Таково уж правило: всегда сложнее говорить о вещах близких. Куда проще сделать большой материал, посвященный общим проблемам, чем составить маленькую заметку о результатах своей повседневной работы. Вроде бы все изучено, известно, но чувство ответственности перед памятниками искусства, далеко не немыми свидетелями, а, скорее, самыми придирчивыми критиками, заставляет быть особенно осторожным и внимательным. Не мне судить, вышло ли описание «Власия» хорошим, но одно знаю точно: на бумагу попало лишь то, в чем я убежден и за что всегда готов аргументированно отвечать.
Газеты и журналы на протяжении нескольких лет помещали разнообразные сообщения о ходе реставрационных работ в Карелии. Специальные передачи телевидения, радиорассказы, выставки, лекции — все это способствовало популяризации живописного наследия старых северных мастеров. Круг почитателей старины, истинных ценителей древнего искусства становился все более широким. Поверхностные увлечения отступали на второй план перед серьезным стремлением разобраться в основах живописи русского Севера. Большую помощь интересующимся древней живописью оказали труды Энгелины Смирновой — специалиста, которому принадлежит заслуга первооткрытия многих памятников северного искусства. Участник и организатор основных экспедиций по Карелии, Смирнова прекрасно знает каждый уголок на Севере, каждую деревню, откуда происходят шедевры, описанные в ее книгах. Исследуя иконы на местах, предпочитая больше увидеть своими глазами, чем черпать сведения из искусствоведческих сочинений, Смирнова смогла систематизировать карельские открытия, дала точную характеристику каждого произведения, определила место, занимаемое им в истории развития искусства Древней Руси. Рассказы о наиболее ценных иконах в книгах и статьях ученого отличаются метким, выразительным языком. Колорит северного искусства, его лаконизм и суровая простота тонко ею поняты. Она старается бережно донести до читателя свои взгляды и мысли, согласовывая их с основным смыслом публикуемых памятников.
Наука о древнерусском искусстве за последние годы обогатилась значительными открытиями. Сегодня, пользуясь только знаниями, почерпнутыми из книг и учебников, уже невозможно пройти через лабиринт проблем и загадок, которыми так богата его история. Сложные вопросы изучения отечественного культурного наследия решаются в экспедициях по сбору памятников старины, на реставрационных советах, в хранилищах музеев и галерей. Не случайно, что именно художники-реставраторы в процессе своей сложной ответственной работы открывают все новые страницы книги о культуре Древней Руси. И одной из самых интересных глав этой книги оказалась глава, посвященная живописи русского Севера.
Власий. XV век.
* * *
Еще сравнительно недавно в исторической науке существовало мнение, что живопись на территории Карелии насчитывает немногим более ста лет, что до восемнадцатого века она носит подражательный характер и не заслуживает внимания, так как является слабой провинциальной отраслью народного искусства.
Существовали ли в средневековой Карелии самостоятельные художественные мастерские? Когда они появились?
Ответить на эти вопросы никто не мог. Карелия считалась «белым пятном» на карте древнерусской живописи...
Результаты большой экспедиционной и научно-исследовательской работы, проводимой сотрудниками Музея изобразительных искусств Петрозаводска совместно с ленинградскими и московскими реставраторами, позволили с полным основанием говорить о существовании самостоятельных живописных мастерских в древней Карелии. Это открытие последних лет представляет огромный научный и художественный интерес. Вывезенные из старинных сел и часовен памятники древнерусского искусства свидетельствуют о талантливости местных художников.
Число произведений, расчищенных реставраторами от позднейших записей и многовековой копоти, невелико. Трудно различить почерк художников отдельных районов Карелии, но основная линия развития местной живописи намечается уже сейчас.
Северные области древней Руси находились в XV веке под огромным экономическим, политическим и культурным влиянием Новгородской республики. Предметы быта, изделия искусных ремесленников и, конечно, творения новгородских живописцев в большом количестве попадали на Север. Новгородские мастера часто работали в провинции, а северные художники шли в Новгород поучиться искусству украшать храмы иконами. Памятники новгородской живописи были настольной книгой для северных художников. Проникали новгородские шедевры и в Заонежье. В Музее изобразительных искусств Карельской АССР хранится несколько произведений, созданных в Карелии в период новгородского влияния. Используя новгородские образцы, местные художники не копируют их вслепую, а обогащают интересными деталями и чертами местного характера. Напрасно было бы искать в новгородской живописи нежную светло-коричневую краску, которую использовал «провинциальный» мастер для написания фона великолепного памятника конца XV века, найденного в селе Вегорукса и изображающего Николу. Неповторимым своеобразием отмечены черты лица популярного на Руси святого, с большим мастерством и лаконизмом написана одежда. Мягкие, слегка приглушенные краски очаровывают своей гармонией. Монументальность и величественность новгородского искусства прекрасно сочетаются с обаятельной простотой почерка северного живописца.
