Итан, из носа которого уже хлынула кровь, ошеломлённо уставился на Гая, наверное, не веря, что тот осмелился его ударить. В его глазах мелькает смесь удивления и злости.
– Ах ты сучонок… – хрипит он.
– Попрошу впредь не касаться моей жены, – поразительно ровным и невозмутимым тоном отвечает Гай, кладя ладонь на мою талию. – А дело с ирландцами мы обсудим чуть позже. Ожидайте меня в зале переговоров. Я спущусь с минуты на минуту. И всё разъясню.
Итан ничего не отвечает то ли от растерянности, то ли просто не успевает собраться с мыслями, и Гай без каких-либо препятствий уводит меня из столовой. Я так поражена увиденным, что не нахожу никаких слов, которые прозвучали бы внятно. Во мне сейчас уживаются и восторг, и ужас одновременно.
Впустив меня в свою спальню снова, Гай так громко хлопает дверью, что картины на стенах трясутся.
– Спасибо, – выдыхаю я, найдя единственное, что могла бы сказать сейчас.
Наверное, для него многое значило вот так вот просто врезать дяде, ещё на глазах у горничных.
– Не стоит, – отвечает Гай, как будто намеренно оставаясь холодным к моей благодарности.
Меня снова терзает вина.
– Ладно, – отвечаю я тихо, поворачиваясь к кровати. Взгляд падает на тумбу возле неё, напоминая о письме в очередной раз. – Когда вы собираетесь в Эпсом?
– Выезжаем завтра утром.
Киваю, не до конца понимая, как отношусь к тому, что уже завтра я проведу целый день с его семьёй в незнакомом городе. Я раньше не бывала на скачках. Папа никогда не питал к этому виду развлечений любви.
Папа… Интересно, как он там? Наверняка волнуется обо мне, а у меня нет возможности связаться с ним и сказать, что всё хорошо, что пока я справляюсь.
Попрошу об этом Аластера завтра.
Гай движется к двери.
– Я буду в зале для переговоров, он в соседнем крыле, – предупреждает он, открывая её. – К ужину вернусь, – обещает напоследок, а потом выходит из комнаты.
А я остаюсь в окутанной тишиной комнате.
В зале для переговоров царит средневековая атмосфера. Всё дело в каменных высоких стенах, в зажжённом камине, в котором трещит пламя, и в свечах, которые здесь повсюду. Здесь пахнет древесиной и коньяком, что разлит по стаканам, стоящим перед каждым из мужчин.
Гай сидит во главе круглого дубового стола, а его дяди устроились на своих местах по сторонам от него. Всего мужчин шестеро. Итан всё ещё зол на племянника, но нос уже перестал кровоточить. Остался лишь небольшой след чуть ниже переносицы.
– Что значит твоё предложение ирландцам? – хмуро интересуется Генри Харкнесс, не веря в то, что Гай на самом деле предложил ирландской мафии наравне с итальянской деление территорий в Англии. – Передать часть нашей святой земли этим чёртовым гномам? Ты сошёл с ума?
– Учитывая то, сколько времени мы с ними враждуем, – добавляет Ральф Харкнесс, следующий по старшинству после Итана, – ты не можешь просто взять и пойти против ценностей нашей семьи.
Остальные братья, Грант, Эдмунд и Джеффри просто кивают, выказывая своё полное согласие.
– Наши предки участвовали с ними в войне ради чего? – морщась от неодобрения, высказывается и Итан. – Ради того, чтобы ты отдал нашим врагам власть над Англией на блюдечке с голубой каёмочкой?
Гай спокойно откидывается на спинку кресла, невозмутимый перед бурей негодования.
– У вас слишком узкое мышление. Это вовсе не уступка ирландцам.
– Поясни, – звучит голос Джеффри Харкнесса.
Гай встаёт, отодвинув стакан с коньяком, к которому не собирается притрагиваться, в сторону, и переключает внимание всех присутствующих на карту Англии, лежащую посреди стола. Некоторые области выделены красным цветом – территории, которые контролируют Харкнессы.
– Я собираюсь поделиться с ними нашей головной болью, – произносит он. – Дело в том, что ирландцы, как оказалось, ввязались в очень грязную игру с колумбийским картелем, и им срочно нужны новые рынки сбыта. Они истощены. Вот почему Лластер Гелдоф пришёл ко мне с таким предложением. Я внимательно изучил все отчёты, пообщался с каждым Серебряным. Оказалось, в Бирмингеме и Ливерпуле у нас проблемы. Неуправляемая коррупция и экономический кризис. Внедрение в местные органы власти и правоохранительные структуры настолько глубоко, что контроль уже неэффективен и дорог. Взятки требуют постоянного увеличения, а лояльность агентов становится ненадёжной. Ещё это грозит нам утечкой информации и конфликтам внутри самих «Могильных карт». Здесь резко снизилась прибыль из-за экономического спада, упал спрос на контрабандные товары и изменились рыночные условия. Поддержание контроля над Бирмингемом и Ливерпулем слишком дорогостоящее. Легче отдать их ирландцам, и пусть они разбираются сами.
Мужчины переглядываются, не ожидав услышать ничего подобного. Они мало контактируют с Роджером Дормером – Серебряным, контролирующим территории в Англии, – так что о проблемах такого масштаба даже не слышали.
