– Они чаще всего бывают именно ночью, – сдаётся Гай. – Мне помогает ледяная ванна или сигареты.
Вот почему я никогда не видела его курящим, но видела у него сигареты. Он использует их только тогда, когда ему нужно успокоиться.
– Ты лежишь в ледяной воде, чтобы проходили эти приступы? – осторожно переспрашиваю я.
Он безмолвно кивает, а у меня снова внутри всё клокочет и болит.
Вообще я испытываю к Гаю Харкнессу миллион разных чувств, и все они крутятся одновременно, быстро сменяя друг друга, а потом превращаются в торнадо, в котором я теряюсь. Он единственный в моей жизни сумел вызвать такие бурные реакции в теле, которое, как мне раньше казалось, всегда реагировало на всё нейтрально.
После этих откровений Гай отворачивается. Я борюсь с желанием обнять его сзади, крепко прижавшись к его пострадавшей спине. Мне так хочется… То, что было между нами ночью, действительно ему помогло. А сейчас мы оба делаем вид, что ничего не произошло. Будто это была просто… терапия. Я немного «подлечила» его. Ничего более.
– Одевайся, – говорит он, меняя тему. – Через час нам нужно выезжать. До тех пор мы должны успеть одеться и позавтракать.
И я не заставляю его ждать.
Гай принимает душ, а затем надевает чёрную рубашку и тёмно-красные пиджак и брюки. Его шею украшает цепочка с крестом и игральными картами, которые он прячет под рубашкой, а потом надевает кольца. Я провожу все манипуляции исключительно в ванной, сперва быстро искупавшись и надев чистую прокладку, а позже одеваясь в бежевое тёплое платье чуть ниже колен – Гай предупреждает, что сегодня вечером может быть пасмурно, а мы проведём на дерби много времени. Выйдя из ванной готовая, я наблюдаю за Гаем. За тем, как он расчёсывает свои тёмно-каштановые волосы и брызжет одеколон на шею. Я опираюсь на кровать, пока смотрю на него. Любуюсь им. Он всё такое же совершенство.
– Возьми свою карту, – говорит он. – На всякий случай.
Я поворачиваю голову в сторону тумбы, с удивлением обнаруживая на ней красивую небольшую карточку, переливающуюся на солнце. В неё вкраплены настоящие бриллианты. Бриллиантовая карта. Уже с моим именем. Неужели он и к этому подготовился?
Уже к десяти часам после завтрака мы покидаем особняк. В Эпсом едут не все – лишь четверо мужчин, их жёны, старшие сыновья и несколько дочерей. В дороге мы проводим не больше часа. Харкнессы добираются до Эпсома на чёрном лимузине с личным водителем, тогда как мы с Гаем едем на отдельной машине в сопровождении его телохранителей. Видимо, как у короля и королевы, у нас личная карета. Мы молчим всю поездку, несмотря на пожирающее меня изнутри желание поговорить с ним. Неважно о чём. Просто разговаривать. Потому что увиденное ночью оставило неприятный осадок и всё ещё меня гложет.
Вскоре машина плавно подъезжает к воротам Эпсомских скачек, скользя по ровной подъездной дорожке. Солнце пригревает идеально ухоженный газон и слепит глаза, когда я выхожу под руку с Гаем. Рядом останавливается и лимузин с его семьёй. Девушки не перестают болтать со своими братьями даже тогда, когда вылезают из автомобиля, поправляя юбки и шляпки. Одна из них – девушка с большими зелёными глазами, с короткой кудрявой стрижкой из каштановых волос – не сводит с меня глаз, с интересом разглядывая, и меня, на удивление, совершенно не смущает её взгляд. Она не выглядит так, будто смотрит с неприязнью. Скорее, так, будто хочет познакомиться, поболтать, но всё никак не решится. В воздухе пахнет летом, белоснежные палатки, похожие на гигантские грибы, раскинуты по просторному полю, предлагая прохладительные напитки и изысканные закуски. Нарядные женщины в шляпках и элегантно одетые мужчины, прогуливаются по пёстрым аллеям. Звуки оркестра, играющего классическую музыку, перемешиваются со стуком каблуков. Нас встречает стюард, который после радостных приветствий, проводит нас к частной роскошной ложе – к изящной беседке с видом на ипподром, украшенной флагами, букетами свежих цветов и обставленной уютной плетёной мебелью. Официанты в фраках спешат предложить шампанское и канапе с икрой.
– Я пойду, – предупреждает меня Гай, наклонившись к моему уху так, что его горячее дыхание соприкасается с моей кожей. – Нужно найти Ровере и Гелдофа.
Не успеваю опомниться, как резко хватаю его за руку, вызвав у него непроизвольное поднятие бровей.
– Возьми меня с собой, – прошу я. – Жутко оставаться здесь одной… с твоей семьёй.
Гай бросает взгляд на своих дядей, их жён, кузенов и кузин и подставляет мне свой локоть. Я хватаюсь за него, радуясь в душе. Может, мне всё-таки удастся перехватить Гелдофа и узнать у него, как дела у папы и попросить передать, что у меня всё хорошо. И, конечно же, решить вопрос касаемо его последнего плана с моим участием. Надо же было мне так позорно потерять наушник! Могла бы не заморачиваться со всей этой поездкой.
Мы минуем остальных гостей. Скачки ещё не начались, поэтому, возможно, Гай сперва хочет обговорить все детали с итальянцами и ирландцами, прежде чем расслабиться и наблюдать за дерби. Мистера Ровере и Гелдофа мы находим в одной из палаток с прохладительными напитками. Официант наливает им обоим по шампанскому.
