мести ирландцам. Вот насколько эта вражда громадна. А Гай сейчас одним предложением как будто бы обнулил решения своих предков и решил полностью перевернуть всю историю этих мафий. Как бы, интересно, на это отреагировал Вистан? Думаю, в восторге бы он точно не был.
Я смотрю на Аластера, пытаюсь уловить, что он будет делать дальше. В случае их согласия, получается, от меня больше не потребуется никакой помощи. Отпустят ли меня с родителями? Будет ли предложение Аластера иметь силу после такого?
Ровере смеётся:
– Полагаю, вы шутите?
Аластер в свою очередь фыркает, и в его голосе я улавливаю нотки возмущения, когда он, позволяя себе неуважительный тон, говорит:
– Вы, кажется, слишком наивны.
Гай, не реагируя на его скепсис, продолжает:
– Ошибаетесь. Я не наивен, а прагматичен. Вражда – это расточительство ресурсов. Вместе мы можем заработать гораздо больше, чем по отдельности. Я предлагаю новый порядок. Новый баланс сил. Итальянцы получат доступ к рынкам, которые им недоступны. Я – к ресурсам. Ирландцы – ко всем этим восхитительным зелёным полям. Вы можете продолжать играть по старым правилам, или… вы можете сыграть в мою игру. На моих условиях. Мои условия: равное партнёрство. Равное распределение прибыли. И абсолютное уважение.
Гай откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди. Его взгляд твёрд, полон уверенности. А вот я в полной растерянности. Он не просто выживает после смерти отца, он превращает её в источник силы. Он использует недооценку итальянцев и ирландцев в своих интересах, предлагая союз, который обещает несравненное богатство и власть, – но только на его условиях. В этом варианте Гай не просто отвергает предложения Ровере и Гелдофа, а предлагает свою, более амбициозную стратегию, демонстрируя хитрость и дальновидность. Он переводит фокус с простого территориального контроля на создание мощного альянса, выгодного всем сторонам, – при условии, что они согласятся играть по его правилам.
Неужели теперь он станет тем, кем хотел видеть его Вистан? Он пытался слепить из своего сына страшное чудовище, подобное себе. Бездушного человека, руководствующегося желанием получать больше уважения, больше власти, больше благ для своей семьи. И теперь я наблюдаю за тем, как это и в самом деле сбывается. От этого в груди у меня всё сжимается. Его отец даже после смерти использовал моё предательство в свою пользу. Как будто знал, что Гай после этого сломается окончательно и перестанет противостоять своей страшной «природе».
Это я виновата.
К горлу подкатывает неприятный ком. Я пытаюсь сглотнуть его, но всё тщетно. Я смотрю на Гая, на его спокойное лицо, на абсолютную уверенность. Мне становится страшно.
– Прежде чем вы дадите мне свой ответ, господа, – заговаривает он, – давайте сыграем в покер? Вижу, вам нужно время всё обдумать.
Мужчины за столом переглядываются снова. Предложение поиграть, кажется, неспроста прозвучало. Оно что-то значит для них. Гай теперь на их фоне не выглядит как неразумный мальчишка, за которого его все принимали. Мне становится интересно, может ли он самостоятельно принимать такие решения – предлагать такие сделки без обсуждения с семьёй или с теми же Серебряными? Или это просто какой-то блеф?
– Ну раз вы настаиваете, – соглашается Ровере, кивнув.
И игра начинается.
У меня нет ни малейшего понятия о правилах покера, но атмосфера становится такой напряжённой, что я ощущаю это на уровне интуиции. Кажется, будто я в какой-то чуждой мне вселенной. Гай в свою очередь выглядит так, будто родился за покерным столом. Его уверенность почти физическая, как будто он может читать мысли. А вот Аластер не такой яркий, однако спокойный, будто его ничего не волнует. Его глаза скользят по столу, по фишкам, по лицу Гая – как если бы он высчитывал, где тот сделает ошибку. Ровере же выглядит напряжённым, словно глубоко задумался. Догадываюсь, о чём он размышляет. Крупье – молодая девушка с зализанными волосами, собранными в пучок, – аккуратно перетасовывает колоду карт, потом кладёт её перед собой, слегка наклоняя, и быстрым, почти незаметным движением делит карты между игроками – тихо, с лёгкими щелчками. Перед каждым из мужчин уже стоят несколько стопок фишек.
Аластер, небрежно откинувшись на спинку стула, бросает в общий банк несколько фишек.
– Большой блайнд, – произносит он негромко, но достаточно уверенно. Я понятия не имею, что это значит.
Ровере, не моргнув и глазом, добавляет в банк столько же. Гай делает то же самое, но его движение медленнее, обдуманнее, словно он взвешивает каждый свой шаг. Он что-то добавляет, что-то про «малый блайнд». Вся игра проходит почти в тишине, мужчины лишь моментами что-то произносят перед тем, как класть свои карты или двигать фишки вперёд. Я же по большей части пытаюсь понять, для чего Гай всё-таки привёл меня сюда. В чём заключается его цель?
