Элла и малютка Клэр развлекали нескольких молодых мамаш с детьми, по большей части считавших Личфилд слишком тихим, заброшенным и сонным городком.
Мысли Селесты без конца возвращались к последнему письму Родди. Он сообщал, что подготовка закончилась, его призвали на службу, и он с нетерпением ожидает увидеть настоящие боевые действия на Дальнем Востоке. Где ее сын теперь, одному Богу известно.
Казармы в Уиттингтоне недавно заполнились американскими солдатами. Если прибавить к ним пилотов с авиабазы Фрэдли, можно считать, что в Личфилде стоит целый гарнизон. Жаль только, что среди этих военных нет Родди.
Вечерами они собираются в пивных – шумные, галдящие толпы парней, иногда в сопровождении девушек, одетых в форму женской вспомогательной службы ВВС. Изрядно набравшись, солдаты высыпают наружу – у них ведь отпуск, значит, надо веселиться.
Город готовится к войне. По улицам вновь катят транспортные колонны. По ночам из-за проезжающих мимо грузовиков в Ред-хаусе дребезжат стекла, а сверху доносится нескончаемое гудение бомбардировщиков.
Не верится, что война идет уже три года. Три года жизни по карточкам, светомаскировок, запретов на передвижения, и конца-краю этому не видно. Нередко Селеста ощущает на плечах груз пятидесяти прожитых лет – ей тяжело целый день стоять на ногах, а окружающая убогость повергает ее в уныние.
Что видит в жизни бедняжка Клэр? Ничего, кроме светомаскировочных щитов, противогазов, самодельных игрушек и перешитых платьев. Девчушка – единственный лучик счастья в их жизни, ее улыбка волшебным образом рассеивает тьму. Элла оказалась замечательной матерью, при том, что она находит время заниматься скульптурой, а еще иногда рисует пером и тушью портреты Клэр, чтобы потом отправить их Энтони. Друг Энтони познакомил Эллу с известными художниками, а художественная галерея в Лондоне приобрела две ее работы, что значительно укрепило веру молодого скульптора в себя. И пускай стало труднее раздобыть материалы и инструменты, на талант Эллы война никак не повлияла.
…Пикник явно удался. Здесь, в лесу, казалось, будто войны нет вовсе. Стоял теплый летний день, мягко светило солнышко, раздавались веселые голоса ребятни. Все шло прекрасно, пока сверху не послышался приближающийся рев самолетных двигателей, как будто в небе разворачивался воздушный бой. Взрослые быстро собрали детей и увели их под защиту леса на случай обстрела. По счастью, это оказался британский «Веллингтон», который медленно полз в направлении аэродрома Фрэдли, дымя левым бортом. Селеста облегченно вздохнула, однако в следующий момент ее сердце сжалось: самолет начал двигаться рывками, он явно падал. Было понятно, что помочь ничем нельзя, оставалось только молиться. Летная полоса аэродрома была все еще слишком далеко. Селеста надеялась, что подбитый самолет дотянет хотя бы до Уиттингтона, где имелось подобие узкой посадочной полосы, но внезапно бомбардировщик пропал из виду, а затем издалека донесся ужасающий взрыв от столкновения с землей, и в небо поднялся толстый столб черного дыма.
Чудесный день был омрачен смертью. Селеста едва сдержала вопль, рвущийся из груди, и тут же увидела бледное лицо Эллы: та постоянно тряслась от страха, что когда-нибудь Энтони именно так расстанется с жизнью.
– Так, все сюда, – скомандовала старшая сотрудница службы. – Собираем вещи, пора в обратный путь. В штабе нас ждет много дел.
Не сидеть сложа руки – вот их девиз в трудных ситуациях. Заниматься делом, в любом случае сохранять присутствие духа.
Все принялись поспешно упаковывать корзины с едой, складывать столики, стулья и пледы. Чтобы отвлечь притихших детей от тошнотворного дыма и страшного события, свидетелями которого они стали, им велели убрать мусор.
Помочь экипажу разбившегося бомбардировщика очевидцы трагедии не могли. Телами пилотов займется пожарная бригада. Сегодня какая-то несчастная мать получит телеграмму, извещающую о том, что случилось непоправимое. Такие телеграммы каждый день летели по всей стране. А что, если и Родди погибнет?
В Личфилд они возвращались молча. Поездка, начавшаяся так весело, закончилась печально.
– Как ты? – шепотом спросила Селеста Эллу. – Это не мог быть Энтони, его перевели в береговое командование.
Правда, для Эллы это слабое утешение: теперь муж от нее гораздо дальше, он почти не приезжает домой.
– Знаю, но своими глазами увидеть все это, находиться совсем рядом… Мне страшно… – Элла едва не плакала. – Я уже представить не могу, что такое нормальная жизнь.
– Когда-нибудь война закончится, и мы позабудем про тяжелые времена, – солгала Селеста, зная, что до последнего вздоха будет помнить кошмарное зрелище «Титаника», разломившегося пополам, и слышать крики тонущих в ледяной воде.
Добравшись до Ред-хауса, они увидели открытую настежь дверь и Селвина, который суетился у входа со странным выражением лица.
– Что случилось? – спросила Селеста. – Что-то с Арчи? – От страха у нее подкосились ноги – она предположила худшее.
Селвин расплылся в улыбке.
– Ну что ты. В нашем доме гость.
