Я хочу сказать, что никогда его не любила в полном значении этой фразы, но в таком случае я совру. Потому что я его по-настоящему любила.
– У тебя был выбор. Ты могла находиться под защитой моей семьи. Я бы дал тебе всё, чего бы ты только пожелала, ты бы стала одной из нас. – Его глаза темнеют, пока он это произносит. – Но ты выбрала предать меня ради своего жалкого отца и оставить одного.
– Ты никогда не был один, – говорю я уверенно. – Ты всегда был окружён людьми, которые тебя любили, ещё задолго до меня. Нейт, Лэнс, Зайд, Моника, Софи. Они все тебя любили. Но ты предпочёл закрыть на это глаза только из-за своего чокнутого папаши, сделав одобрение с его стороны смыслом своей жизни.
Гай неожиданно улыбается. Я теряюсь от такой реакции. Она просто шокирует меня. Я ждала злости, может, того, что он наорёт на меня, выльет всю обиду, но… никак не этого. А потом он встаёт и подходит ко мне.
Я вжимаюсь в своё кресло.
Его высокий рост снова напоминает мне о моей беспомощности. Я не двигаюсь, потому что права. Каждое моё слово правдиво, поэтому мне незачем бояться. В голову внезапно приходит страшная мысль.
Сможет ли он поднять на меня руку сейчас?
Схватив меня за подбородок, Гай поднимает моё лицо. Моя голова находится на одном уровне с его пахом.
– Тебе лучше не дерзить своему хозяину, – бросает он жестоко. – Будь послушной, как хорошая собачка.
– Гай… – хрипло вырывается у меня.
– Нет-нет-нет. Даже не пытайся меня разжалобить.
Несмотря на всю боль, которую приносят его слова, это прикосновение к моему лицу, его большой палец, поглаживающий мне подбородок, кажутся вполне себе нежными. В них ощущается тот самый Гай, которого я полюбила и который любил меня. Его речь совсем не сочетается с этими действиями. Я в тупике. Или это просто самообман.
– Каталина, – говорит он, вынуждая меня взглянуть на его лицо, хотя до этого я нарочно опускала глаза.
А потом он касается двумя пальцами ворота своей рубашки в каком-то странном жесте. Я не понимаю, что это значит. Гай отпускает мой подбородок и хватает бутылку, которая нетронутой стояла всё это время на столе.
– Если ты ещё раз попытаешься сбежать… – спокойным тоном проговаривает он.
Внезапно Гай с силой швыряет бутылку на пол, от чего по всей комнате разносится громкий треск, а стекло рассыпается на множество частей, смешиваясь с янтарной жидкостью. Ноздри тут же заполняет запах алкоголя. Я шокировано распахиваю глаза, вздрогнув от неожиданности. Ровно в этот момент кто-то стучится в дверь, и Гай поворачивает голову, когда один из его людей без разрешения просовывается в дверной косяк.
– Сэр, всё в порядке? – интересуется он, выглядя встревоженным. – Что это был за шум?
– Вернись на своё место, всё отлично, – отрезает Гай в ответ, и его «подданный», не сказав ни слова больше, послушно выходит, закрывая за собой дверь.
Что за чёртово представление он мне устроил, твою мать?
– Ты чокнулся, – наморщившись, отвечаю я. – Ты спятил.
Его лицо быстро искажается. До этого Гай казался контролирующим ситуацию. Словно ожидал, что его фокус с бутылкой напугает и заткнёт меня.
– Разве ты можешь в полной мере понять, что со мной? – спрашивает он. Воздух между нами накалился. – Разве может девочка, выросшая в любви, говорить что-то о человеке, который был лишён её?
– То, что меня растили любящие родители, не говорит о том, что я не умею сострадать другим.
– Разве мне ты сострадала?
Я мигом вспоминаю отразившуюся на его лице боль, когда я бросалась в него жестокими словами. Когда я бросала его самого. На тот момент я знала, что делаю ему больно. Отлично понимала, что, возможно, уничтожаю те маленькие искорки надежды на нормальную жизнь, остававшиеся у него в душе.
– Ты это заслужил, – произношу я, несмотря на то, что на самом деле горю желанием извиниться.
Гай качает головой, издав какой-то неоднозначный смешок.
– Я открылся тебе, Каталина, – говорит он тихо. – Наивно решил, что могу снова дать самому себе шанс. Ты знала, что это всё, – он обводит руками комнату, явно намекая на свой статус, – то, чего я боялся всю свою жизнь. То, от чего я жаждал избавиться. Но ты обманула меня. Ты воспользовалась моими чувствами, чтобы меня же и уничтожить. Ты использовала меня. Поступила хуже, чем Алексис.
Вспоминая свою бывшую девушку, Гай словно сердится сильнее. Его грудь быстро вздымается. Он отходит от меня, я перевожу взгляд на его рассерженные глаза.
– Я любил тебя, – продолжает Гай, потом ступает своими туфлями прямо по мокрому полу, залитому дорогим виски, и снова подходит ко мне. Он наклоняется, опирается руками на подлокотники кресла по обе стороны от меня, заключая меня в некую ловушку. – Только потом понял, что отец был прав. Нет никакой любви. Есть только слабость. Как жаль, что понял я это так поздно.
Его взгляд скользит вверх-вниз, от моих глаз к губам. Мне это начинает казаться недобрым знаком.
– Раздевайся, – вдруг произносит он, кивнув в сторону находящейся за моей спиной кровати.
У меня мигом пересыхает во рту, а в груди болезненно всё сжимается, перекрывая мне доступ к кислороду.
