Ненавижу, ненавижу, – мысленно твердила она, пока продолжались отвратительные толчки. – Я найду выход… Я не для того спаслась с «Титаника».
Получив свое, Гровер ушел, а она осталась лежать на кровати, измученная, но не сломленная.
«Если бы только братья знали, что за человек мой муж… Но разве смогу я когда-нибудь открыть этот позор? Смогу ли объяснить, что, сама того не ведая, совершила чудовищную ошибку?» Внешность Гровера очень обманчива, Селеста с легкостью поддалась его фальшивому обаянию… А он видит в ней лишь трофей или покорную собачонку. Неужели она допустит, чтобы Родди рос, имея перед глазами такой пример для подражания?
Селеста повернула голову и увидела в дверях заспанную мордашку сына. Он смотрел на нее, прижимая к груди любимого плюшевого мишку.
– Почему ты так лежишь, мамочка? Ты заболела? – испуганно спросил он.
Селеста попыталась сесть.
– Да, милый. Пожалуйста, иди ложись в постельку.
– Я услышал крики и проснулся. Папа опять сердится?
– Нет-нет, он просто устал. Сам знаешь, у него очень много работы. Он хочет, чтобы мы вели себя тихо, – солгала Селеста.
И почему она опять его защищает? Только во имя Родди, только ради того, чтобы ребенок не узнал правду.
– А как ты поранила лицо?
Мальчик коснулся ее разбитого рта, и Селеста поморщилась от боли.
– Глупая мама споткнулась, упала и ударилась.
Сегодня Гровер впервые ударил ее по лицу, с тревогой подумала Селеста, – раньше он такого себе не позволял.
– Ну, все, беги в кроватку.
Она попробовала встать; комната закружилась и поплыла. Сделав над собой невероятное усилие, Селеста отвела сына в детскую.
Нельзя, чтобы ее видели в таком состоянии. Щека распухла, из губы сочится кровь… Боже, как она все это объяснит? Если бы рядом с ней был хоть один близкий человек, которому можно довериться, открыться! Гровер никогда не разрешал ей заводить подруг и повторял, что все его знакомые женщины выходят из дома, только чтобы мужья могли похвалиться ими и получить какую-то выгоду. Завтра, вероятно, к ним заглянет Хэрриет с мужем. Значит, Селеста останется в постели и сошлется на простуду.
Нужно искать помощи. В конце концов, кто-то должен посоветовать ей, что делать, указать выход из этого ада. Но кто? В воскресной школе при епископальной церкви, где Селеста давала уроки, есть много умудренных жизнью дам, однако с тех пор, как Гровера повысили по службе и он вошел в совет директоров компании «Даймонд мэтч», все они отдалились от нее, как бы ни старалась Селеста поддерживать дружеские отношения. И как она пойдет к заутрене с таким лицом? Может быть, скрыть его под плотной вуалью? Но официально она уже не носит траур…
В Америке есть только одна женщина, чьи крепкие плечи выдержат любую ношу. По ее лицу видно, что она многое повидала. Маргарет Тобин Браун. Она живет отдельно от мужа и, очевидно, знает жизнь во всех ее проявлениях. И все-таки… говорить о Гровере за его спиной – настоящее предательство. Надо признать, брачные обеты Селеста произносила со всей искренностью.
Гровер подарил ей новый мир, спокойное, обеспеченное существование и прекрасного сына. А что взамен? Дикое унижение, которое она только что перенесла? Как эти побои увязываются с понятием супружеской любви, с единением двух тел в одно?.. От страхов и сомнений голова у Селесты шла кругом.
Любовь – единственное, что имеет значение. Не богатство и не положение в обществе, а только любовь, а ее с обеих сторон практически не осталось. Она разочаровала мужа и вызывает у него лишь отвращение. Конец их отношениям уже недалек.
Утром Селеста нашла под дверью спальни букет алых и кремовых роз. Записки к цветам не прилагалось. Извинение или предупреждение? В любом случае она будет чувствовать себя запертой в этой золотой клетке до тех пор, пока не придумает, как освободиться.
Глава 41
Падал снег. Анджело ходил взад-вперед по тротуару, ожидая, пока закроется магазин льняных изделий. Зайти внутрь он не осмеливался – нет, только не туда, где в витрине висят предметы женского белья. Он встречался с Кэтрин О’Лири уже полгода и в первое время держал это в секрете. Сегодня за ужином, однако, он познакомит ее с дядей Сальви и тетей Анной.
Порой Анджело казалось, что он начал встречаться с другой девушкой слишком скоро после смерти жены. Как бы там ни было, Мария навсегда останется его женой, и он не ищет иных отношений, кроме дружбы.
Кэтрин поразила его своими изумрудными глазами.
– А с чего ты взял, будто мне нужно что-то другое? – отвечала она. – Уж если я и выйду замуж, то только за ирландца, за парня с хорошо подвешенным языком.
Анджело словно получил пощечину, однако в следующее мгновение он увидел, что в глазах Кэтлин пляшут озорные чертики.
Выходцы из Ирландии и Италии жили и работали в Нью-Йорке бок о бок. Тем не менее ирландцы появились в Америке раньше и имели давно установившиеся обычаи, праздники, язык. Даже католиками они были более истовыми.
