И не повторимся никогда.
Только тот, кто умирал от жажды,
Знает, как вкусна в песках вода.
Только тот, кто бедами разрушен
И кому так трудно меж людьми,
Знает цену настоящей дружбе.
Знает силу истинной любви.
А пока мы столько нагрешили…
Пленники интриг и суеты
Не в каком-то там чужом Алжире,
На Руси звереют от вражды.
То ли льготы чьи не поделили,
То ли властью обошла судьба…
И при всей их сатанинской силе
Эта жизнь бездарна и слаба.
Господи, спаси нас и помилуй.
Охрани от зависти и зла…
Чтоб не стыдно было над могилой
Говорить нам добрые слова.
«Ты остаешься, а я ухожу…»
Ане
Ты остаешься, а я ухожу…
Что-то в нас есть, не подвластное смерти.
Пусть всё идет по тому чертежу,
Что без меня тебе Время начертит.
Ты остаешься, а я ухожу.
Долгая жизнь,
Как пиджак, обносилась.
Муза ютится, подобно бомжу,
В душах чужих,
Оказавших ей милость.
Пусть мне простят, что останусь в долгу.
Мне бы успеть на тебя насмотреться.
Все те слова, что тебе берегу,
В книгах найдешь
Или в собственном сердце.
«Краски можно научиться слушать…»
Краски можно научиться слушать.
Каждый цвет хранит свою струну…
Но напев ее в нас равнодушье глушит,
Если мы живем в его плену.
Я иду вдоль радостных полотен,
Через буйство красок неземных,
Всматриваясь в призрачность мелодий,
Постепенно понимая их.
В каждом цвете музыка сокрыта.
Ты ее почувствуй и услышь:
Голубая нежная сюита
Нарушает розовую тишь.
И напев таинственно струится,
Возвращаясь медленно в свой цвет…
Словно с полотна слетела птица.
И от крыльев в небе гулкий след.
Краски можно научиться слушать.
Как улыбку друга или взгляд любви…
Как мы можем вслушиваться в душу,
В горести и радости свои.
«На синеватой живописи неба…»
На синеватой живописи неба
Березы золотая прядь.
И ветвь, похожая на невод,
Стремится краски удержать.
И так прекрасен лес осенний
В убранстве сосен и берез.
Но все уже воспел Есенин.
И красоту с собой унес.
«Незнакомая женщина плачет украдкой…»
Незнакомая женщина плачет украдкой.
Вытирает глаза золотистым платком.
Возле белых берез, рядом с детской площадкой
Плачет женщина…
Если знать бы о чем.
Может быть, по себе, может быть, по былому.
По ушедшим годам, не принесшим любви.
По родному в разлуках забытому дому.
Плачет женщина —
Прячет боли свои
От людских любопытств, от чужого участья.
Так уж вышло – прошла мимо детских забав,
Будто встретилась вдруг
С неслучившимся счастьем…
Без надежд на него,
И без радостных прав.
Говорят, что слеза тоже может быть сладкой.
Говорят, что бывает смешно от обид…
Незнакомая женщина плачет украдкой.
А душа ее горестно плачет навзрыд…
«Пока мои дочери молоды…»
Пока мои дочери молоды,
Я буду держаться в седле.
А все там досужие доводы
О годах… – оставьте себе.
Пока мои внуки готовятся
Подняться на собственный старт,
Я мудр буду, словно пословица,
И весел, как детский азарт.
И пусть им потом передастся
И опыт мой, и ремесло…
А мне за терпенье воздастся,
Когда они вскочат в седло.
«Левитановская осень…»
Левитановская осень.
Золотые берега.
Месяц в реку ножик бросил,
Будто вышел на врага.
Красоту осенней чащи
Нанести бы на холсты.
Жаль, что нету подходящих
Рам для этой красоты.
А холодными ночами
Истерзали лес ветра.
Всё у нас с тобой вначале,
Хоть осенняя пора.
«Ты любил писать красивых женщин…»
Александру Шилову
Ты любил писать красивых женщин,
Может, даже больше, чем пейзаж,
Где роса нанизана, как жемчуг…
И в восторге кисть и карандаш.
