ыши. Знаем все это, проходили. – Она усмехнулась и здоровой рукой поправила прическу. – Даст Бог, придет в себя, выправится. Мать-то у нее слишком мнительная, чуть что – в истерику, в крик. А с Оксанкой так нельзя. Вот и бегает девка, от рук отбилась. Еще хмырь этот колясочный! Говорила я Верке – на что тебе этот недомерок, только перед людьми позориться. Не послушала. Вот вдвоем они Ксюху и завоспитывали. А теперь удивляются, что она загуляла.
Ангелина слушала инсультницу, и в душе ее зарождалась робкая надежда, что она, наконец, пришла по адресу. Бабушка действительно в близких отношениях с внучкой, похоже, единственный взрослый человек, которому Оксана хоть немного доверяет.
– Скажите, Оксана ведь была у вас позавчера днем?
– Ну была. Забегала на полчасика. И что с того? – Женщина недоверчиво прищурилась.
– Да ничего. Вам она не показалась странной? Может, она… с ней был кто-то?
– Никого. Вова только-только ушел, обед мне приносил. И тут она звонит. Ну я-то, дура старая, думала – соскучилась, проведать меня пришла. Обрадовалась.
– А разве она не за этим пришла? – удивилась Ангелина.
– Не за этим, – твердо проговорила бабка. – Позвонить ей нужно было.
– Позвонить? – Она поглядела на нее с недоумением. – Разве она из дому не могла позвонить или с улицы?
– Значит, не могла. Дома-то Верка со своим безногим за ней хвостом ходят. А с улицы, стало быть, не захотела.
– Кому же она звонила?
– А я-то почем знаю. – Женщина пожала плечами. – У нее друзей пруд пруди. Я, правда, чуток подслушала разговор ее. От любопытства. Совсем малость – слышно не очень было, Оксанка дверь закрыла.
– Что вы слышали? – с замиранием сердца спросила Ангелина.
– Звала она кого-то.
– Куда звала?
– В лес, кажется. У нас тут лесополоса за новостройкой. Минут десять ходу.
– Да, знаю, видела. – Ангелина от нетерпения заходила взад-вперед по крошечной кухне. – Что еще Оксана говорила?
– Сказала вроде, что у нее проблемы, нужно встретиться.
– Как вы думаете, она с мужчиной разговаривала?
– А то! Какая ж баба согласится в лесу встречаться?
Ангелина умолкла, погрузившись в раздумья. Может ли быть так, что Оксана говорила по телефону с Петрачевым? Просила его прийти на помощь, назначила встречу в лесу? Но зачем? Что ей было нужно от него? Разобраться с очередным клиентом? Помочь деньгами? Возможно, последнее – Катя, бывшая жена Андрея, упоминала, что он задолжал алименты на сына. Отдал деньги Оксане? Но почему в лесу? Или они уже встречались там не раз, чтобы никто их не засек… А Артем? Замешан ли он в этом деле? Вдруг они с Петрачевым заодно, вместе делают свой бизнес, а доходы делят пополам?
Ангелину передернуло от этой мысли. Нет, пока не доказано, что Андрей – Оксанин сутенер, даже думать об этом подло и гадко. Ясно одно – нужно бежать и прочесывать лес. Если Андрей ранен и лежит там, возможно, есть микроскопический шанс спасти его. А он точно там – иначе бы Оксана не стала стирать эсэмэску, опасаясь, что из-за нее Петрачева начнут искать…
– Что вы молчите? Где сейчас Оксанка может быть? – Парализованная взглянула на Ангелину с тревогой.
Та пожала плечами:
– Не знаю. Но вы мне очень помогли. Убедили в том, что я права.
– В чем права? – Женщина попыталась подняться и беспомощно свалилась обратно на табурет. – Говоришь загадками. Что ее родители себе думают? Почему не ищут дочку?
– Оксана часто убегает из дому. Ночует редко. Они привыкли.
