Видя, что я впал в задумчивость, Дуняша растерянно потопталась рядом, затем собрала грязную посуду и на цыпочках вышла из палаты. Поразмыслив еще несколько минут, прихожу к выводу, что в качестве пророка меня не воспримут. Их в Отечестве, как известно, нет… Следовательно, необходимо самому что-то делать для спасения людей.
Вскоре мои размышления прервал Пал Михалыч, явившийся с обходом. Он снова водил перед моим носом пальцем, тыкал иглой и стучал молоточком по нервным узлам.
— Ну, что же… молодой человек… — Главврач выглядел удивленным. — Ты идешь на поправку, с чем я тебя и поздравляю! Рад, что ошибся в своих прогнозах насчет пары месяцев. Думаю, что уже завтра-послезавтра ты сможешь встать. Правда, бегать и прыгать не сможешь еще долго. Ты, вероятно, физкультурой до войны занимался? Мышцы хорошо развиты…
Про увлечение спортом мне дед не рассказывал, поэтому на вопрос врача я неопределенно пожал плечами.
— А может, мне какой массажик сделать, доктор?
— Что сделать? — удивился Павел Михайлович.
— Ну, массаж! Мышцы размять, а то лежу пластом, а они простаивают. Я тут пытался с утра ноги помассировать, но спина плохо гнется, не дотягиваюсь…
— Массаж, говоришь… — главврач потер подбородок. — Будет тебе массаж! Иваныч вечером из Бердичева вернется, так я его к тебе направлю.
— Это ваш массажист?
— Это наш завхоз! — усмехнулся врач. — Но размять может так, что никакому массажисту и не снилось! В общем, ты молодец… давай и дальше поправляйся в прежнем темпе! Сегодня к тебе гости придут, так будет чем похвастать. Ты ведь у нас герой, оказывается…
— Что за гости, доктор?
— Начальство высокое сегодня звонило! — понизив голос, ответил Павел Михайлович. — Начальник управления НКГБ по Львовской области!
— Кто? Из КГБ? — удивился я, услышав знакомую аббревиатуру.
— Ну, да… Народный комиссариат госбезопасности! — тихо ответил врач и почему-то хихикнул. — Так что… держись бодрячком! Ну, я пошел!
И, похлопав меня на прощание по плечу, Пал Михалыч вышел из палаты. Некоторое время ко мне никто не заходил, и я, соскучившись по общению, решил заняться той самой физкультурой, о пользе которой говорил главврач. Первая же попытка встать закончилась полным провалом — резкий приступ головокружения сшиб меня на взлете. Хорошо еще, что я не спикировал носом в пол, буквально в последний момент умудрившись «попасть» в койку. На лбу снова выступил обильный пот, да и свежая пижамка мгновенно промокла. Так… понятно… Физкультурник из меня еще никакой. Тогда пойдем другим путем — я принялся, не вставая, напрягать мышцы рук и ног. Сначала каждое движение отдавалось головной болью, в глазах темнело, но постепенно дело пошло на лад — где-то через час мне удалось провести полный «комплекс упражнений» (напряг по очереди все мышцы) без всяких неприятных последствий.
Ура! Терпенье и труд все перетрут! Довольный своей маленькой победой, я устало откинулся на мокрую от пота подушку. Все тело горело, сердце колотилось об ребра, но в целом организм перестал отвечать на движение гадостями вроде кровавых кругов перед глазами. Теперь надо отдохнуть полчасика и снова попытаться встать! Задача-минимум на сегодня — доковылять до дверей палаты. Задача-максимум — добрести до сортира. Ну, так стало быть: наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!
Мучил я себя до самого обеда. Под конец получилось спустить ноги с кровати и даже перенести на них тяжесть тела. Но на этом мои успехи закончились — повторная попытка встать закончилась падением на пол. И мне еще повезло, что упал на бок, а не плашмя. В таком положении — валяющимся возле кровати в позе эмбриона, и застала меня Ольга Гавриловна.
— Что же ты, милок? — всплеснула руками женщина и бросилась меня поднимать. С огромным трудом, совместными усилиями нам удалось вернуть мое бренное тело на койку. — Ты небось в туалет решил сходить? — проявила догадливость медсестра. — Все вы, мужики, в этом деле самостоятельность проявляете. Хоть без ног, но будет к сортиру ползти… Стесняетесь, что ли?
Гавриловна принялась осматривать и ощупывать меня, в поисках повреждений. К счастью — обошлось. А то бывали прецеденты… Один мой знакомый вот так же — в больнице — ногу сломал. Вторую. Тоже хотел до сортира лично прогуляться…
Однако от бдительного ока опытной медсестры не ускользнула насквозь мокрая пижама и влажное от пота постельное белье.
— Так… — зловеще произнесла Гавриловна. — Ты, милок, видать с самого утра себя упражнениями изводишь? Вот ведь дурак, прости господи! Сказано тебе: лежи! Когда можно будет встать — тебе врачи скажут! Успеешь еще набегаться! Чтобы такого больше не было, понял?!! Еще раз увижу, что пытаешься встать — ремнями к койке привяжу!!!
— Да понял я, понял… — Сил не осталось даже на то, чтобы кивнуть.
— Я его в божеский вид привела! — продолжала разнос Гавриловна. — Помыла, причепурила… А он? Рубаху выжимать можно! Простыня тоже насквозь! После обеда начальство явится, а он в таком виде! Придется снова тебя мыть, переодевать, белье менять! Прибавил мне работки, словно ты здесь один лежишь! На мне еще три палаты!
