упредить вас сразу, есть вероятность, что после лечения вас отстранят от этой работы.
— Будем надеяться, что этого не случится, — помотал головой он. — Воздух — это вся моя жизнь.
— Главное, чтобы он не стал вашей смертью. Всё-таки вы не капитан корабля, который готов пойти на дно вместе со своим судном. Не забывайте, что на вас лежит ответственность не только за своё здоровье, но и за жизни людей, которые находятся на борту.
— Вы правы, Кацураги-сан, — вздохнул он. — Я обязательно подумаю на эту тему.
Вскоре, убедившись, что состояние Кирисаки стабилизировалось, я вызвал стюардессу, и вместе с ней мы передали сообщение в аэропорт. До прилёта в Индию мы с Тачибаной Каори несколько раз менялись и контролировали состояние пилота по очереди.
За полчаса до посадки проснулся Асакура Джун.
— М? — сонно протянул он. — Тендо-кун, а куда пропала Каори-тян?
— Ты всё пропустил, — прошептал я. — У нас чуть пилот на тот свет не отправился.
— Да ладно⁈ — тут же взбодрился он.
— Тихо, — шикнул я. — Нельзя, чтобы остальные пассажиры об этом знали. Лишняя паника нам сейчас совсем не нужна.
— Точно, прости, — кивнул он. — Но сейчас уже всё в порядке?
Асакура Джун поморщился и обхватил рукой лоб. Сил я потратил достаточно много, но всё же запустил «анализ» для проверки состояния невролога.
Сосуды спазмированы, желудочно-кишечный тракт гиперемирован — слизистая красная из-за недавнего употребления алкоголя. Ничего серьёзного, самое обыкновенное похмелье.
— Джун-кун, ты опять? — перебил его я.
— Что «опять»? — невролог сделал вид, будто не понимает, о чём я говорю.
— Только мне не ври, пожалуйста, — строго сказал я. — Пока Каори-тян нет рядом, скажи мне правду. Ты пил перед вылетом?
— Знал, что ты спросишь, — улыбнулся он. — Вот, смотри!
Воодушевлённый Асакура Джун достал из кармана пиджака портативный алкотестер.
— И зачем он тебе нужен? — не понял я.
— А ты забыл, о чём я тебе рассказывал несколько дней назад? Про ту теорию! — возбуждённо заявил он.
— Только не говори, что ты поддерживаешь три десятых промилле алкоголя в крови… — осознал масштаб катастрофы я.
— Именно, — кивнул невролог. — Для этого мне и нужен алкотестер, чтобы не перебарщивать. Правда, я перед вылетом немного ошибся в расчётах и разогнал себя до шести десятых…
Асакура Джун виновато почесал затылок.
Я прекрасно понимал, что эта теория абсолютно нерабочая и мой коллега попросту превращает себя в обыкновенного пьяницу. Но мне было интересно, что он сам думает по этому поводу.
— И как? — спросил я. — Есть ощущения, что организм стал лучше работать?
— Определённо, — кивнул Асакура Джун. — Пока не переборщил, всё было прекрасно. Я всё время чувствовал прилив сил, настроение держалось такое, будто я выиграл миллион иен в лотерею! И работается в таком состоянии куда лучше.
— Ты и на работе пьёшь? — удивился я.
— Тендо-кун, ну заканчивай занудствовать, — отмахнулся Асакура Джун. — Конечно, приходится и на работе употреблять! А как, по-твоему, я должен поддерживать такой уровень промилле на протяжении дня?
— Джун-кун, открою тебе страшную тайну, но ты вообще не должен никак поддерживать этот уровень, — произнёс я. — Послушай, ты ведь — невролог! Неужели ты не понимаешь, как такие дозы алкоголя действуют на нервную систему?
— Понимаю, — кивнул он. — И пока что делаю вывод, что воздействие крайне положительное. Можешь меня осуждать, но эксперимент я продолжу.
Больше спорить с Асакурой я не стал. Невролог не учитывал очень жирный нюанс, который портит всю эту теорию. Даже если предположить, что такая доза алкоголя никак не вредит здоровью, рано или поздно ему придётся её увеличить. Организм человека постепенно вырабатывает толерантность к спирту, и старых доз становится мало.
Именно так люди и спиваются. Сначала человеку достаточно одной рюмки, а через какое-то время «голод» не может утолить даже целая бутылка горячительного напитка.
Алкоголь становится источником лёгкого дофамина, и человек полностью теряет мотивацию что-либо делать. Головной мозг считает, что сильно трудиться ему незачем, если можно получить простое и легкодоступное удовольствие.
Печально только то, что Асакура Джун, похоже, хочет убедиться во всём на практике. Только последствия у такого эксперимента могут оказаться крайне плачевными.
Пилот начал готовиться к посадке. Тачибана Каори вернулась в салон, а я прошёл в кабину и пристегнулся на месте второго пилота. Важно было поддерживать состояние Кирисаки Тацуми и в течение снижения.
И я не ошибся. Как только мы начали сбавлять высоту, сосуды пилота начали менять тонус. Я влил ещё часть своих сил в его организм и перестал поддерживать Кирисаки только тогда, когда шасси коснулись земли.
Мы, наконец, приземлились в столице Индии. Нью-Дели.
Из салона самолёта послышались традиционные аплодисменты. Как только бортовой трап оказался подготовлен для высадки пассажиров, к нам поднялись двое сотрудников скорой медицинской помощи.
