Двое мужчин в безупречной тёмно-синей униформе почтительно открывают нам двери, и мы выходим наружу. Машина тут же трогается с места, уезжая, видимо, на домашнюю парковку. Воздух наполнен ароматом цветов и свежестью утренней росы. Удивительно, что я не чувствую запаха крови в этом месте.
– Сэр, рады видеть вас дома, – улыбается один из мужчин с сильным британским акцентом.
– Мою комнату подготовили? – спрашивает Гай, подходя к дверям.
– Да, сэр. Я лично проследил за тем, чтобы вашу спальню выдраили до блеска.
Гай хлопает мужчину по плечу, проходя к лестнице, а потом замирает у дверей. Он спрашивает:
– Моя семья дома?
– Вчера ваши кузены развлекались в баре до поздней ночи. Не все вернулись домой. Но, насколько мне известно, ваши дяди и тёти все на месте. Они ждали вашего приезда с нетерпением.
– Хорошо. Спасибо, Арчи.
Гай входит в дом, и я спешу за ним, сопровождаемая любопытным взглядом Арчи, который не осмеливается сказать мне ни слова. Я бы не хотела потеряться, а это вполне возможно.
Мы оказываемся в просторном холле. Пол выложен полированным мрамором, а потолок украшен сложной лепниной, расписанной в нежных тонах. В воздухе ощущается едва уловимый аромат старой древесины. Массивные люстры из хрусталя, сверкая сотнями граней, рассеивают мягкий свет по холлу. Я чувствую себя крайне неуютно в таком громадном пространстве. И эта тишина меня тоже напрягает. Гай снимает свой пиджак с моих плеч и проходит дальше, а я иду за ним, стараясь не слишком отвлекаться на окружающее нас убранство – на стены, обшитые панелями из тёмного дерева, украшенными резьбой в классическом английском стиле. Повсюду вьются растительные орнаменты, переплетаются ленты и венки. Ранний утренний свет проникает сквозь высокие окна, обрамлённые тяжёлыми портьерами из шёлка. В нишах стоят антикварные статуэтки, а на стенах висят старинные портреты в позолоченных рамах – должно быть, предки Харкнессов.
Вскоре мы поднимаемся на второй этаж по лестнице из красного дерева, украшенной балюстрадой. Ступени накрыты длинным узорчатым ковром, который заглушает каждый наш шаг. Из-за царствующей в этих залах тишины я на секунду решаю, что никакой большой семьи Харкнессов здесь вовсе нет. Но потом вспоминаю, что мы приехали рано утром, так что все, должно быть, просто спят. Гай доходит до двери и открывает её передо мной, веля входить одним своим взглядом. Я так и делаю. И тогда он резко закрывает её прямо за моей спиной. Я прохожу вглубь спальни, рассматривая обшитые бархатом стены, мягкий ковёр под ногами и массивную кровать с балдахином. В отличие от комнаты Гая в Клайд-Хилле, эта выполнена в бежевых, тёмно-коричневых и тёмно-зелёных оттенках. Я оборачиваюсь, когда Гай проходит к софе и кладёт на неё свой пиджак, а потом шуршит в области воротника, как будто что-то ищет. И вскоре он отцепляет от ткани какой-то маленький предмет. О боже. Похоже на прослушку.
В моменте мне наконец всё становится понятно. Его знаки в отеле. И та чёртова бутылка…
– Они должны быть на связи со своим боссом в дальних поездках, – говорит Гай, не поворачиваясь, как будто рассказывает это не конкретно мне, а воздуху. – Этого придерживаются все. Мой отец придерживался, и его отец, и отец его отца тоже. Все. Это правило, созданное в целях безопасности.
Ничего не отвечая, я сажусь на кровать. Она такая высокая, что мои ноги с трудом касаются пола. Я рассматриваю полупрозрачный балдахин нежного бежевого цвета. Видно, что интерьером этой спальни занимался точно не Гай.
– Твоя пижама лежит рядом с тобой, – говорит он.
Я удивлённо поворачиваю голову и действительно обнаруживаю ночное платье из белого шёлка, аккуратно сложенное в сторонке. Меня всё это начинает раздражать.
– Так, – резко начинаю я. – Может, наконец расставим все точки над 1? Раз твои амбалы больше нас не прослушивают.
– О чём конкретно ты хочешь поговорить?
Гай проходит к шкафу, попутно расстёгивая пуговицы на своей рубашке.
– О твоём идиотском поведении, – отвечаю.
– Почему же оно идиотское?
– Потому что ты не можешь определиться. Как будто это не у меня месячные, а у тебя.
Он вздыхает, потянувшись к пустой вешалке.
– Что именно тебя смущает, милая?
Меня это злит ещё больше.
– Милая? Ты серьёзно?
– Вполне.
Опять эти короткие ответы, которые запутывают меня лишь сильнее. Я хватаюсь за голову, запуская пальцы в свои волосы и слегка оттягивая их. Как же я устала от всего этого. Я скучаю по тем временам, когда всё было просто и понятно. Но с ним всё сложно. Особенно сейчас. После того, что я сделала. С ним и с собой.
В следующий момент мой голос хрипнет, потому что в нём отражается вся моя усталость:
– Я ведь предала тебя, Гай. Я думала, что ты захочешь… отомстить мне за это.