– Надеюсь, вы понимаете, к чему я клоню, – с некоторым разочарованием из-за выражений лиц своих дядей, произносит Гай. – Гелдофы решат, что это лакомые куски, но как только они войдут, начнут закручиваться гайки.
Этот план приходится Харкнессам по вкусу. И никакого возмущения будто бы и не было. Если «Могильные карты» и потеряют два города, у них остаётся ещё целых семь, если не считать территории в Америке, и криминальная деятельность в них процветает.
– А что насчёт итальяшек? – спрашивает Джеффри, впервые заговорив. – Нам передали, что вы обсуждали эту сделку втроём.
– Планы с итальянцами немного изменились. Для заключения сделки с ними у меня другой вариант.
– Это какой же?
– Не всё сразу. Но в любом случае это тоже обернётся большой выгодой для нас – например, их Нью-Йорк и Чикаго.
Ответ Гая даже не обсуждается, так что никто больше до него не допытывается. На самом деле идея подставить врагов в лице ирландской мафии показалась такой заманчивой, что некоторые из братьев даже заулыбались. Если всё пройдёт хорошо, то «Могильные карты» выйдут сухими из воды и избавятся от лишних проблем. Их влияние и без того достаточно велико. Если эти два города выступят угрозой всей их великой империи, от них необходимо избавиться, даже если до этого никогда не требовались подобные меры. Всё же всему свойственно меняться.
– Что ж, план великолепен, – признаёт Эдмунд Харкнесс, смягчившись. – А что думаешь ты, Итан?
Итан издаёт язвительный смешок:
– Жаль терять столько людей, которых мы ещё могли замучить. Репутация может полететь к чертям.
– Репутация – это роскошь, которую мы пока можем ещё себе позволить, – отвечает Гай. – Мы потеряем часть территорий, но зато избавимся от гниющей коррупции, которая угрожает всему нашему влиянию. Ирландцы возьмут на себя проблемы, мы же отстранимся, сохранив лицо и влияние в других регионах. У нас есть целый Лондон, Брайтон, Манчестер, Шеффилд, Бристоль, Лидс и Ньюкасл-апон-Тайн. Потеря Бирмингема и Ливерпуля не так значительна.
Гай врёт. И так искусно, что даже сам верит. На самом деле никаких проблем в этих городах у них нет, как и нет желания так солить ирландцам. Он попросту хочет заткнуть возмущение своих дядей. Города он отдал ирландцам взамен на кое-что другое.
Итан наблюдает за своим племянником с интересом, при этом в мыслях желая раздавить его, как букашку. Вся эта власть, как он считает, должна быть его, а в будущем передаться его сыну, Каспиану Харкнессу, а не этому чертёнку, возомнившему себя умнее остальных. Того жалкого представления во дворе поместья в Клайд-Хилле словно и не было. Перед ними сейчас сидит именно Кровавый принц, хотя все думали, что им удастся избавиться от этого мальчишки в два счёта. Кто бы мог подумать, что сын Вистана, над которым он всячески издевался с детства, приобретёт такую мощь сразу после своей «коронации»? В это мало кто верил, но это случилось.
В этот момент Гаю кажется, что он окончательно превращается в своего отца. Берёт его манеру говорить, сидеть, вести себя… Ну, почти. Гай разве что никогда не сможет поднять руку на свою жену. «Временную жену», – поправляет его внутренний голос, напоминая о том, что совсем скоро ему придётся отпустить Каталину. Даже мысли об этом отдаются в груди тяжестью, и он представить себе не может, что произойдёт с его душой, когда этот день настанет. Когда он взглянет на неё в последний раз и скажет: «Прощай». Она заберёт с собой всё хорошее, что в нём ещё остаётся. Она уже это делала. Не так давно. Гай мог просто забыть о ней и жить дальше, но мысли о том, что она всё ещё с его фамилией, с его происхождением, они не давали покоя. Потому что весь этот грязный мир будет следовать за ней по пятам, если она не вернёт свою прошлую личность.
Вот почему он её нашёл. Только для этого. Чтобы дать ей свободу, о которой она мечтает столько времени. Ему больно думать о том, что она никогда не стремилась к нему в той степени, что он к ней. Гай понимает, что жизнь всегда находит поводы его замучить. И бьёт она по самому больному.
Для Гая самым больным стала Каталина.
Мысли о ней всегда оставляют горечь, но он надеется, что однажды она исчезнет, и его мир снова станет прежним. Он станет чёрствым… бездушным, может, по итогу и в самом деле превратится в точную копию отца. Это наилучший вариант. Только будучи таким он выживет. А выживать ему нужно – ради Тео, который у него ещё остался. Именно о младшем брате он вспоминает, когда мысли о скором уходе Каталины пожирают его изнутри и хочется опустить руки. Тео станет весомой причиной держаться за эту жизнь. Как и друзья.
Только они у него и остались.
Возможно, ужин в комнате ближе к вечеру мне организовал Гай, потому что я ничего на кухню не сообщала, а мне принесли кусок жареной индейки под каким-то соусом и запечённые овощи в качестве гарнира. Я съедаю не всё – у меня почти нет аппетита. Так что просто ставлю тарелку с остатками на тумбу возле кровати, умываюсь в ванной, переодеваюсь всё в ту же сорочку и забираюсь под тёплое мягкое одеяло. Удивительно, что меня больше не посещает тревожность. В этой спальне я словно… в безопасности. Будто ночую в гостях у близкого человека, а не нахожусь в логове чудовищ.