– Погоди. Дай-ка я ей позвоню. – Бабка Оксаны достала старенький телефон, нажала на клавиши, послушала, закусила губу: – Выключен.
– Кто бы сомневался. – Ангелина вздохнула. – Ладно, я пойду. Надеюсь, Оксана скоро отыщется. Во всяком случае, я приложу к этому все усилия.
– Приложи, дочка. – Женщина взялась за свою палку. Видно было, что двигаться ей тяжело, и, несмотря на обманчивую внешность, она серьезно больна.
– Вы сидите, я сама дверь захлопну. Если Оксана вдруг появится или позвонит – вот мой номер. – Ангелина быстро черкнула на салфетке цифры мобильного. – Прошу вас, позвоните мне сразу же.
– Позвоню, – пообещала бабка и вздохнула.
Ангелина вышла в прихожую, обулась и тщательно закрыла за собой входную дверь.
Глава 17
На улице уже стояли настоящие сумерки. Ангелина остановилась у подъезда в раздумьях. Тут же на нее надвинулся из темноты некто здоровенный и, дыша в лицо перегаром, поинтересовался хрипло:
– Девушка, закурить не найдется?
– Я не курю. – Ангелина отодвинулась в сторону и опасливо оглянулась, но громоздкая фигура уже растворилась во мгле.
Она достала телефон. Два пропущенных – от Риммы и от Гошки. Пока она разговаривала с Оксаниной бабушкой, телефон лежал в прихожей, в рюкзаке, вот она и не слышала. Ангелина поспешно набрала Римму.
– Ты где? Почему не отвечаешь?
– Дома я, все в порядке. Вышла в магазин на пять минут, уже иду обратно.
– Как там рабочие?
– Вкалывают. На днях обещают закончить. Ты как?
– Ну, так себе. – Римма откашлялась. – Скучно тут, аж выть хочется. Ненавижу больницы. Да еще сплошные процедуры.
– Уколы?
– Уколы, таблетки, ингаляции, массаж. Все вместе. Так что взялись за меня всерьез. Ни минуты покоя. – Римма усмехнулась невесело. – Ты вот что, Лина, скажи Файзали, чтоб не торопился. Не надо быстро заканчивать, пусть делают на совесть. А то поспешишь, людей насмешишь.
Римма любила поговорки и часто их употребляла. Она вообще говорила так, будто книжку читала, грамотно строила фразы, логически обосновывала свои мысли. Всегда не забывала подчеркнуть, что хорошо, а что плохо. Ей бы учительницей работать в младшей школе, воспитывать первоклашек…
– Хорошо, не волнуйся, я им передам твои слова, – мягко проговорила Ангелина.
– Так я утром тебя жду?
– Обязательно! Целую, люблю!
– И я тебя. – Ангелина нажала на отбой.
Тут же на экране высветился звонок от Гошки.
– Приветик! Звонила?
– Да, днем. Ты не подошел. Спал, наверное.
– Конечно, спал. Заказчик накануне всю душу вынул. Ты что хотела?
– Уже ничего. – Ангелина представила, что скажет ей Безденежных, если она начнет описывать ему свои приключения, особенно поиски Оксаны.
– Что-то тон у тебя странный, – заметил Гошка. – Как ремонт продвигается? Есть проблемы?
– Нет.
– А Римма как себя чувствует? Ты достала ей яблоки?
– Да. Спасибо за идею.
– Всегда пожалуйста, Шапошникова. Я рад для тебя стараться. Ты где сейчас, дома? Может, заглянешь на кофеек?
– Нет, Гош, я не дома. Я тут… короче, в одном месте, по делам.
– Поздновато для дел, не находишь? – В голосе Гошки продолжало звучать подозрение. – Ты, часом, не разыскиваешь ли снова своего Петрова?
– Петрачева, – машинально поправила Ангелина и прикусила язык.
– Вот-вот, Петрачева. Я угадал? Бродишь по чужому району на ночь глядя?
