тогда старичок этот — а ведь это сам Господь был — погладил его по голове, и конь опять в человека перекинулся.
Отощал за год-то, куда брюхо делось, шея от хомута в мозолях, и вопит слезно:
— Господи! Не оставляй меня конем! Завсегда теперь всех убогих и старых привечать буду!
— Ладно, смотри у меня, — говорит Господь, — я проверить приду.
А ведь эдак он может к любому прийти, как думаешь?..
Как мужик Господа в гости ждал
Один богатый, набожный мужик Макар ежевечерне на коленях молил Господа прийти к нему, грешному, в гости. Как уж он не боялся просить и о чем говорить с Ним хотел, не знаю, но только однажды слышит в своей избе голос Господа:
— Жди меня на Пасху. Так и быть, приду к тебе.
Мужик-то забегал, заметался, всех слуг в шею погоняет, чтоб избу до блеску отскребли, а сам в город слетал, целый воз заморских яств припер.
На Пасху в новой рубахе за богатым столом сидит, красный весь от радости, ждет. Стучат. Он аж подпрыгнул, думает, Христос здесь, открывает, а там сосед, который в прошлом году его свинью кнутом отстегал, чтоб в огород к нему не лазила.
— Прости меня, — говорит, — Макарушка, за свинью-то. Что ж мы с тобой целый год из-за нее не ладим.
— А поди ты отселя! — озлился Макар. — Некогда мне с тобой целоваться! — И захлопнул дверь.
Время к обеду. Нет никого!
Вдруг скрипнула калитка, Макар — к оконцу, а по двору старуха-паломница с клюкой ковыляет.
— Подайте, люди добрые, что можете, убогой, — и до земли кланяется.
— А ну пошла прочь отседова! — разъярился Макар. — Не срами мне двор своими обносками!
Вот уж и вечер, Макар с горя выпил и уж ждать отчаялся, вдруг скребется кто-то. Отворяет, а там пес бездомный, весь в репьях, скулит от голода.
— Ну, вот я тебя сейчас, — шипит Макар и сковородником в него запустил.
Перед сном на молитве горестно Макар Христовой иконе говорит:
— Что же ты, Господи? Ждал тебя, ждал, а ты не пришел…
— Трижды приходил к тебе! — вдруг говорит Христос с небес.
— Да как же? — обомлел Макар. — Да ведь я целый день из избы не выходил, а не видел Тебя!
— В первый раз Я как сосед пришел, прощения у тебя просил. Ты же Меня выгнал. Во второй раз Я старухой-паломницей за милостыней пришел, а ты опять Меня выгнал. В третий раз тварь Божью, собаку, к тебе послал…
— А я ее — сковородником! — в ужасе шепчет Макар. — Так ты, Господи, по-всякому приходить можешь?..
И с тех пор Макар просветлел душой, никому ни в чем не отказывал и не обеднел от этого, потому что доброму Бог дает, а у скупого черт таскает.
Никола-поручик
В некоем царстве, в московском государстве жил, как водится, в бедности один мужик, а богатство его — жена и семеро ребят в придачу.
Перебивались они с хлеба на воду, а там и хлеб кончился, и вода утекла. Что делать? Надо к богатею идти, взаймы просить.
— Да ведь не даст… — теребит бороду мужик. — Возьму-ка образ Николы Угодника как залог и поруку за долг.
Вот приходит мужик к богатею, который на темных делах богатство нажил, и просит: дай взаймы, мол, Христа ради.
А богатей на него, будто лев, заревел:
— Да ты что, прощелыга этакий! Ну можно ль тебе верить?! Что с тебя взять-то можно будет, если не отдашь?!
— Будь милостив, выручи, — кланяется мужик, — не дай помереть. Заработаю — с лихвой отдам!
— «Отдам»! Знаю я вас, от давальщиков!
— Право слово, отдам, — крестится мужик, — вот тебе Никола порукою.
Богатей исподлобья, недоверчиво глядит на икону, а мужик спрашивает у Николы с почтением:
— Будешь ли мне, Божии угодник, порукою в долге?