Поначалу семья Анджело относилась к этой дружбе с подозрением, и в конце концов он предложил показать им Кэтлин. На «допрос инквизиции» он решился только после того, как уверился в своем выборе. Кэтлин, девушка городская, работала продавщицей и жила в общежитии вместе с дублинской родней. В родной Ирландии она была служанкой и приехала в Америку в надежде на новую жизнь. Столь же гордая, сколь и красивая, Кэтлин обладала острым язычком – правда, заметным это становилось лишь после того, как она преодолевала природную застенчивость.
Анджело и Кэтлин просто бродили по улицам, сидели в кофейне, гуляли в парке, ходили в синематограф. Пора определиться с их отношениями, решил Анджело. Но как? Они ведь и за руки-то почти не держались…
Он поплотнее запахнул куртку, ежась на вечернем холоде. Кэтлин что-то запаздывает. Неужели не придет? А, вот и она. Кэтлин выпорхнула из дверей, придерживая рукой зеленый берет. Волосы, как всегда, обрамляли личико пышными волнами. Одета в удлиненный жакет, узкую юбку с перехватом ниже колена и изящные ботиночки – прелестная городская модница!
– Ну, куда сегодня пойдем? На улице что-то холодно, – сказала Кэтлин, продев руку под локоть Анджело, и у того сразу точно крылья выросли.
– Не против, если мы поужинаем у моих дяди с тетей? Они хотят познакомиться с моей суженой, – брякнул Анджело и по взгляду Кэтлин понял, что неудачно выразился на английском.
– Это понимать как предложение? В первый раз ты сделал его так же?
Анджело смущенно покачал головой.
– Мы из Италии… Там свои традиции, приготовления, понимаешь?
– Нет, не понимаю. Я – ирландка, а у нас парень, когда предлагает девушке руку и сердце, опускается на одно колено и вообще обставляет это более торжественно. Я тебе не второй сорт. Всего хорошего!
Кэтлин развернулась и зашагала прочь, стараясь не поскользнуться на обледеневшем тротуаре.
– Per favore[7], Katerina, что я сделал не так?
– Все. – Она остановилась и вздохнула. – Ты ходишь за мной по пятам уже шесть месяцев, ни слова не говоришь о женитьбе, а теперь вдруг решаешь устроить смотрины, показать меня чужим людям, даже не предупредив меня, не дав возможности принарядиться. Мы не в Италии и не в Дублине. Это Нью-Йорк, и значит, мы оба имеем право высказать свое мнение по поводу свадьбы. Если уж в этой жизни мне суждено выйти замуж, я сделаю это как положено. Хочешь жениться – ухаживай по всем правилам. Ты должен уговорить меня провести всю оставшуюся жизнь рядом с тобой. – Кэтлин двинулась обратно, навстречу Анджело.
– И как же нам быть?
– Что-нибудь придумаем. В Америке можно устроить все по-другому, так, как нам захочется.
– Я обещал Анне привести тебя. Конечно, это Америка, но среди своих мы по-прежнему в Италии. Она ни разу не видела Марию… Пожалуйста, идем.
– Не сейчас. Еще рано, так что можешь пригласить меня куда-нибудь отметить помолвку.
– Сходим в Бэттери-парк?
– В такую погоду? Я думала, итальянские мужчины более романтичны.
– У меня мало долларов, я должен выплачивать долг за жилье.
Да, вся его зарплата уходит на оплату старых долгов, но как признаться в этом?
– Значит, так, еще одно правило: все расходы делим пополам. Мне тоже платят жалованье. Давай найдем киоск, где продают хот-доги, и наедимся вволю.
– Сегодня пятница, – сказал потрясенный Анджело. – Дозволяется есть только рыбу!
– Ерунда. Хоть мы и добрые католики, а все-таки не надо ударяться в благочестие. Не каждый день мне предлагают выйти замуж. – Кэтлин звонко рассмеялась, и все вокруг словно бы озарилось светом. – Вперед, Ромео, доставь девушке удовольствие.
Душа Анджело запела. Кэтлин, рыжеволосая ирландка с изумрудными глазами и буйным нравом, не заменит ему Марию. Однако она будет ему хорошей женой, и она права: пришло время начать жизнь заново. Они теперь в Америке.
Глава 42Март 1914
– Ноги моей больше в этой церкви не будет! – Мэй стукнула плошками о раковину каноника Форестера. Ее глаза метали молнии. – Читали, что викарий написал в «Личфилд меркьюри» по поводу открытия памятника капитану Смиту в Музейном саду? По его словам, корабль получил предупреждение о льдинах, но капитан все равно не снизил скорость. – Помолчав, Мэй продолжила: – Уверена, все было не так. Мистер Фуллер говорит, что неправильно оказывать капитану больше почестей, чем другим. Нет, не понимаю. Мы все вносили пожертвования на эту статую. Капитан исполнил свой долг и спас моего ребенка.
– Тогда напишите в газету и расскажите обо всем, миссис Смит. Вы – живой свидетель подвига капитана. Они быстро закроют рот, – пожал плечами каноник.
– Ну что вы, я никогда не писала в газеты, – смутилась Мэй. – Автором письма должна быть Элла, а не я.
– Тогда напишите от ее имени, поведайте свою историю. Селеста рассказывала о героическом поступке капитана Смита, однако не могла утверждать наверняка, что видела в воде именно его.