– Нет, не угадал. – Ангелина набрала в легкие побольше воздуха, как ей всегда требовалось, чтобы решиться сказать неправду. – Я у подруги. У нее день рождения, вот сидим празднуем.
– А почему я слышу шум машин?
– Мы во двор вышли, покурить.
– Шапошникова, ну что ты врешь? Ты ж сроду не курила!
– Я нет, а она да, – не сдавалась Ангелина.
– Ну ладно, не хочешь признаваться, дело твое. Мог бы приехать за тобой, я сейчас свободен.
– Нет, спасибо, не нужно. Я останусь тут ночевать.
– Бла-бла-бла, – насмешливо произнес Гошка, – не умеешь ты обманывать. Ну, если понадоблюсь, звони. – И он отключился.
Ангелина стояла посреди двора и удивлялась сама себе. Зачем она наврала Гошке? Почему не попросила его о помощи? Ведь очевидно, что нужно идти в лес и искать там Андрея. Гошка был бы сейчас как нельзя кстати. Как нельзя…
Ангелина сердито тряхнула головой, перекидывая за спину косу. О чем это она? Разве Безденежных пойдет с ней шастать по лесу в темноте? Ежу ясно, что нет. В очередной раз скажет, что она сумасшедшая, блаженная, так же, как Римма, как Спичкин…
Надо идти одной. Кричать, звать, аукать, как бы тупо и безнадежно все это ни выглядело. Другого выхода нет – сообщение стерто, доказательства отсутствуют. Если Андрей действительно в беде, то его единственная, микроскопическая доля шанса на спасение – это Ангелина… Она поправила рюкзачок за плечами и зашагала обратно.
Глава 18
Внутри, в глубине, родилась боль. Сначала она была тупой и отдаленной, но в считаные секунды достигла апогея и стала невыносимой. Она, точно крючком, вывернула наизнанку сознание, извлекла его наружу из спасительной, глухой тьмы. Андрей открыл глаза и тут же зажмурился, настолько острой и мучительной была боль. Его точно огнем жгло изнутри, дышать было невозможно. Он заскрипел зубами и ощутил во рту вкус крови. И тут же стремительным молотком ударила мысль: живой! Он не умер, лежит в темноте, на мокрой траве. Трава мокрая не от росы, а от крови. Вокруг целое море крови, а она все течет и течет, или ему кажется…
Он, скрипя зубами от боли, поднял глаза и увидел полную луну, тоже кровавую, в темно-фиолетовом небе. У луны была ехидная физиономия – два глаза, нос и рот, широко разъехавшийся в улыбке. Сколько же он тут лежит – час, два или больше? Надо крикнуть, позвать на помощь, но у него нет сил. Все силы сейчас уходят на то, чтобы вытерпеть эту ужасающую боль и не отключиться снова. Если сдаться, расслабиться, то мгла поглотит его окончательно. А впрочем, почему нет? Разве лучше терпеть такие страдания? Да и темнота – она не сразу настанет, не вдруг. Сначала будет солнечный свет, ромашковое поле, босоногий мальчик, запах цветочного меда, жужжание пчел. А боли не будет, она уйдет, растворится, останется лишь легкий ветерок, пестрые бабочки, веснушки на смуглой щеке…
Нет! Это обман! У смерти запах ромашкового меда, но от этого она не перестает быть смертью. А боль – это жизнь. Терпеть боль – значит жить, бороться, чувствовать, помнить. Помнить Катькины голубые глаза, ее губы, мягкие, розовые губы, сладкие, точно пряничные. Помнить, как они целовались ночью, на Воробьевых горах, а под ними горел огнями город… Помнить Петькины льняные кудряшки, его вечно удивленный взгляд, сто тысяч «почему»… Он ведь купил ему игровой ноутбук, точь-в-точь такой, как тот просил. Дорогущий, пришлось несколько месяцев на него копить. Зато Петька будет доволен… Помнить школу, класс его подопечный, 10-й «В». Много что еще – ради этого стоит терпеть, не сдаваться, не слушать сладкие напевы смерти, жить…