Разумеется, Новгород привлекает к себе археологов своей исторической значительностью. В нем возникли особые формы политического устройства, республиканские по своей сущности. Этот город был на протяжении многих веков крупнейшим торговым центром Европы, имел связи с городами Скандинавии и Германии, с районами причерноморского юга и с мусульманскими центрами Востока. Он не подвергся монгольскому нашествию, и, следовательно, многие процессы его развития не были деформированы военным разрушением, обратившим в пепелища крупнейшие города Руси.
Однако имеется еще одно специфическое отличие Новгорода, бесценное в глазах археолога. В этом городе, как нигде в другом месте, сохраняются предметы, изготовленные из органических материалов — деревянные, костяные, кожаные, а также ткани, зерно. Что касается металлических предметов, то в культурном слое Новгорода они покрываются тонким слоем коррозии, предохраняющей их от дальнейшего разрушения.
Причиной такой особенности является повышенная влажность культурного слоя. Новгород возник некогда на глинистой почве, не впитывающей осадков и талых вод. Не имея вертикального стока, влага до предела насыщает культурный слой и сочится по нему в Волхов, препятствуя проникновению в почву воздуха. В такой среде не возникает условий для развития микроорганизмов и, следовательно, нет процесса гниения. Это значит, что все предметы, попавшие в древности в землю, сохраняются в почве, практически без изменения их формы. Главным поделочным материалом на Руси на протяжении всего средневековья было дерево. Из него строили дома, настилали плахи уличных мостовых, изготовляли бытовую утварь и детские игрушки, колыбели и транспортные средства, музыкальные инструменты и механизмы. На древесной коре писали, что впервые было установлено именно в Новгороде.
Поскольку в большинстве других городов предметы, сделанные из органических материалов, не сохранились, ассортимент находимых в них древних предметов случаен, музейные экспонаты таких городов не способны адекватно передать картину древней жизни. В культурном же слое Новгорода сохраняется практически все, и археология способна представить средневекового горожанина в окружении всего, что было создано его руками.
Великолепная сохранность дерева оказалась полезной и для хронологического анализа древностей. Коль скоро в земле остаются неразрушенными нижние ярусы бревенчатых домов и плахи уличных мостовых, отличающиеся особой массивностью (для их изготовления использовались бревна 40-, 60-, а порой и 100-летних сосен), эти остатки, подвергнутые дендрохронологическому анализу, получают дату рубки деревьев с точностью до одного года. Любой дом, любая мостовая датируются с максимальной точностью, а заключенные между двумя строительными ярусами горизонтальные прослойки культурного слоя датируются с точностью до 10—20 лет. Еще два десятилетия назад подобная точность казалась недостижимой в археологии. В Новгороде она стала нормой.
Первые — сосновые — мостовые появились в Новгороде еще в первой половине X века. Их массивность обладала громадным запасом прочности. Даже сегодня расчищенные археологами уличные мостовые Новгорода XIII—XIV веков выдерживают нагрузку грузовой автомашины. После постройки мостовой начиналось образование по ее сторонам культурного слоя, который спустя 10—20 лет не позволял поддерживать мостовую в чистоте. Тогда жители города вынуждены были поднимать уровень мостовой, сооружая на еще прочном настиле новый ярус. На отдельных участках города раскопками вскрыто до 28—30 настилов, образующих как бы единую конструкцию, нижние ярусы которой относятся к X веку, а верхние к XV. Всю толщу культурного слоя возможно расчленить на десятки уровней, каждый из которых точно датирован. В совокупности такая конструкция из сосны является основой дендрохронологической шкалы, успешно заменив отсутствующие на Руси породы долговечных деревьев, подобных американской секвойе или дугласовой сосне.
Однако прекрасная сохранность вещей, сделанных из органических материалов, в Новгороде составляет только половину достоинств этого археологического источника. Культурный слой Москвы по своим объективным характеристикам близок новгородскому. Тем не менее многие участки Москвы при всей их исторической значительности не могут удовлетворить археолога. На древнейших улицах Москвы, как и в Новгороде, из века в век сменяли друг друга небольшие деревянные дома, остатки которых до поры до времени сохранялись в культурном слое. Но в XVI—XVIII веках на их месте появились каменные строения, потребовавшие рытья глубоких фундаментов, которые уничтожили ранние комплексы. В XIX и особенно в XX столетии на смену им пришли многоэтажные дома, несущие конструкции которых опустились до уровня материковых пород, переломав все то, что уцелело от хозяйственной деятельности XVI—XVII веков.
Змеевики и амулеты. X—XIII века.