– Но у нас ничего нет к столу, разве что вчерашние остатки, – начала Селеста.
Она слишком устала и перенервничала после того, что увидела, какие уж тут гости… Однако в коридоре она заметила высокого офицера в американской форме и фуражке, щегольски сдвинутой набок.
– Здравствуй, мама.
– Родди… Ох, Родди! – Селеста упала ему на грудь, вся усталость мгновенно улетучилась. Ее сыночек наконец-то приехал домой. Спасибо, спасибо Всевышнему!
– В последний раз, когда я тебя видела, ты еще носил короткие штанишки, – расхохоталась Элла. – А теперь вон какой стал, стопроцентный американец. Надо же, больше двадцати лет прошло.
– Помнится, ты была занозой с жидкими косичками, – парировал Родди, разглядывая Эллу. – А кто же эта маленькая красавица?
– Это Клэр. Детка, поздоровайся с дядей Родди, – ласково сказала Элла дочери.
Но малышка обвила ручонками шею матери и спрятала личико у нее на плече.
– Она просто стесняется. Ничего, скоро привыкнет. Глазам своим не верю! Каким ветром тебя сюда занесло?
– Благодари «дядюшку Сэма». Первым классом через всю Атлантику. Наш пароход только и чертил зигзаги, уворачиваясь от немецких подлодок. Ну и путешествие, скажу я вам! Половина ребят провели его, перегнувшись через перила. Конечно, не круиз на кунардовском лайнере, зато до Ливерпуля мы добрались без единой царапины. Господи, на город больно смотреть. Разрушенный, но непокоренный, как и большая часть Британии, насколько я могу судить. В общем, я пустил в ход кое-какие связи и выхлопотал отпуск, чтобы встретиться с родными. Я не мог не повидать маму.
– Честное слово, на улице я бы прошла мимо, не узнав тебя. Ты и вправду настоящий американец. Нет, нет, в этом ничего плохого, – поспешно добавила Элла, – просто некоторые американские солдаты, расквартированные в Личфилде, скажем так, сорят деньгами. Ребятишкам – сладости, девушкам – нейлоновые чулки… на определенных условиях, если ты понимаешь, о чем я, – подмигнула она.
– Не волнуйся, конфеты для ребенка у меня есть.
Родди протянул Клэр шоколадку. Девочку не нужно было уговаривать: стеснительность прошла как по волшебству, и малышка моментально схватила угощение.
Чуть позже Элла и Родди отправились на прогулку с Клэр. Они шли по Маркет-стрит, толкая перед собой складную детскую коляску.
– Никогда не видела Селесту счастливее, чем в тот момент, когда она вошла в дом и увидела тебя, – призналась Элла. – Ты – самое дорогое, что у нее есть, она очень за тебя волнуется.
– Понимаю. Сегодня я здесь, а где буду завтра – не знаю. – Родди удивленно покрутил головой по сторонам. – Тут почти ничего не изменилось, только стало гораздо меньше.
– Что могло измениться? Кругом война, все изо дня в день делают одно и то же. Как ни странно, жизнь продолжается.
– А что думает твой муженек? Вы времени даром не теряли, – улыбнулся Родди, кивнув на коляску.
– Почему бы и нет? Дети – наше будущее, точнее, надежда на лучшее будущее. Твои, наверное, тоже бегают по улицам Акрона?
Родди посмотрел на Эллу и смущенно хихикнул.
– Если и так, мне о них ничего не известно. Между прочим, ты тоже не такая, как прежде.
– Хотелось бы верить. Я теперь мама. – Они брели в направлении Соборного двора. – Мы приходили сюда послушать, как ты поешь. Помнишь?
– Еще бы. Кажется, это было сто лет назад. Начитавшись наших газет, я ожидал увидеть всю страну в руинах. У вас, к счастью, ничего не пострадало.
– Не обманывайся, до конца войны потери понесут все. Во всяком случае, сейчас мы хоть что-то делаем в Европе, даем врагу сдачи… Послушай, хватит про войну. Лучше скажи, как долго нам придется выносить твои скверные шутки?
Элла и Родди остановились у знакомого фасада собора.
– Отбываю уже завтра. Куда – не знаю. Само собой, вся информация под большим секретом.
– Так скоро? – Огорченная Элла направилась к западному порталу. – Не хочешь зайти, как в старые времена?
– Отчего же, давай зайдем. Кто знает, когда я сюда еще вернусь? Обведу собор прощальным взглядом. Помнишь, дедушка Форестер носил в кармане сутаны карамельки? Если ты капризничала, он всегда давал тебе мятный леденец.
– Мне больше нравились его лакричные пастилки, такие маленькие кругляши, которые ты рассасывал, чтобы лучше петь. Добрый был старик и очень тепло относился к моей матери.
– Мама сообщила мне о кончине Мэй. Я собирался написать тебе, но не нашел подходящих слов.
– Селеста правильно поступила. Я очень тоскую по маме, особенно здесь, – прибавила Элла, проходя между скамьями.
– Мне тоже не хватает мамы, – откликнулся Родди, шагая позади.
– Я счастлива, что у меня есть Клэр, и Энтони, и Форестеры, – продолжала Элла. – Твоя мама – прелесть. – Она резко развернулась и в упор посмотрела на Родди. – Почему ты сбежал?
Вопрос, висевший в воздухе много лет, наконец прозвучал.