слезы.
– Я не останусь здесь… – прошептала она.
– Еще как останешься, юная леди. Останешься и наведешь порядок. Посмотри, сколько трудов пропало из-за твоей истерики. – Дядя Селвин вошел в студию, подняв лампу повыше, чтобы осветить царивший внутри хаос. – Как жаль… Ну, тебе стало лучше?
– Уходи! – рявкнула Элла.
– Итак, ты узнала правду и злишься. Между прочим, правильно делаешь. Все скрывали от тебя этот секрет. Получается, ты – не та, кем себя считала?
– Ничего ты не понимаешь! – всхлипнула Элла. Теперь ей было стыдно и неловко.
– И ты будешь говорить мне, что я понимаю, а чего не понимаю? Я считал себя джентльменом, юристом, честным и порядочным горожанином, но когда я выбирался из траншеи, чтобы ринуться в атаку, до меня вдруг дошло, что я – совсем другое создание: зверь, убийца, бездушный автомат, который ведет людей на бойню, где их разрывает в клочья. Я закалывал штыком незнакомцев в припадке слепой ярости. После боя я был уже совсем не тем человеком, который перелезал через бруствер. На то, чтобы разобраться, кто же я на самом деле, и ответить на другие вопросы, у меня ушли годы и годы. Хочешь сказать, жизнь, крышу над головой и свою любовь дала тебе чужая женщина? Ты действительно считаешь ее чужой? Разве Мэй не жертвовала ради тебя последним пенни? И пусть по крови она не родная, не смей даже заикаться, что она о тебе не заботилась! Ты испытала шок, тяжелый шок, и теперь многое изменилось. Да, это повод жалеть себя, хандрить и дуться на всех нас. Но, знаешь ли, Элла, есть другой вариант, хотя и более трудный: жить дальше и заниматься тем, что получается у тебя лучше всего, сознавая, что ты наделена свыше прекрасным даром: глазами и руками художника. – Селвин мерил шагами тесную студию, сверля Эллу взглядом. – Пока ты заставляешь этот дар работать, он тебя не покинет. Дашь ему угаснуть, и он больше не вернется. Ты этого хочешь?
Элла не помнила, чтобы Селвин когда-нибудь произносил такую длинную речь.
– Я хочу знать, кто я. Без этого никак нельзя.
Селвин пожал плечами.
– Согласен, но только не сегодня. Вряд ли ты сумеешь докопаться до истины в День рождественских подарков. Все давно спят. Я приготовлю тебе какао.
– Нет уж, спасибо, – отрезала Элла. – Ты все время кипятишь молоко, а я ненавижу пенки.
Она посмотрела на Селвина: он протягивал руки, чтобы обнять ее.
– Мы не родня, это правда, но я всегда относился к тебе по-особому, так же как к Мэй… Пора спать. Утром все покажется нам не таким страшным.
При свете фонаря они спустились по обледенелой тропинке. Элла мучилась стыдом, чувствовала себя усталой и опустошенной, как выжатый лимон. Селвин прав: выяснение собственной личности подождет до завтра. Несмотря на пережитое потрясение, какая-то часть души Эллы давно подсказывала ей, что она не похожа на мать. Глядя на Мэй, она никак не могла представить, что та носила ее под сердцем. Этот маленький червячок сомнения вызывал у нее мучительное чувство вины, так что со временем Элла научилась не обращать на него внимания. Теперь же, когда правда открылась, она испытывала непонятное удовлетворение от того, что интуиция ее не подвела.
Элла остановилась и запрокинула голову в ночное небо, где светила луна и мерцали звезды. Кто я? Как мне это выяснить? Есть ли в мире хоть один человек, которому это известно?
Глава 95
Италия
Мать Марии, с головы до пят одетая в черное, долго изучала пинетку, хотя ее глаза давно заволокло белой пленкой.
– Я плохо вижу, – сказала она наконец. – Кружево хорошее, и башмачок красивый… такие есть у каждого младенца. Не возлагай надежды на эту мелочь.
– Но ведь Мария плела прекрасные кружева, – не отступал Анджело, огорченный словами старухи.
– Как и большинство девушек в Ангьяри и Сансеполькро. За это мы должны благодарить сестер Марчелли и их маленькую scuola di merletto[23]. Для кружева нужен лишь моток ниток да коклюшки, а сколько прекрасных вещей мы создали с их помощью за эти годы: звезды, цветы, снежинки, животные… Помню, Мария сидела подле моего валика и смотрела, как я плету. Теперь ее больше нет с нами. Такова воля Господа.
Анджело рассчитывал услышать совсем иное. Он был смущен и расстроен.
– Я думал, вы узнаете ручную работу, – сказал он, засовывая пинетку в карман. Встреча далась ему тяжело. – И зачем только мы прислали ей билет…
– Марию все равно было не остановить. Она хотела к тебе. Много месяцев она проводила все свободное время за плетением кружев – воротничков, манжет, детских вещей, – старалась заработать лишнюю монету. Взгляни, как она улыбается на фотографии и какое изящное кружево на платье Алессии. Мария гордилась своей работой, а малышка – смугляночка, вся в тебя.
Каждая точка этой драгоценной фотографии была отпечатана в сердце Анджело, однако он вновь устремил взгляд на нее. Отец Марии наполнил стакан терпким вином.
