ечет к нему невыносимо просто, и бороться с собой все сложнее и сложнее.
— Ева, — он не ест, только делает вид, — мне придется уехать сегодня.
— Хорошо, — киваю я.
Он встает, уходит куда-то из кухни, я ожидаю, что сейчас хлопнет входная дверь, и он снова исчезнет, человек-фантом. Но вместо этого Егор возвращается назад, в руке его — белая коробка, на которой нарисован известный логотип. Он кладет ее рядом со мной.
— Теперь это твой телефон. Здесь новая симка, пока ты будешь общаться только со мной. Так будет безопаснее. Не звони своей подруге, не пиши, вообще никому. По крайней мере в ближайшее время.
Я киваю, слушая его вполуха, а сама даже прикоснуться боюсь к подарку, который он мне сделал.
Мне никогда не дарили таких дорогих вещей. На старый телефон я откладывала со стипендии и подработок, и уж точно никогда помыслить не могла, что мне подарят за просто так настолько дорогую технику.
— Егор, — шепчу, — я никогда не расплачусь с тобой за такой дорогой телефон. Я не могу его взять. Забери, пожалуйста.
— Ничего я забирать не буду, — его голос становится вдруг злым и я испуганно поднимаю глаза на него, — ты мне ничего не должна, не болтай глупостей. Бери.
Я непослушными пальцами подтягиваю к себе ближе коробку, снимаю крышку и беру послушно в руки телефон. Новенький, с блестящей пленкой на экране, он кажется мне чем-то нереальным.
Конечно, я видела такие телефоны у своих одногруппников и прекрасно знаю, сколько они стоят. Но совсем другие ощущения, когда ты понимаешь, что его подарили тебе.
— Спасибо, — мне хочется обнять его, чтобы выразить свою благодарность, но вместо этого я остаюсь сидеть на месте, лишь только крепче сжимая аппарат в своих пальцах, — огромное спасибо, Егор.
— Разбирайся пока с ним, — он прячет руки в карманах джинс, — я поехал.
— Куда? — я не должна задавать такие вопросы, но он слетает с языка прежде, чем я успеваю остановиться.
Егор колеблется, прежде чем сказать, но потом, все же, отвечает:
— К Вике.
И уходит, оставляя меня с до боли жгущим руки подарком.
Глава 23. Егор
Мне хочется забраться с башкой под душ, чтобы ледяной — до ломоты в зубах. Может, тогда немного прояснится в мыслях.
А пока я еду в машине и чувствую, как пригорает. От себя самого, в том числе.
На соседнем сидении — Викины шмотки.
Приходить за ними сама она отказывается наотрез. И я не могу сказать, что не понимаю ее.
Она вправе называть меня мудаком: я притащил ее в свой город (да, она сама напросилась, но сейчас это уже не играет роли), привез в свою квартиру.
А потом привел Еву.
Черт, знала бы моя первая учительница, в какого мудака я вырасту…
Подъезжаю к зданию гостиницы, достаю чемодан из багажника, Викины вещи.
Я снял ей номер, пока на неделю, а дальше будет видно.
Иду к ней в номер, тащу этот чемодан, пластиковые колесики грохочут по плитке пола, а меня все бесит.
Я, блин, фирму создал, свой бизнес, за границу его вывел, а сейчас ощущаю себя героем любовного романа.
Пару дней назад все шло ровно. Я старался не думать о Еве, занимался работой, подписывал контракты, спал с Викой и был, в общем-то, вполне счастлив.
Даже если все вокруг меня было иллюзией, меня лично все устраивало. Ах, да, я же мастер самообмана.
Мне казалось, что меня все устраивает.
А теперь я разрываюсь между двух женщин, через пару месяцев я стану отцом, черт возьми, что такое творится.
Вика в своем номере, сидит на кресле, подобрав длинные ноги. На ней майка атласная, одна бретелька упала с плеча, и в другом случае этот вид бы меня зацепил.
Но не на этот раз.
— Спасибо, что привез, — говорит, не поднимаясь, — останешься выпить чай?
Я колеблюсь. Наверное, надо уйти. Все эти разговоры — лишь дополнительное ковыряние болезненных ран, я ума не приложу, о чем нейтральном можно говорить с Викой.
А дома — Ева. И долгая бессонная ночь впереди, и я не представляю, как буду спать один в кровати, когда она за соседней стенкой.
Ее образ в неглиже из ванной тотчас же всплывает перед глазами, и я ощущаю покалывание внизу живота.
Баринов, черт, ну не здесь же, не при Вике о ней фантазировать!
И я от нелепости ситуации ляпаю:
— Останусь.
И теперь уже поздно включать задний ход. Вика поднимается, идет к небольшому столику, где стоит электрический чайник, коробочка с чайными пакетами, сахар, печенье.
— Кофе не предлагаю, в номере одноразовый и дерьмовый.
Я молчу, дожидаясь, пока она заварит чай. По большому счету мне все равно, хоть уксус хлебни сейчас, я не чувствую ничего.
Слежу за Викиной спиной, она прямая, как спица, вижу тонкие лопатки.
Она красивая женщина, вдобавок еще и достаточно умная. И думаю, проблем у нее с мужчинами не возникнет.
С каким-то другим, менее мудаковатым.