– О, мистер Харкнесс, – улыбается Ровере, почтительно кивнув. – Рады снова вас видеть.
– Взаимно, – отвечает Гай, потом обращается к Аластеру: – И вас, на удивление, я тоже рад видеть.
Тот ехидно усмехается, отпивая немного шампанского:
– Ваша чудесная жена тоже здесь. Её отец интересовался, как у неё дела.
Я напрягаюсь при упоминании папы.
– Вижу, вы её не обижаете, хотя о вашей семье ходят страшные слухи. Говорят, вы любите пускать своих женщин по кругу.
По реакции Гая и по тому, что я когда-то слышала, понимаю, что это неправда. Просто слухи. Да, Харкнессы – монстры, но всё же не до такой степени, чтобы творить подобное. Мужчины рода Харкнесс собственники и не делят своих жён ни с кем. Пользуются ими сами. Ведь только по этой причине Вистан не мог мне навредить. Думаю, не будь я женой Гая, меня убили бы в первый же день – ещё до того, как придумали план связать меня с этой семьёй в качестве наказания моему отцу.
– Меньше верьте слухам, – говорит Гай после недолгой паузы. – Я думал, вы умнее и выше того, чтобы тратить время на сплетни. Хорошо, что ошибся. С глупцами легче иметь дело.
– Господа, довольно, – останавливает словесную перепалку итальянец – ещё до того, как Аластер открывает рот для ответа. – Вы как-никак собираетесь сотрудничать.
– Ах да, по поводу этого. – Гай кивает, поправляет воротник пиджака и продолжает: – Я обдумал ваше предложение и готов предложить вам, ирландцам, Бирмингем и Ливерпуль, если вам будет угодно. Не больше и не меньше.
Аластера, кажется, воодушевляет то, в какую сторону свернул разговор. Его лицо как будто смягчается, хотя до этого он выглядел так, будто был готов голыми руками сломать Гаю шею прямо на месте.
– Неплохо, – кивает Гелдоф. – Значит, всё-таки сотрудничество? Как вы так быстро отказались от ненависти?
– Ненависть – пустая трата времени, а в нашем случае ещё и денег, и людей. Мои предки были ужасно глупы, раз не догадались об этом раньше.
Мужчины удивляются таким громким словам. Наверное, никто из Харкнессов в жизни так оскорбительно не отзывался о своих предках. Внезапно, нарушая умиротворённую атмосферу, у кого-то звонит телефон. Аластер достаёт его из кармана своего бежевого костюма, извиняется и уходит в другую сторону, чтобы поговорить с кем-то. Ровере в белоснежном смокинге предлагает Гаю прогуляться, и мне ничего не остаётся, как пойти за ними, хотя взгляд бежит к Аластеру. Так мы оказываемся в более безлюдной местности: гости сосредоточились на другой стороне.
– Давайте теперь наконец обсудим наше сотрудничество, – заговаривает Ровере, остановившись. – Раз дела с ирландцами вы почти уладили.
– Имеете в виду свою дочь?
– Да, верно, – с усмешкой отвечает итальянец. – Я об Алексис. Вы же её помните?
Я застываю на месте, не веря своим ушам.
Речь идёт именно о той самой Алексис, о которой мне рассказывал однажды Зайд? О бывшей девушке Гая, которую он застал в машине с Джаспером, а затем узнал о том, что она использовала его просто для того, чтобы достать информацию для итальянцев? Она дочь итальянского дона?
Я слежу за реакцией Гая, чтобы это понять. Но кроме безразличия на его лице не отражается ничего. Очередной его искусный талант не показывать эмоций. Наверное, этому учатся все наследники, на плечи которых однажды будет возложена ответственность занять «престол».
– Конечно, я помню, – отвечает Гай, и даже в его голосе мне не удаётся распознать хоть какую-то эмоцию. Он сейчас хоть удивлён? – Мне кажется, вы должны благодарить меня за то, что я вообще согласился с вами разговаривать после того, что сделала ваша дочь четыре года назад.
Чёрт… Именно о ней и идёт речь.
– В любом случае прошлое есть прошлое, – говорит итальянец. – Все совершают ошибки. Я приношу извинения.
– Извинения приняты, – отвечает Гай так просто, что даже Ровере удивляется. – Я забуду обиды во благо семьи. Мы уже сотрудничаем с русскими. Неплохо было бы заиметь связи и с вашей стороны.
– Как не помешали бы и нам ваши британские связи. Кстати говоря, скоро в Вегасе состоится грандиозный бал-маскарад в венецианском стиле. Шик и блеск. Я с нетерпением буду ждать вас на нём. Там и возьмёт начало наше сотрудничество. Надеюсь, вы помиритесь.
– Ради сделки.
Мужчина издаёт краткий смешок, а потом обращает взор на меня.
– Раз уж тут такое дело, как вы собираетесь решать эту проблему?
Под «этой проблемой» он явно имеет в виду меня.
– Я работаю над тем, чтобы расторгнуть наш брак, – отвечает Гай.
Я хмурюсь, не понимая, что они имеют в виду. При чём здесь это?
– Неужели? – Ровере переключает всё своё внимание на собеседника. – И как, интересно, на это отреагируют ирландцы? У вас в руках – замечательный рычаг давления на них, а вы согласны так просто от него отказаться?