Спасибо! Посвящается тем, кто изменил наши жизни — страница 14 из 31

(Замечу, что до этого он дал нам свою визитку, а мы ему свою.)

– Да, мы именно так и живем – на два дома.

И тут он начал страшно бесноваться:

– Никогда не поверю, что в этой проклятой поганой стране такое возможно! Мы с Алексом Гинзбургом делали все, чтоб эта страна подохла!!!! А вы теперь летаете свободно! Вы врете! Ничего там измениться не могло, там все должны подохнуть!!!

У меня в глазах почернело. Я ему заорала:

– Предатель! Гад! Сам ты подохнешь!

(Жуть! Но мне не стыдно!) (И еще заметка: я не знала, кто такой Алекс Гинзбург. Потом в Берлине в храме у батюшки спросила, он мне объяснил.)

Хотела у гада нашу карточку вырвать, но он как змей извернулся и удрал.

Сцена!

И на следующий день получаю по электронной почте письмо. Прямо так на «ты», задушевно, «Берта»… Я, мол, погорячился. Мы друг друга не поняли. Надо увидеться в ресторане.

Я, конечно, не ответила и все поскорей удалила.

Эта встреча – цветочки. Разговоры в Америке – вот песни! Жду Ваших писем. Ваша Б. Л.


23.01.2009 Дорогой Н. Н.! Катастрофический человек опять отправил Вам весточку, не успев ничего написать. А как это – катастрофический? На самом деле – нет! Просто – у меня хорошая память.

То, что другие не считают даже эпизодом, я выстраиваю как историю, во всей ее законченности.

Вчера ночью пошли гулять с собакой. Вернее, в девять вечера. Шли себе и шли. Зашли по дороге (асфальтированной) в горы. Тьма! Но не страшно, потому что асфальт. И направление знали. Решили сделать круг. Мир – прекрасен. Когда проходили сквозь небольшой, но дремучий лес, боялась увидеть медведя. Надо сказать, во время поездки в Италию неделю назад мы неоднократно видели лис! До чего же они хороши! Пушистые, рыжие, ловкие, ножки черненькие, тонкие, грудки беленькие. Днем! Или по склонам бегут, или пытаются попасть на другую сторону дороги, выжидают. (В Берлине, кстати, миллионы зайцев! Всегда и везде. Бесстрашные, серые, умилительные ребята, правила дорожного движения блюдут, идут только на зеленый свет.) А еще ночью, когда после горных перевалов дух переводили, дорогу пересек молодой олень на слабых ножках, а любопытный. В общем, вчера я немного боялась медведя. Обошлось! Зато набрели на грот с источником. Там Богоматерь с Младенцем. Свечки вокруг горят. Источник струится. Написано на стене, что первое упоминание о нем в 1635 году. И что он чудотворный. Помолилась. Вышла из грота – снег, колючий, с шумом, странный. Длился не более минуты. Тоже – чудо. Домой еле доплелась. Прошли что-то около восьми километров. Вернулись в одинадцать ночи, вполне не поздно. И на прощание, как заклинание, как рукопожатие моих дорогих, моих близких – Державина и Мандельштама:

И я теперь учу дневник

Царапин грифельного лета,

Кремня и воздуха язык,

С прослойкой тьмы, с прослойкой света.

И я хочу вложить персты

В кремнистый путь из старой песни,

Как в язву, заключая в стык

Кремень с водой, с подковой перстень.

(Заметьте «как в язву» – иначе, видать, не по судьбе.)


26.01.2009 Мы в Северной Каролине, Гринсборо. На седьмом этаже красивого старомодного отеля. Природа сейчас один к одному наша поздняя светлая осень. Утром было очень холодно. Снега нет. Страна изменилась. Это на первый взгляд. Пусть бы ошибочный. Потому что ощущается уныние, причем массовое. Раньше, прилетая в Америку, сразу попадала в океан релакса. Все сияли улыбками, светились благополучием. И хотя мне очень быстро стало понятно, что благополучие скорее декоративное (декорационное, вернее), тем не менее сама уверенность, что у них все хорошо, делала людей бодрыми и благорасположенными. Раньше летишь в самолете с ними – громкие голоса, шутки, смех, разговоры. Сейчас летели одинадцать часов – тишина. Думала: показалось. Нет, так и есть. И так – повсюду. Огромные надежды они связывают с новым своим лидером. Очень горды черные люди. Они стали заметно вежливее и уважительнее себя вести. Я бы от всей души желала всему миру, чтоб этот человек воплотил в жизнь те надежды, которые на него возлагают. Но чудес на свете не бывает. Я сегодня пошла кое-что купить. И поразилась. Раньше торговые центры были полны. Много больных приобретателей здесь. Их из поколения в поколение приучали потреблять и чувствовать от этого счастье. И вот сейчас они напуганы! Кто-то потерял работу, кто-то вот-вот потеряет… Боятся. Не покупают. В магазинах уныние. (…)

Жду Ваших писем. Ваша Б. Л.