Только тогда, когда эти слова срываются с моих уст, он поворачивается. Отсюда немного видна его полуобнажённая из-за расстёгнутой рубашки грудь и неоднозначное выражение лица. Его голос очень спокоен, но при этом полон невообразимой нежности, когда Гай отвечает:
– Я бы никогда не причинил тебе вреда, моя роза. Я всегда буду тебя защищать.
Это оказывается для меня неожиданным откровением. Потрясением. Ужасом. А ещё разрушает меня.
Я роняю голову и чувствую себя песчинкой на берегу необъятного океана, беспомощной и незначительной. Всё моё прежнее представление о предательстве рухнет прямо на глазах, хотя до этого момента я думала, что знаю, что это такое. Мысленно я пытаюсь найти объяснение. Понять, как это возможно. Но вместо этого мною овладевает полное оцепенение, опустошение, глубокое удивление. Мой мир переворачивается.
– И именно поэтому я хочу тебя освободить, – произносит Гай следом.
Я резко поднимаю взгляд.
– Освободить?
– Пока ты носишь мою фамилию, тебе никогда не будет покоя. Где бы ты ни была.
В груди у меня разрастается жар.
– Что ты хочешь этим сказать? – медленно растягивая слова, спрашиваю я.
– Я верну тебе твою фамилию, верну тебя твоему отцу, маме. Ты же так любишь их и всегда к ним стремишься. Мне жаль, что я не заслужил хотя бы долю той любви, что ты испытываешь к ним. Однако я не в силах заставить кого-то любить меня. Мне подвластно многое, но только не это.
Вот, для чего я ему нужна. Не для того, чтобы снова держать меня силой. Не для того, чтобы мучить. А для того, чтобы освободить.
Внутренний голос молит меня сказать ему, что мне жаль. Правда, жаль. Что я постоянно думала о нём после того злополучного дня и даже винила себя. Что временами мне казалось, что я совершила глупость. Но язык отказывается мне подчиняться.
Гай и не ждёт моего ответа. Он уже давно всё решил.
– Переодевайся и ложись спать, – говорит он своим привычным тоном. – Ты не спала всю ночь. И нервничала. А ещё много выпила.
Я возвращаю себе способность говорить:
– Но сейчас утро.
– Всё равно. Поспи, восполни силы. Если хочешь поесть, можешь нажать на ту кнопку и озвучить всё, что пожелаешь. Тебе всё принесут.
Я и впрямь нахожу небольшую кнопку возле кровати.
Гай снимает свою рубашку, стоя ко мне спиной. Едва сдерживаю дрожь, когда вижу свежие шрамы, оставленные Вистаном в тот день. Я отчётливо всё помню. Помню и то, что Гай не издавал ни звука. Представить не могу, какая это боль – когда о твою кожу тушат сигары. И делает это твой родной отец. Тот, кто произвёл тебя на свет.
Гай исчезает в ванной, и я пользуюсь случаем, чтобы переодеться. Снимаю аккуратно платье, потом лифчик и натягиваю ночную сорочку, доходящую мне до колен. Бретельки у неё тонкие и так и норовят упасть. Я кладу золотую карту Гая на тумбу, попутно любопытствуя про себя, как же выглядит его нынешняя карта – бриллиантовая. Когда я складываю аккуратно платье на близстоящий стул, парень уже выходит. И снова с мокрыми волосами, но на этот раз без халата, а с одним полотенцем на бёдрах. Его взгляд на мгновение останавливается на моей ночнушке, но он мигом отворачивается, как будто не хочет меня смущать, дав мне возможность рассмотреть наколотую длинную змею на его боку. Я горько усмехаюсь этому.
Потому что мы уже занимались с ним любовью. Мы представали друг перед другом обнажёнными. Были очень-очень близки. И потому эта сцена кажется мне немного детской и невинной. Интересно, был ли он таким же застенчивым в свой первый раз?
Я взбираюсь на кровать и стаскиваю одеяло. Мне и впрямь хочется немного поспать. Настолько, что я просто плюю на правила и решаю на этот раз обойтись без ванных процедур перед сном.
И перед тем, как закрыть глаза, я всё думаю: как же всё-таки отношусь к решению Гая.
Ответа пока не могу найти даже я сама.
На часах – одиннадцать утра, когда я приподнимаюсь, щурясь от яркого солнца, и потягиваюсь на мягкой постели. Она пахнет лавандой, так что я с удовольствием пролежала бы ещё пару часиков, вдыхая этот аромат. Но, вспоминая о том, где я нахожусь, сразу трезвею.
Гая в комнате не оказывается. Я заснула очень скоро, так что уверена, он просто пошёл по своим делам сразу после этого.
Я спускаюсь с кровати, ступая босыми ногами на мягкий ковёр, и на цыпочках прохожу к двери. Осторожно приоткрываю её и через щель вижу развесёлую девушку, выходящую из одной из соседних комнат. В руке она держит бутылку с янтарной жидкостью, и вскоре за ней наружу высовывается высокий долговязый парень с тёмными волосами. Они над чем-то громко хохочут и едва держатся на ногах. Кузены Гая? Должно быть, так.
– Нет, ты повтори ещё раз, – заплетающимся языком произносит девушка.
– Не буду я ничего повторять! – раздаётся ещё один женский голос, и из комнаты выходит вторая девушка. На сей раз блондинка, с очень длинными волосами, опускающимися ниже задницы.
– Так, девчонки, – отзывается парень, – наш любимый кузен уже приехал. Ещё говорят, что не один. Поспешим?
В его речи слышится явный британский акцент. И это заставляет меня впервые задуматься о том, о чём раньше я вообще не думала.