— Дайте мне двадцать минут с ними наедине! — поторопил его я.
Кондо кивнул и выскочил в коридор. Когда дверь за ним закрылась, я приготовился к тяжёлой работе. Придётся приводить в порядок два органа сразу. У двух людей. Посмотрим, насколько возросли мои способности после поездки в Индию!
— Лежите спокойно, Ниидзима-сан, — попросил я Мицумэ. — Прикройте глаза. Отдохните. Я со всем разберусь.
Но женщина и так уже уснула.
Ослаблена, как и её муж. Давление слишком низкое. Действие нифедипина снесло его до шестидесяти на тридцать. А антибиотик, тем временем, вовсю портит работу почек. Ох и не просто же это будет исправить.
И как только в голову Куренай Цукасы пришла такая дурацкая идея⁈ Кларитромицин! Зачем?
Я сделал глубокий вдох и приступил к «анализу». В лёгких обоих больных полно гноя. Крупные очаги инфекции заняли целиком все нижние отделы. Сосуды во всём теле расслаблены. Артерии вообще перестали сжиматься, нарастает неконтролируемая артериальная гипотензия. Они скорее погибнут от шока, чем от острой почечной недостаточности или пневмонии.
Но начать лечение лучше всего именно с почек. И здесь мне поможет новообретённый «клеточный анализ».
Я пролез вглубь выделительных органов и начал собирать заново все клетки, которые входили в структуру почечных фильтров. Работы предстояло много. Полчаса ушло на то, чтобы восстановить нормальный процесс фильтрации у Ниидзимы Мицумэ. С Зэнкити всё обстояло ещё хуже. На лечение почек я убил больше часа, и всё это время мне приходилось поддерживать их давление на нужном уровне. Повышать его слишком резко я не спешил.
— Кацураги-сан, как вы? — спросил меня Кондо Кагари, чуть приотрыв дверь. — Я уже отбиваюсь, как могу. Медсёстры отделения реаниматологии не понимают, чем мы с вами тут занимаемся. Грозятся вызвать заведующего отделением!
— Уже почти всё, Кондо-сан, — тяжело вздохнул я. — Почти закончил. Дайте мне ещё десять минут. Если будут возмущаться — пусть заходят ко мне. Я разберусь.
Причиной низкого давления также была и высокая температура. Обоих пациентов жутко лихорадило. Гнойные очаги слишком большие. Чтобы вычистить их, понадобится немало энергии, но «клеточный анализ» теперь уже не потребуется.
Я прошёлся своей «антисептической формой» лекарской магии по дыхательным путям Ниидзма. После такого у них там ни одной бактерии бы не сохранилось. Однако гной всё же предстоит убрать, но для этого придётся дождаться, когда они проснутся.
Если увеличу отхождение мокроты, они захлебнутся. Нужно, чтобы пожилые пациенты откашлялись, будучи в сознании. Гной сильно раздражает лёгкие и служит средой для роста новых бактерий. Многие, кстати, полагают, что гной — это куча бактерий, но это не совсем так. Гноем зовётся куча мёртвых клеток — нейтрофилов, которые, подобно японским «камикадзе» храбро погибли в бою, уничтожив при этом опасные бактерии.
Однако очищением лёгких уже займутся другие врачи. Я стабилизировал их состояние. Риск смерти теперь минимален. Скоро они восстановятся.
Я вышел из палаты и похлопал Кондо Кагари по плечу.
— Спасибо, что прикрыли, Кондо-сан, — устало улыбнулся я. — Теперь всё будет хорошо. Идите домой, ваша помощь больше не потребуется. Отоспитесь, отдохните.
— Хорошо, — обрадовался он. — Неужели вы что-то смогли сделать? Правда, вышло помочь им?
— Да, через пару дней увидите результат. Они недолго пробудут без сознания, — сообщил я.
— Обязательно научите меня такому же! — попросил Кондо Кагари, даже не догадываясь, о чём он, собственно, просит. — Вы ведь явно передали мне не все свои знания.
Пока что дать ответ на такой вопрос я не мог.
— Поживём — увидим, Кондо-сан, — уклончиво ответил я. — Пока что говорить об этом рано.
Кто знает? Может, я и вправду когда-нибудь передам кому-то свои лекарские силы. К примеру, тому же Кондо Кагари. Но я должен быть уверен на все сто процентов, что этот человек будет готов. Пока что таких врачей я не знаю.
Я вернулся в свой кабинет, к тому моменту в коридоре уже почти не осталось пациентов. Куренай Цукаса вздрогнул, когда я появился в комнате. Он закончил принимать пациента, а я не стал ему в этом мешать. Лишь молча ждал, когда коллега освободится.