29.01.2009 Дорогой Н. Н.! Наконец-то я могу обстоятельно Вам написать. Немного проясняется в голове (я долго прихожу в себя после перелетов), появляются мысли и возможность облечь их в слова. Итак, о западном кризисе. В каждой стране Запада он выглядит по-разному. Суровые немцы, привычно уважающие каждую копейку (цент, по-современному), даже в дни полного процветания думают о черном дне. И не расслабляются. По крайней мере, такое впечатление со стороны. Французы – скупердяи, жмоты и халявщики такие, что за них бывает стыдно. Итальянцы никогда и не процветали, зарплаты у них маленькие, безработица всегда большая, люди с престижными дипломами сидят без работы. Америка для них всегда была землей обетованной – работа тут находилась для всех. Ну – не буду перечислять, хотя могла бы, поскольку знакома с жизнью европейской не по туристическим впечатлениям, а изнутри. И наблюдаю внимательно. Никто жизнью не избалован, не заласкан, не обкормлен, не изнежен. Что до Америки – жизнь у них никогда легкой не была. Они с детства знают, что после школы могут рассчитывать только на себя. Тут дикость, если взрослый парень или девушка (уж о молодой семье вообще не говорю) живут с родителями. Такое невозможно представить в кошмарном сне. Устраиваются на работу, нацелены на покупку жилья. Почему? Да за съем приходится много платить, уж лучше взять заем и, как они говорят, «платить самим себе» за купленный в кредит дом. Хлоп! Ловушка захлопнулась! Они смолоду закрепощают себя на всю оставшуюся жизнь. Со стороны – процветание. Дома, машины, бассейны, газоны. За всем этим – страшный стресс. Страх потерять работу, опуститься на уровень ниже, не мочь выплачивать долги (там еще медицина, образование – просто ужас какой-то). Поэтому покоя не было никогда. И работали всегда тяжело, изнурительно тяжело. Но, нацеленные с детства на такой образ жизни, они бесстрашно пускались в плавание и старались как могли. Они в отличие от нас не пофигисты. Короче, я так скажу. У них всегда было труднее, чем у нас! Я как в первый раз сюда попала (двенадцать лет назад), сразу унюхала рабство, полное отсутствие того, что мы зовем свободой, тоталитаризм, упертость и многое другое. Они, между прочим, в массе своей милые и готовые броситься на помощь люди. С Ираком им до ввода войск все мозги продолбили – как плохо иракцам, как им надо ПОМОЧЬ! И когда я им пыталась тогда объяснить, что как бы они посмотрели, если б к ним кто-то чужой заявился ПОМОГАТЬ, они меня просто не понимали. Я была просто плохая. Недобрая. Не хотела помогать иракцам. А они стремились, как дети неразумные.

Один мальчик, выросший в Америке, под влиянием своего отца, невероятного патриота своей второй родины, в тринадцать лет писал в сочинении в школе: «Я твердо поддерживаю войну в Ираке!» (В американской школе.) Я пришла в ужас! Я говорила: «Люди, чему вы учите мальчика! Ведь вы народ, который так пострадал от войны! Нельзя такому учить!» Меня не слушали, махали кулаками перед носом. Сейчас народ опомнился. Погибло-то много. И страна разорена. Стыд и позор! Надеются на Обаму. В книжном магазине (я всегда хожу в Америке в книжные, люблю найти что-то интересное) целый отдел (несколько огромных стеллажей) посвящен новому президенту. Уже! И книги, и брошюры, и журналы, и альбомы. Оперативно. Ладно… Много-много можно говорить. Много знаю. Много вижу, вглядываюсь внимательно, много читаю. Все нас в начале 90-х с Америки пример брать учили. А у меня были в Москве такие показательные встречи с ними, что уже тогда что-то не увязывалось. Например, одни господа (я их провожала на Красную площадь) стали от Кремлевской стены кусочки кирпича отколупывать. Я смотрю и диву даюсь: «Что вы делаете, ребята? Вы хоть понимаете, ЧТО для нас Кремль?» А они: «Вот, мы вас победили без единого выстрела, и куски стены у нас в кулаках – доказательство того». Как победили? При чем здесь они? Мы вроде сами. Я с детьми на баррикадах все три дня провела, благо у самого нашего дома все и происходило. А оказывается – они победили! Им там так объяснили. Вот и задумалась я тогда. Об их непонимании чужой культуры, чужих святынь, чужой истории, об их эгоцентризме тинейджерском. И поняла, что история еще не раз надает им тумаков. А пока вот они мир опять ввязали в кучу неприятностей. А отдельно взятых – жаль. Вот неплохие они, и все тут! И уклад жизни: чистота, дисциплина, взаимоуважение – мне вполне по душе. О путчах мне есть что рассказать. Мы же в таком месте живем, что всегда были в эпицентре. Я вела дневники. Но помню все поминутно! Такое не забыть. Но сейчас сил уже нет писать. И знаете – 19 августа вечером и днем 20 августа (1991) во время многочасового многотысячного митинга я отчетливо поняла, кто управляет историческими процессами. Это настолько чувствовалось, глаз Всевышнего (недаром началось 19-го, в Преображение Господне), что сомнений не оставалось. (…) До следующих писем. Ваша Б. Л.


24.03.2009 Дорогой Н. Н.! Спасибо! Ночью была страшная буря. Несмотря на ясный закат. Проснулась от выстрелов. Хлопали ставни. Я их не закрываю, люблю, свет чтоб был, пусть ночной. Они стали хлопать-стрелять. На каждый выстрел реагировала Фрося. Сначала рычанием. Потом авканьем. Авкнет и бежит меня защищать, прыгает вокруг, толкается. А мне все лень было закрывать ставни. Потом пришлось встать. Открыла окно: водопад ревет, ветер воет, снег вихрем, при этом не холодно. Рев водопада – очень впечатлил. Закрыла ставни, но сделала так, чтобы сквозь них видно все было, планочки подняла. Утром все еще вихрился снег. Сейчас снова солнце и тепло. Удивительный климат! Вчера, гуляя с Фросей, еще удивилась. Издалека завыла сирена «Скорой помощи». И машины стали заезжать на тротуар, чтоб ее пропустить!!! Немыслимо! Отвыкла от такого. В Москве кто бы заехал?