Новгороду повезло и в этом отношении. На протяжении многих столетий, когда в городе преобладало деревянное строительство, фундаментов не копали. Напротив, влажность почвы требовала поверхностных подкладок под нижние ярусы домов. По той же причине жители Новгорода избегали рытья погребов и хозяйственных ям. Каменное строительство в заметных масштабах началось там только во второй половине XVIII века и велось по утвержденному Екатериной II генеральному плану, который в основу градостроительных решений положил принцип регулярности: на смену стихийно сложившейся структуре городского плана пришла прямоугольная и радиальная сетки улиц. Новые городские магистрали прошли, как правило, по дворам древних комплексов, а наиболее важные для археологов комплексы древних жилых строений оказались внутри современных кварталов и остались непотревоженными. Исторически образовавшиеся прослойки культурного слоя и сегодня сохраняются в их стратиграфической чистоте, что максимально облегчает их датировку и исследование. Все эти особенности превратили Новгород в эталонный источник истории русской средневековой жизни.
Существует еще одно обстоятельство, связанное со свойствами новгородской почвы. В ней идеально сохраняются берестяные грамоты — вид письменной записи, открытый впервые в 1951 году. За тридцать лет, прошедших с момента обнаружения первой такой грамоты, в ходе раскопок их обнаружено уже более шестисот. Поскольку большинство этих документов оказалось в земле там, где жили их адресаты, возникла возможность определить принадлежность исследуемых усадеб конкретным лицам. Правда, имеется немало и таких усадеб, владельцы которых и прежде были известны по сообщениям древних хроник и свидетельствам актов.
Возник прочный мост между миром безмолвных археологических источников и миром красноречивых письменных документов. Если прежде археология тяготела к генерализации выводов, имея дело с массовыми предметами и их статистической обработкой, а история испытывала склонность к персонификации процессов, следя за деятельностью конкретных лиц, то теперь оба направления органично слились. Современная археология Новгорода персонифицирует свои комплексы, переставшие быть безмолвными, и обращается к изучению круга проблем, который традиционно считался безраздельной собственностью историков, далеких от археологии. О некоторых проблемах пойдет речь в нашем рассказе.
* * *
Берестяные грамоты найдены во всех прослойках новгородского культурного слоя с начала XI века и до середины второй половины XV века. Особенно много грамот встречается в слоях XIV—XV веков. В конце этого периода получает широкое распространение бумага, вытеснившая (в силу своей дешевизны) бересту, и берестяное письмо быстро идет на убыль, что, в частности, подтверждает и следующее обстоятельство. На стенах новгородских церквей сохранилось немало древних надписей, нацарапанных на штукатурке. Палеографически эти граффити датируются XI—XV вв., но со второй половины XV века их практически нет. Объясняется это тем, что граффити процарапывались тем же орудием письма — металлическим или костяным стилом, которое применялось для выдавливания надписей на бересте. С массовым переходом к письму на бумаге гусиным пером привычный атрибут грамотного новгородца — стило — перестает употребляться, а вместе с ним исчезает необходимость царапать надписи на стенах.
Древнейшая берестяная грамота датируется первой половиной XI века, однако есть надежда отыскать и более древние документы, так как орудия письма на бересте встречены в слоях 953—989 годов.
К настоящему времени в Новгороде найдено 625 берестяных документов, в Старой Руссе — 14, в Смоленске — 10, в Пскове — 4, в Витебске и Мстиславле — по одной. Всего, таким образом, известно уже 655 грамот на бересте.
Возникает весьма существенный вопрос: является ли преобладание берестяных грамот в Новгороде только результатом более масштабных археологических раскопок или же сравнительно редкие находки их в других городах вызваны какими-то иными причинами?
Разумеется, планомерный поиск на протяжении 30 лет — очень важный фактор, определивший сегодня указанное выше соотношение. И тем не менее, можно утверждать, что и при резком увеличении масштаба работ в других древнерусских городах преимущество Новгорода не исчезнет.
Значительную часть берестяных документов составляют письма. А переписка предполагает наличие значительного расстояния между автором и адресатом. Писать письма городским соседям, особенно когда письмо требует значительного физического усилия (выдавливать буквы на бересте гораздо труднее, чем писать гусиным пером на бумаге), не слишком разумное дело. Изложить просьбу или получить совет гораздо проще, посетив нужного человека лично. Иное дело — необходимость общения на расстоянии. Большинство берестяных писем и появилось в результате этой потребности. Главную часть берестяной переписки составляют письма, полученные от крестьян или сельских управляющих их господами. Эти письма содержат крестьянские жалобы, просьбы, связанные с семенами или инвентарем, донесения управляющих о ходе полевых работ или о состоянии урожая.