В 1963 году в Петрозаводский музей поступило около семисот памятников из хранилища в Кижах. Среди вывезенных экспонатов особое внимание привлекает икона «Покров богоматери» — классический пример связи местной школы живописи с искусством Новгорода.
Хочется отметить, что интенсивное проникновение шедевров новгородского искусства в Карелию, являвшуюся частью Обонежской пятины, усвоение местными мастерами древних новгородских традиций относится именно к XIV—XV векам, то есть к периоду расцвета новгородской живописной школы.
При первом взгляде на «Покров» из Кижей невольно хочется назвать икону копией с известного новгородского «Покрова», из собрания И. Остроухова, украшающего залы Третьяковской галереи. До малейших подробностей повторил местный художник композиционное построение столичного образца. И все же сходство двух живописных произведений чисто внешнее. Новгородец более строг и лаконичен в своем творчестве, чем его северный выученик. Последний сводит образную характеристику персонажей к ясному, более близкому к жизни толкованию. Крепко сбитые фигуры святых прочно стоят на земле, в их лицах, наделенных сильными и энергичными чертами, нет и следа аскетизма и потусторонности. Оживленно и страстно реагируют они на случившееся чудо.
Легенду о покрове, родившуюся в Византии, местный художник трактует на свой лад. Кажется, что огненно-красный покров распростерт не над строгими колоннами греческого храма, а в уютном помещении небольшой деревянной церкви. И во всем облике иконы есть что-то, незримыми нитями связывающее живопись «Покрова» с интимной простотой памятников древнего зодчества русского Севера. Эта связь во многом предопределяет глубокое отличие произведений обонежских живописцев от новгородских икон, предназначенных, в основном, для официальных церковных сооружений большого города.
Расчистка каждой северной находки приносит неожиданные результаты, настолько широк и многообразен художественный диапазон местных живописцев. Исследователям подчас трудно бывает связать вновь открытый памятник с какой-либо известной школой и проследить истоки творчества его создателя. Активно воспринимая уроки различных направлений древнерусской живописи, местные художники выпускали оригинальные образцы, в которых невозможно отличить привнесенное извне и творчески переработанное от своего, северного. Такова икона, изображающая покровителя домашних животных Власия (XV век) из деревни Инема Олонецкого района.
Икона «Власий» — жемчужина петрозаводской коллекции. Дарование местного художника проявилось здесь в полную силу. Кажется, все лучшее, чем можно восхищаться в памятниках северного искусства, сконцентрировалось в небольшом по размеру произведении провинциального мастера.
Мыслитель и тонкий философ, человек глубокого ума и настоящего, неподдельного благородства, старец, знающий истинную цену духовной красоты, — таким представил художник святого. Люди, обладающие чертами характера, которыми наделен образ Власия, возводили многоглавые деревянные храмы, строили крепкие жилые дома и торговые корабли, несли в новгородские провинции высокую культуру.
Образ Власия подкупает внутренней собранностью, психологической напряженностью. Большие глаза и плавно изогнутые линии бровей, тонкий прямой нос, плотно сжатые губы и длинная борода, обрамляющая впалые щеки, придают лицу выражение предельной утонченности. Характеристика внешней красоты образа Власия удачно дополняется виртуозно написанной художником изящной рукой святого с тонкими нервными пальцами.
Мастер, кисти которого принадлежит этот первоклассный образец северной живописи, был гениальным художником. Он сумел создать неповторимую симфонию цвета и света. Красочные плоскости сопоставлены автором так, что цветовая гамма приобретает жемчужно-серебристый оттенок и становится слегка вибрирующей. Ни одна из цветовых плоскостей не звучит сама по себе, ни один мазок не выбивается из общего колористического ритма. Даже пламенеющую киноварь на образе мастер деликатно смягчает лессировками, и яркая краска звучит приглушенно.
Северный художник отлично владеет трудным искусством рисунка. Сильной и уверенной рукой наносит он выразительные живые штрихи. Ровная строгая линия, словно проведенная ножом резчика по дереву, никогда не приобретает самодовлеющего значения. Рисунок и цветовое решение тесно переплетаются, дополняя друг друга.
Из маленькой сельской церкви, которая нам не известна, происходит еще одна великолепная икона — «Успение» (конец XV века). Если автор «Покрова» целиком находился под обаянием новгородского искусства, то «Успение» писал мастер, хорошо знакомый с творчеством московских и владимиро-суздальских художников. Тонко чувствующий цветовую гармонию среднерусских живописцев, северный мастер остается последовательно верным принципам местной школы живописи. Изысканное сочетание бледно-желтых, светло-зеленых и розоватых оттенков, идущее от лучших образцов столичного искусства, контрастирует в «Успении» с угловатым рисунком, непропорциональным построением фигур, излишней перегруженностью композиции. Яркие, интенсивно звучащие краски одеяния апостола Петра, не вяжущиеся с приглушенным сумрачным колоритом лика святого, — также результат соединения в одном памятнике заимствованных деталей и местных живописных приемов.