Наконец, она ставит чашки на журнальный столик, я беру свою, чтобы занять руки и делаю первый обжигающий глоток. Ну и конечно, рука дергается, и я кипяток лью прямо себе на брюки.
— Твою мать! — вскакиваю, матерясь, горячо, еще немного и я бы остался без возможности детей иметь. Бедра жжет достаточно ощутимо, и я морщусь.
— Егор! — Вика стоит, держа в руках полотенце, — ожог может быть. Надо… посмотреть.
Что, блин? Я понимаю, что Вика имеет в виду, но штаны перед ней спускать не собираюсь, хотя вчера отлично прогуливался перед ней совсем без всего.
— Иди в ванную, — она опускается на колени, начиная собирать с пола остатки пролитого чая. Раздумываю минуту — не уехать ли прямо сейчас домой в мокрых брюках? Но решаю проверить сначала, нет ли ожога.
В ванной горит яркий свет, я стаскиваю с себя одежду, и осматриваю кожу. Она красная, от прикосновений неприятно саднит, но ничего страшного, никаких волдырей.
— Все в порядке? Держи еще одно полотенце, — Вика протягивает руку в приоткрытую дверь, деликатно не заходя внутрь. В этот момент я ей благодарен, трудно переоценить всю нелепость ситуации.
Сажусь на бортик ванной, вытягиваю ноги вперед. Надевать на себя сырые тряпки жуть, как не хочется, может, феном высушить?
Вон он, к стенке прикручен на длинный провод.
И только я поднимаюсь, чтобы дойти до него, как Вика появляется повторно. Но на этот раз уже заходит внутрь. В руках крем какой-то, и больше нет ничего. Вообще ничего, она раздетая, а я, типа обезоружен. В одних трусах не сбегу же.
— Вика, — говорю твердо, головой качая, а она садится рядом, опускаясь на колени и касается красной кожи. Прямо возле места, где оканчиваются боксеры.
— Это просто обезболивающий крем, — шепчет, быстро выдавливая его на ладонь, — ничего лишнего. Сейчас тебе легче станет, обещаю.
И пока я не успел поймать ее за руки, остановить, она тут же начинает мазать кожу, касаясь меня обнаженной грудью.
Глава 24. Ева
К двадцати годам одно я поняла точно — жизнь умеет щелкать по носу в том самый момент, когда ты расслаблен и совсем этого не ждешь.
Когда за Егором захлопывается дверь, я оказываюсь одна в оглушительной тишине. И подарок его совсем не радует, я кладу отданный мне на откуп телефон на край столешницы, и поднимаюсь из-за стола, опираясь на его край.
Он уехал к Вике. Он сейчас будет с ней вместе, наедине, и господи, как это больно!
Лучше бы я не шла к нему за помощью, одной рукой спасая меня, другой он тянет на дно еще сильнее.
Я добредаю до дивана, тяжело шаркая ногами, и сажусь на него, обхватывая подушку двумя руками.
Не думай, Ева, не представляй, чем они там заняты!
Но, против воли, перед глазами одна сцена ярче другой, и я закрываю веки, для надежности придавливая их ладонями, чтобы ничего не видеть.
Знаю, что не имею никакого права на этого мужчину, но не могу, катастрофически больно делить его с другой, хоть он и был моим — всего одну бесконечно долгую ночь.
Это было в первых числах марта. Мой самый неудачный день рождения, как тогда мне казалось…
Я сбежала с собственного праздника, шла по улице, впервые в жизни так ярко накрашенная, и готовилась реветь. Мальчик, который мне нравился, пришел на праздник с другой, Аленку не отпустили с работы, и все было так по-дурацки.
Мела метель, весной и не пахло, дороги завалило настолько, что не осталось ни одной тропки, по которой можно было бы идти.
Я брела вдоль трассы, переставляя ноги в густой снежной каше, и пыталась не плакать. Сейчас приду домой, а там тетя Мила, чье сумасшествие уже не вызывает никаких вопросов, снова начнет обзывать меня разными словами и кричать так, чтобы непременно услышали соседи.
До моего дома идти было прилично, не меньше часа. На такси как всегда не хватало, я потратилась на новое платье, только толку? Если тот, кому я хотела его показать, целовался с моей одногруппницей…
Занятая своими мыслями, я не заметила, как вышла почти в центр проезжей части, туда, где можно было хоть немного свободнее двигаться по дороге.
И, конечно, не услышала, как из-за поворота появляется автомобиль.
Благо скорость у него была небольшая, но удара избежать не удалось: «мерседес» въехал мне в бок, я поскользнулась, взмахнула руками и повалилась на спину.
В первые секунды не было ни боли, ни страха, я просто лежала, широко раскрыв глаза и глядя на черное шипованное колесо, остановившееся буквально в двух десятков сантиметров от меня.
Разглядывала рисунок протектора, а потом зажмурилась, когда показалось, что автомобиль сейчас двинется и наедет на мою несчастную голову.
— Ты что, совсем рехнулась? — рявкнул мужчина, подхватил меня за шкирку и поднял на ноги, — ты сохранилась, что ли, я не пойму, прежде чем на дорогу выйти?
Я видела перед собой злое мужское лицо с отросшей щетиной, почти бородой уже. Темные, слегка вьющиеся волосы, прямой нос, прямые губы, из которых вылетали ругательства, но я уже их не воспринимала.