— Кацураги Тендо, терапевт, — представился я на английском.
— Маной Гохале, — ответил врач скорой помощи. — Что случилось с пилотом?
Мой индийский коллега тоже владел английским, хоть и пользовался им весьма неумело. Однако я прекрасно понимал, что он имеет в виду.
— Тромбоэмболия лёгочной артерии, — объяснил я. — Вколол ему гепарин три часа назад. Скорее всего, поражены сегментарные ветви, главный ствол артерии не задело.
— Спасибо, доктор Кацураги, — кивнул он и начал раскладывать носилки.
Пилот ещё долго сопротивлялся, убеждая врачей, что может добраться до больницы без посторонней помощи, но нам всё же удалось убедить его не рисковать.
Когда мы с Асакурой Джуном и Тачибаной Каори покинули самолёт, нас ослепило непривычно яркое солнце. В Японии тоже довольно мягкий климат, но с Индией он даже близко не стоял.
— Я слышала, что осень — это самое лучшее время для посещения Индии, — сказала мне Тачибана. — Как раз в этот период здесь заканчивается сезон дождей и начинается купальный сезон! Я, между прочим, прихватила с собой купальник.
— Только не думаю, Каори-тян, что он тебе пригодится, — рассмеялся я. — Ты карту Индии смотрела?
— Э… Примерно, а что? — нахмурилась она.
— Мы сейчас очень далеко от моря, — объяснил я.
— Серьёзно⁈ — разочарованно воскликнула Каори. — А реки? Здесь же наверняка есть какая-нибудь река?
— Есть, — кивнул я. — Ямуна. Только я бы на вашем месте не стал в ней купаться. Как гастроэнтеролог вы должны понимать последствия.
— Вы это о чём? — нахмурилась Каори.
— Ямуна — одна из самых грязных рек Индии. Жертва технического прогресса, — объяснил я.
— Понятно, плакали мои планы на новый купальник, — вздохнула она.
— Ну если ты так хочешь, Каори-тян, — вмешался Асакура Джун, — то мы можем сходить в аквапарк. Специально, чтобы посмотреть на твой купальник.
Тачибана Каори медленно повернулась и смерила невролога таким уничижающим взглядом, что Асакура, кажется, тут же протрезвел, окончательно и бесповоротно.
За аэропортом нас ждали сотрудники местной ячейки «Ямамото-Фарм». Узнать их было несложно. Среди смуглокожих индийцев в светлых нарядах бледный японец в строгом чёрном костюме выделялся резко до неприличия.
— Кацураги-сан, — поклонился нам молодой мужчина. — Тачибана-сан, Асакура-сан. Меня зовут Нииджима Касуга. Я работаю клиническим фармакологом в клинике «Дживан».
— Очень приятно, Ниидзима-сан, — поклонился я, а вслед за мной и мои коллеги.
— А это один из терапевтов нашей клиники, — Ниидзима Касуга указал на темноволосого стройного мужчину с окладистой бородой. — Сидхарт Рам Рави.
— Намасте, — улыбнувшись, произнёс индиец, сложив руки вместе и слегка наклонил голову.
Такие же поклоны, как и в Японии, в Индии не практиковались. То, что исполнил Сидхарт — это традиционное индийское приветствие. «Намасте» дословно переводится, как «я кланяюсь тебе, как божественному существу».
С именами у них тоже всё было достаточно сложно. Во всех тонкостях я так и не разобрался, поскольку их фамилия может зависеть от огромного количества параметров — от места проживания, принадлежности к определённой касте и так далее. Но если всё упростить и переиначить на привычный для русского человека лад, получится, что имя у моего коллеги «Сидхарт», отчество «Рам» и фамилия «Рави».
— Рад знакомству, господин Сидхарт Рави, — сказал я на английском, сложив руки, как и мой собеседник.
Забавно, а я уже успел привыкнуть к японским суффиксам. В Индии же необходимо обращаться к человеку, используя «мистер» или «господин», а затем произносить имя и фамилию.
Хотя фамилию здесь называют коллективным именем, но это уже совсем другая история.
— Мы очень надеемся, что вы вскоре сможете присоединиться к нам в клинике, доктор Кацураги, — произнёс индиец. — Наши русские коллеги много рассказывали о вас. Я был бы рад обсудить с вами наших пациентов.
— Думаю, сегодня уже не получится, но завтра я обязательно наведаюсь в «Дживан», — ответил я.
— Наши хирурги тоже хотят с вами пообщаться, — добавил Ниидзима Касуга. — Особенно пластические.
— Пластические? — удивился я. — Странно, я вроде к ним никакого отношения не имею. У меня диплом по общей хирургии.
— Дело в том, что ваш заведующий хирургией Ясуда Кенши присылал нашим хирургом фотографии ваших швов, — объяснил Ниидзима Касуга. — И это особенно заинтересовало наших пластических хирургов, поскольку у вас очень тонкая техника наложения швов, после которой почти не остаются шрамы. Сами понимаете, как это важно при проведении пластических операций.
Ах вот оно что… Конечно, после меня почти не остаётся шрамов, потому что ткани я стягиваю лекарской магией. Теперь назревает вопрос — как я объясню местным хирургам такое мастерство. Они ведь наверняка захотят, чтобы я научил их такой же технике. Но, думаю, это не проблема. С этим я разберусь позже.