Игра идёт полным ходом, раздаются карты. Каждая рука скрыта от посторонних глаз. Наблюдаю за пальцами всех трёх мужчин – лёгкие движения, едва заметные, но полные ожидания. На стол выкладываются три карты – «флоп», как говорит Аластер. Лица игроков остаются непроницаемыми, но их пальцы нервно барабанят по столу. Аластер, не отрывая глаз от своих карт, делает небольшую ставку, Ровере без колебаний уравнивает свою, называя это «коллом», Гай делает «чек». Гелдоф – некий «рейз». Итальянец после короткой паузы медленно добавляет ещё несколько фишек. Гай, не меняясь в лице, тоже уравнивает ставку.
Всё это разворачивается передо мной в каком-то мучительно непонятном для меня виде, будто я стала свидетелем неведомого ритуала. Я растеряна, наблюдаю за игрой, как ребёнок, сидящий в компании взрослых, обсуждающих свои дела. Ставки всё повышаются, пока за столом не начинают проноситься просто сумасшедшие суммы денег. На них можно было бы приобрести шикарный особняк в каком-нибудь элитном районе и дорогую машину в придачу. Напряжение сгущается до предела. Аластер делает большую ставку, Ровере после длительного молчания делает тоже самое, но его – в два раза больше.
Гай подолгу смотрит на свои карты. Его лицо в моменте дрогнуло. Он делает «колл». Аластер и Ровере раскрывают свои карты. Какие-то «флэши», «стриты», «сеты»… Я удивлённо смотрю на то, как Гай вдруг с лёгким вздохом показывает свои карты. И, судя по выражению лиц мужчин, у него – слабая комбинация.
Он проиграл.
Я начинаю нервничать, хотя понятия не имею, что для него значит этот проигрыш. Он разочарованно опускает голову, и я вижу стиснутую челюсть, из-за которой желваки на его щеках шевелятся. Его ладони, лежащие на столе, сжимаются в кулаки.
– Не волнуйтесь, мистер Харкнесс, – жалобно выдаёт итальянец, издеваясь, хотя вряд ли подобные словечки могут задеть Гая. – Не всем везёт.
Почему-то у меня возникает желание воткнуть ему каблук в горло. Это секундное помешательство в моей голове не успевает разрастись до тех размеров, чтобы я всерьёз задумалась о том, как оно вообще возникло у меня в мыслях, потому что Гай вдруг просит:
– Дайте мне возможность отыграться.
Мистер Ровере ещё более насмешливо растягивает свои губы, а потом бросает жалобный взгляд на гору фишек, лежащих перед ним.
– Но вы поставили всё, что у вас есть на данный момент, – сообщает он, как будто упиваясь своими собственными словами. – А меня ждут дела. Я не собираюсь сидеть и ждать, пока вы сходите разменять деньги на фишки. Своим проигрышем вы как раз доказали то, что ваше предложение, озвученное ранее, смешное, и вы не готовы вести более крупную игру. Тем более с нами.
Неожиданно Гай переводит взгляд на меня. И его губы кривятся в лёгкой усмешке. Я мигом узнаю эту жестокость в его глазах, снова неожиданно вспыхнувшую, и понимаю, что сейчас произойдёт что-то ужасное. Это перекрывает мне доступ к кислороду.
Гай не заставляет меня долго ждать. Он поворачивает голову обратно, устремляясь взглядом к мистеру Ровере, кладёт руку на моё плечо, поглаживая кожу, и говорит:
– Я поставлю её.
Глава 16
У меня будто отключаются конечности. По мне скользят абсолютно все взгляды. Даже девушка-крупье не справляется с соблазном на меня с интересом взглянуть. Я принимаю глупую попытку встать, как вдруг Гай усаживает меня обратно, вжимая в стул одной лишь рукой.
– Сиди на месте, – велит он.
– Гай… – беспомощно бормочу я, растерявшись.
Перевожу внимание на Ровере. Он сперва прокашливается, а потом быстро смотрит на меня. Аластер Гелдоф кажется растерянным не меньше: должно быть, всё пошло не по его плану.
– Свою жену? – переспрашивает итальянец. В его тоне звучит неуверенность.
– Да, свою жену, – кивает Гай без особого энтузиазма.
– И в случае, допустим, моего выигрыша.
– Она будет вашей, и вы можете делать с ней всё что захотите.
У меня начинает кружиться голова от ужаса. Я его ненавижу. В эти минуты действительно его ненавижу. Он издевается надо мной и наслаждается этим. У меня пересыхает во рту, и я опускаю голову, пытаясь понять, что мне делать. Я не смогу никуда сбежать – позади нас его телохранители, которые без проблем схватят меня. Куда же делся тот милый парень, который заботливо прикупил обезболивающее, чтобы приглушить мою боль из-за месячных?
– Очень самоуверенно, юноша, – усмехается итальянец, слегка наклонившись вперёд. – Вы уверены в своём решении?
– Абсолютно, – сухо отзывается Гай.
– Что ж… – протягивает Ровере, отчасти довольный предложением. – Ты согласен играть, Аластер?
– Нет, – отвечает ирландец.
Гай наклоняет слегка голову, с интересом взглянув на Гелдофа.
– Почему вы отказываетесь, мистер Гелдоф? Если бы вы выиграли, получили бы возможность вернуть Каталину её папаше.
Ирландец неприязненно фыркает:
– Если бы я хотел вернуть её папаше, я бы не соглашался на встречу в церкви. Не забывайте, что это я передал её вам.
– Я бы забрал её в любом случае. Не стоит видеть в этом свою заслугу.