– Пей, сынок. Мы не держим на тебя зла. Не ты потопил пароход. Он оказался слишком велик для океана, и океан его поглотил. Мария села не на тот корабль.
– Если бы вы знали, как тяжко носить эту боль в сердце, – заплакал Анджело.
– Тогда похорони прошлое и живи своей жизнью с новой семьей. Мы все желаем тебе добра. Сын хочет стать священником? Я был бы рад познакомиться с ним… Он в Америке, и это хорошо. Здесь ему пришлось бы вступить в ряды чернорубашечников. При дуче[24] у нас все по-другому. В школах учат только тому, что можно произносить вслух. Дети чиновников купаются в роскоши, а остальные ребятишки голодают. Жители деревни боятся лишний раз открыть рот – а вдруг кто-то донесет мэру? Говорят, всем будет хорошо, если мы пойдем за дуче, а я считаю, лучше жить свободным… где бы ты ни был.
Анджело крепко обнял родителей Марии. Больше уже он с ними не встретится. Когда он шел по деревне, соседи его не узнавали, да и он чувствовал себя чужаком. Он улыбался и махал рукой, но люди уходили в дома и захлопывали двери. Как тихо здесь по сравнению с шумными улицами Нью-Йорка, где пахнет чесноком и жареным луком, со всех сторон доносятся громкие голоса посетителей кафе и уличных продавцов фруктов, слышны нетерпеливые гудки автомобилей. Нью-Йорк теперь его дом.
Анджело забрался в горы, чтобы сверху посмотреть на сельские крыши и увидеть дальние холмы. Здесь он впервые поцеловал Марию. С тех пор прошла целая вечность. Сейчас тут зябко и сыро, все окутано дымкой серого тумана, а весной бушует зелень, цветут цветы и благоухает сосна. Всему свое время, вздохнул Анджело. Мария навсегда осталась в весне, тогда как для него наступила осень жизни. Пора возвращаться домой.
Глава 96Май 1928 г
Облокотившись на перила парома, курсирующего через Ла-Манш, Элла с наслаждением вдыхала бодрящий морской воздух. С бирмингемского вокзала Нью-Стрит она приехала в Лондон, затем – в Дувр, и – вперед, во Францию. Закончились бесконечные препирательства с Форестерами, наконец-то долгожданная свобода! Элла и сама понимает, что доставила им много неприятностей, но они хороши: скрывали от нее такую тайну.
На помощь неожиданно пришла жена архидьякона, которая спросила, не хочет ли Элла провести лето в Париже, присматривая за детьми одной ее подруги.
Хейзел, позеленев от зависти, наблюдала, как Элла укладывает в сумочку новый паспорт, билеты и деньги. Элла чувствовала себя совсем взрослой: она ведь едет одна… ну или почти одна. Селеста настояла, чтобы Элла примкнула к группе личфилдских студентов художественного колледжа, которые отправлялись на экскурсию по парижским музеям. Правда, Селеста не знает, что Элла распрощалась с ними еще в Лондоне.
Это ее приключение, возможность пожить взрослой жизнью без вмешательства опекунов. Селвин презентовал ей элегантный кожаный чемодан, а Селеста свозила в Бирмингем прикупить летних нарядов. Арчи раздобыл карту Парижа. «Тебе просто необходимо увидеть шедевры Родена. Обещаю, разочарована не будешь». Как будто Элла сама не знает!
Преподобный отец Берджесс – один из викариев англиканской церкви Святого Георгия на рю Огюст-Вакери, и Элле вменяется в обязанность присматривать за двумя его дочурками, при том что в семье скоро ожидается появление третьего ребенка. У нее будет время посещать художественные классы, а что касается денег… Элла уже не испытывает угрызений совести за то, что обратилась в фонд «Титаника» и получила грант на поездку во Францию «с целью дальнейшего образования».
По этому поводу сперва было много споров, но в конце концов Арчи удалось ее убедить. Кем бы она ни была, в катастрофе «Титаника» Элла пострадала не меньше Мэй. Бедняга Селвин даже сумел выбить у компании «Уайт стар лайн» копию списка пассажиров, однако Элла пока не готова изучить его, ведь тем самым она признает ошибку, совершенную Мэй, осквернит память матери и превратит саму себя в фальшивку. Нет, лучше пока оставаться Элен Смит. Зачем лишние сложности?
Чайки с криками носились над волнами. С замиранием сердца Элла увидела на горизонте французский берег. Больше не будет плохих воспоминаний, сплетен и пересуд маленького городка. Элла на пути к новой стране, новым людям, которые не знают о ее печалях. Скорее бы началась эта новая жизнь.
Часть 4Связующие звенья1928–1946
Глава 97Открытки из Парижа, 1928 г
Дорогие мои!
Добралась благополучно. Преподобный и его жена встретили меня на вокзале Гар-дю-Нор. Гермиона и Розалинда – прелестные маленькие ангелочки. Даже не верится, что я живу в самом сердце Парижа. Дом викария расположен в центре города; в двух шагах от нас – Триумфальная арка, от нее я могу пешком пройти через Елисейские Поля к саду Тюильри. Пожалуйста, еще раз поблагодарите от моего имени миссис Симонс за то, что порекомендовала меня этим людям.