— Ну извини, Гавриловна! Больше не буду! — виновато сказал я.
— Не будет он… — ворчливо ответила старушка, постепенно смиряя гнев на милость. — Лежи пока, сейчас Дуню с водой пришлю. Будем тебя заново мыть!
— И попить тоже пусть принесет! — опять этот жуткий сушняк.
Но не успела Гавриловна сделать шаг к двери, как два мужичка лет под пятьдесят, в замызганных белых халатах поверх красноармейской формы, начали деловито затаскивать в палату кровать с панцирной сеткой и лежащим сверху свернутым матрасом.
— Это еще что?!! — по-фельдфебельски рявкнула на медбратьев Ольга Гавриловна. — Вы чего творите, ироды?!! Куда койку тащите?
— Нам сказали притащить — мы и притащили! — буркнул один из мужиков, грохая свою ношу возле стены.
Не вступая в дальнейшие дискуссии, санитары резво покинули помещение. Им на смену явилась немолодая тетка со стопкой постельного белья и тощей подушкой в руках.
— Петровна! Что здесь творится? — набросилась на нее Гавриловна. — Это же палата для особых больных!
Петровна склонилась к уху Гавриловны и начала ей что-то шептать, изредка поглядывая на меня.
— Ну, раз Пал Михалыч распорядился… — уже более спокойным тоном произнесла старушка, выслушав свою коллегу.
Тетка начала застилать постель, а Гавриловна вышла в коридор, откуда немедленно донесся ее зычный голос:
— Куда вы его несете? Его сперва помыть надо, переодеть и перевязать! Ну-ка разворачивайтесь!
В ответ раздалось невнятное «бу-бу-бу», но, видимо, авторитет пожилой медсестры был в госпитале непререкаемым — вселение нового обитателя вип-палаты явно откладывалось.
— Петровна! — позвал я тетку, аккуратно заправляющую подушку в наволочку. — Кого там принесли-то?
— Та военный какой-то! — с неистребимым южнорусским акцентом ответила медсестра. — И вроде в небольшом звании… И чего все так суетятся?
Махнув рукой, Петровна закончила свою работу, придирчиво окинула взглядом постель, расправила пару складок и вышла из палаты. А я остался гадать — кого это мне прочат в соседи? С одной стороны — вдвоем веселей. С другой… А вдруг он храпит по ночам или громко портит воздух? Ладно, недолго ждать осталось — скоро все узнаю.
Ждать, однако, пришлось довольно долго. Сначала меня посетила Дуня с кружкой питьевой воды и полным ведром для помывки. Она при виде меня снова покраснела, суетливо бухнула ведро на пол, а кружку сунула мне в руки, пролив чуть ли не половину прямо на пижаму. Смутившись еще больше, Евдокия ойкнула, залилась малиновым цветом до самых бровей и буквально выскочила из палаты, столкнувшись в дверях с Гавриловной. Та, видно еще не отойдя от предыдущего разговора, поймала девчонку за косу и сурово отчитала. Лейтмотивом поучительной лекции являлась тема «Не хрен попусту бегать по госпиталю, надо делом заниматься!».
Продолжая бурчать что-то в адрес бестолковой молодежи, к которой, по ее мнению, относился и я, старушка бесцеремонно вытряхнула мое тело из пижамы и взялась за губку.
— Кого там принесли, Гавриловна? — сделал я новый заход.
— Да старшину какого-то… Молодой парень, в ногу раненый, — недовольно сказала медсестра. — И с чего ему такой почет?
— Ну а мне-то с чего? — усмехнулся я, переворачиваясь на бок, чтобы старушке было удобнее меня протирать.
— Тебе с чего? — Гавриловна даже остановилась. — И правда, тебе-то с чего отдельная палата? А-а… ладно! Раз распорядились, значит, есть с чего! Начальству-то виднее!
Не успела добрая женщина закончить процедуру и одеть меня в свежую пижамку (тоже старую, застиранную почти до дыр), как в коридоре послышались шаги нескольких человек. Я уже примерно понял, кто будет моим новым соседом, поэтому совершенно не удивился, когда санитары стали перекладывать с носилок на стоящую рядом койку помытого, перевязанного и одетого в полосатую больничную пижаму Володю Петрова.
— Здорово, старшина! — радостно приветствовал я таинственного «старшину-лейтенанта». — Все-таки выбрались?
— Здорово, Игорек! — бодро ответил Петров. — Выбрались, мать его!
— Мои-то как?
— Всех раненых еще вчера вывезли самолетом! — обрадовал старшина. — До Житомира он долетел благополучно.
— Слава богу! — я осенил себя крестным знамением. Петров удивленно покосился на меня, но ничего не сказал. — Никто больше?..
— Нет, слава труду, все, кого ты оставил, до эвакуации дожили! — заверил старшина.
— Ты сказал — раненых вывезли… А здоровых?
— Всех остальных сегодня утром разведчики мехкорпуса забрали! Их сейчас особисты опрашивают.
— Не понял! Зачем их допрашивают? В чем их обвиняют? — начал заводиться я. — Там же дети! Просто дети!
— Да успокойся ты! — серьезно сказал Петров. — Не допрашивают, а опрашивают! Что видели, что слышали… И не обвиняют их ни в чем. Они свидетели преступления гитлеровцев. На то место, где ваших… ну, ты понял… отдельная группа выехала. Со следователями, фотографами и кинооператорами. Чтобы все зафиксировать, составить протоколы и, по возможности, вывезти тела. Нарком лично распорядился.