– З-зачем? – спрашиваю я, попытавшись при этом говорить не дрожащим голосом, а уверенно, хотя у меня это не выходит.
У него стиснута челюсть, руки всё ещё по обе стороны от меня. Если я попытаюсь встать, у меня просто физически это не получится. Я вижу, как на его скулах играют желваки.
– За тем, о чём ты подумала, – выгибая бровь, говорит он. – Ты же моя жена, а у меня есть потребности.
Нет. Он этого не сделает. Он неможет. Он не такой. Нет.
– Ты собираешься… – начинаю я, сглатывая и не веря в то, что хочу спросить, – изнасиловать меня?
Гай на мгновение хмурится, а потом как ни в чём не бывало уверенно отвечает:
– Я бы не назвал это изнасилованием. Ты же принадлежишь мне, и я могу делать с тобой всё, что только захочу. Ты – моя собственность, и ублажать меня входит в твои обязанности.
Мне хочется умереть ровно в эту секунду. Исчезнуть, испариться, раствориться… Всё, что угодно, но не сидеть здесь, в этом чёртовом кресле, в момент, когда человек, который всегда меня защищал, теперь встал на сторону зла и готов мучать меня. Вистан в последние минуты своей жизни оказался прав.
– Раздевайся, – бросает Гай, – иначе я раздену тебя сам.
– Ты этого не сделаешь. – Чувствую, как к горлу подступает тошнота. Неужели руки, которые были так нежны когда-то, в самом деле способны сейчас так грубо обойтись со мной?
– Почему нет?
– Потому что ты не такой.
Гай фыркает:
– Я теперь не тот, кого ты знала. И я не буду больше с тобой церемониться. Я сказал раздевайся. Поверь, будет лучше раздеться самой.
Не знаю, есть ли смысл упираться. У меня нет возможности уйти отсюда, и потом, я напоминаю себе о том, что делаю всё это ради своей семьи, ради их благополучной в дальнейшем жизни. Не знаю пока, как, но я должна добиться того, чтобы Гай согласился передать немного власти в Англии ирландцам. Может, если я буду податливой, он смягчится. На глазах выступают слёзы, но я старательно смахиваю их, пытаясь оставаться хладнокровной. Если нет выхода, остаётся только перетерпеть. Просто представь, что делаешь это по доброй воле.
Гай наблюдает за тем, как я тянусь дрожащими руками к молнии на боку платья, готовая исполнить его приказ, но затем внезапно перехватывает мою ладонь.
– Нет. На кровати.
Оборачиваюсь, проследив за его взглядом, а потом, когда он отходит, встаю и иду к идеально заправленной кровати, отсчитывая количество шагов, чтобы хоть как-то отвлечься. Дойдя до изголовья, я, жмурясь от унижения и сжимая губы, хватаю молнию платья и тяну вниз. Оно сползает с моего тела, падая на пол. Я оказываюсь перед Гаем в одном нижнем белье, стоя к нему спиной и прикрывая грудь руками. Слушая своё дыхание, я с трудом открываю глаза. Передо мной стоит зеркало, в отражении которого я отчётливо вижу своего мучителя. Он стоит всё на том же месте, но отвернувшись. Не разглядывая меня, а отвернувшись. Это заставляет меня удивлённо нахмуриться. Я не знаю, почему он не смотрит. И не подходит. Гай идёт ко встроенной аудиосистеме, скрытой за панелью из дерева. Я множество раз натыкалась на подобные вещи, когда мы с семьёй путешествовали по разным курортам и заселялись в самые современные отели. Лёгким движением руки Гай открывает панель. Она бесшумно и плавно отходит, открыв доступ к стильному пульту управления с сенсорным экраном. На экране мерцают значки потоковых сервисов и другие опции. Он набирает на ней что-то, а затем комната вдруг заполняется музыкой – энергичной смесью рока и электроники с мощным, пронзительным басом. Звук заполняет номер, словно волна, охватывая всё пространство. Басы гудят, стёкла в окнах чуть-чуть вибрируют.
Я стою, не смея шевелиться, потому что не понимаю, что он делает. Хочет насиловать меня под музыку? Или просто не желает, чтобы мои крики кто-то услышал?
Боже, рассуждения, словно о маньяке-психопате.
После совершённого, Гай возвращается и становится позади меня. Я спиной чувствую исходящее от него тепло, его дыхание, касающееся моей шеи. И вижу его красивые глаза в отражении зеркала передо мной. Они смотрят на моё лицо. Его будто совсем не волнует моё тело.
Он слегка наклоняется, чтобы прошептать мне в ухо:
– Поспи, ты устала, моя роза.
Я шокировано разворачиваюсь, но Гай, сказав это, уходит, оставляя меня стоять одну. Он просто покидает номер.
Что это было?
Я обессиленно сажусь на край кровати, не удосуживаясь снова натянуть на себя платье, а взгляд блуждает по комнате, не находя покоя. Сердце колотится в груди, как дикий зверь, напряжение накатывает на меня волнами. Я пытаюсь скрыть свои чувства, выровнять дыхание, но внутренний страх расползается по телу, словно тень. Заливаюсь ледяным потом, и моя рука дрожит, когда я тянусь к покрывалу, пытаясь найти хотя бы каплю комфорта, и натягиваю его на грудь. Грохочущая музыка давит на черепную коробку. Я глубоко вдыхаю, и постепенно напряжение, сжимавшее мою грудную клетку, ослабевает. Позволяю себе откинуться на кровать, закрываю глаза и чувствую, как мышцы начинают расслабляться.