И не тем ли дорого искусство,
Что с былым не порывает нить,
Говоря то радостно, то грустно
Обо всем, что не дано забыть?
И о том, как мучился художник
Возле молчаливого холста,
Чтобы, пересилив невозможность,
Восходила к людям красота.
Сколько ты воспел красивых женщин!
Сколько их тебя еще томят…
Если даже суждено обжечься,
Жизнь отдашь ты
За весенний взгляд.
Потому что в каждый женский образ
Ты влюблялся, словно в первый раз.
Буйство красок – как нежданный возглас,
Как восторг, что никогда не гас.
Всё минует…
Но твою влюбленность
Гениально сберегут холсты.
И войдут в бессмертье поименно
Все,
Кого запомнил кистью ты.
«Будь здорова…»
Будь здорова…
Сегодня и завтра.
Будь здорова
Во веки веков.
И вдали
От безжалостной правды,
И вблизи
Утешительных слов.
«Как немыслимы без берега…»
Как немыслимы без берега
Даже малые моря, —
Так без твоего доверия
Невозможна жизнь моя.
«Может быть, я неласковый сын…»
Может быть, я неласковый сын,
Что Отчизне
Признаний не множу.
Но слова,
Словно шорох осин…
Мне молчание леса
Дороже.
Письма
Любовь свой завершила круг
Внезапно, словно выстрел.
И от мучительных разлук
Остались только письма.
Куда бы я ни уезжал,
Я их возил с собою,
Как будто от себя бежал,
Чтоб вновь побыть с тобою.
И, окунаясь в мир любви,
В твои слова и почерк,
Я годы прошлые свои
Угадывал меж строчек.
И труден был тот перевал,
Где, распростясь с минувшим,
Все письма я твои порвал,
Чтобы не мучить душу.
В окне, как в пыльном витраже,
Ночной Нью-Йорк светился.
На поднебесном этаже
Я вновь с тобой простился.
И бросил в ночь, в глухую мглу
Знакомые страницы,
И письма бились на ветру,
Как раненые птицы.
И унесли они с собой
Мою печаль и память.
А ночь стояла, как собор,
И продолжала ранить.
«Меня спасет земля Святая…»
Меня спасет земля Святая
От всех хвороб,
От всех невзгод…
Добро ее мой дух питает
На полный вздох
Который год.
Я вознесу молитву Богу:
«Спаси нас и помилуй нас…»
Еще не кончилась дорога.
И впереди нелегкий наст.
Хочу пройти его достойно.
И знать, что наша жизнь с тобой —
Не суета, не хмарь, не войны,
А вечной нежности прибой.
«Люблю шаббат в Иерусалиме…»
Люблю шаббат в Иерусалиме
За благодать и тишину.
Машины, как в застывшем клипе,
На сутки отошли ко сну.
И в каждом доме в этот вечер
Все шумно празднуют шаббат.
Во взглядах полыхают свечи.
Плывет по дому аромат.
Я тоже здесь с друзьями вместе
Пью ветхозаветное вино.
И греет сердце желтый крестик.
Мы с ним сегодня заодно.
Ведь Бог един… Какой бы веры
Мы ни придерживались впредь,
Нам не уйти из общей сферы:
За жизнью – смерть,
За жизнью – смерть.
Люблю библейские субботы.
Живу легко и не спеша.
Одни мечты в нас и заботы.
Едины Небо и душа.
Мы получаем жизнь от Бога.
И всех роднит Всевышний дар.
Христос когда-то в синагогах
Молитвы древние читал.
И не традиции нас разнят,
А сами разнимся мы в них.
Встречаю я всеобщий праздник
Среди друзей и древних книг.
«Осень вновь в права вступила…»
Осень вновь в права вступила
У зимы посредником.
Ива смотрит в пруд уныло,
Шелестит передником.
На пруду, позолоченном
Листьями осенними,
Лебедь белый, лебедь черный
Выплывают семьями.
Грустно я смотрю на небо
В бесконечность серости.