Сакамото Рин поняла меня без слов. Медсестра вышла из кабинета и оставила нас наедине друг с другом.
— Как там Ниидзимы? — аккуратно спросил он.
— Плохо, Куренай-сан. Но сейчас им уже намного лучше, чем было, — прямо сказал я. — Объясните, как так вышло, что вы чуть не убили двух человек? Мне казалось, что вы в своих знаниях и опыте можете фору дать кому угодно? Заработались?
— Да, Кацураги-сан, заработался, — кивнул он. — Оправдываться не буду. Виноват.
Я понял, что он лжёт.
И в этот миг в мой кабинет влетел ещё один врач. И за моей спиной прозвучал голос:
— Не вините его, Кацураги-сан! Это всё моя вина! Не его!
Глава 2
Я ещё даже один день после выхода из отпуска не отработал, а в клинике «Ямамото-Фарм» творится какой-то хаос. Все ведут себя так, словно с цепи сорвались. Половина врачей в отпусках, другая на больничном. В целом могу понять, почему здесь стало так тяжко с нагрузкой. Которая, в общем-то, и до этого была немаленькой.
В кабинет ко мне и Куренай Цукасе вбежала Акихибэ Акико терапевт второго ранга и, по совместительству, дочь главного врача.
— Акихибэ-сан, что вы такое говорите, — начал отнекиваться Куренай Цукаса. — Вы-то здесь каким боком? Это я назначил кларитромицин и не проверил по листу назначений, что больные уже принимают блокаторы кальциевых каналов!
— Чушь! — воскликнула Акихибэ Акико и топнула ножкой. — Это назначила я!
— Но в документах написано моё имя! — продолжил спорить Куренай Цукаса, нервно поправляя очки. — Значит, юридически виноват я!
— Так, тихо! — прикрикнул на них я. — Оба успокоились сейчас же. Что вы тут устроили? Снаружи толпа пациентов, а вы кричите на всю поликлинику, будто у нас тут поножовщина случилась. Давайте разберёмся в ситуации, как цивилизованные люди. Куренай-сан, вас я уже выслушал. Теперь ваш черёд, Акихибэ-сан.
Акико сглотнула сухой ком и произнесла:
— Этот препарат назначила я. Вчера был большой приток пациентов — и в инфекционное отделение, и в терапевтическое. Заведующий инфекцией Окабэ Акира был занят больным с сальмонеллёзом, а Куренай-сан…
— А я осматривал супруг Ниидзима! И назначил им неправильный препарат, — перебил девушку Куренай Цукаса.
Ох, как же вы мне уже все надоели! За три недели мои коллеги умудрились сойти с ума.
— Не перебивайте её, Куренай-сан, — настойчиво попросил я.
— Не могу, — помотал головой он. — Она лжёт и покрывает моё преступление.
Ясно. Спасибо священным местам Индии за огромный запас энергии. Сейчас я этой парочке устрою встряску. Я активировал «харизму», совместив феромоны устрашения и убеждения. А затем громко и твёрдо, чеканя каждый слог, произнёс:
— Если вы сейчас же не перестанете препираться, я напишу докладную на имя главного врача. Пациенты были одной ногой в гробу. Мои пациенты. Родственники одного из наших коллег из индийской ячейки «Ямамото-Фарм». А он — тот ещё скандалист. Перевернёт всю клинику с ног на голову.
На самом деле Ниидзима Касуга совсем не был на это способен. Однако я намеренно приукрасил историю, чтобы Куренай и Акихибэ заговорили со мной откровенно.
Хотя я уже осмотрел с помощью «анализа» их обоих. И я знал, кто из них двоих лжёт.
— Куренай-сан, вы сидите молча и слушаете мой разговор с Акихибэ-сан, — повторил я. — Ни слова больше.
Я бросил взгляд на Акико. Та вздрогнула и тут же продолжила свой рассказ.
— Как я и сказала, Окабэ Акира был занят. Но и Куренай-сан тоже был занят. К нему в терапевтическое отделение поступила пациентка с впервые возникшей фибрилляцией предсердий. Тут уже насчёт диагноза могу ошибаться, но там точно была какая-то серьёзная аритмия. Он не мог отвлечься, поэтому в инфекцию побежала я, чтобы помочь Окабэ-сану.
— Так, — кивнул я. — И что же было дальше?
— Лжёт, Кацураги-сан, она лжёт, — продолжал мотать головой Куренай Цукаса, но мы оба игнорировали его слова.
— В отделении кончился цефексим, — продолжила она. — Амоксициллина тоже не было. Его туда обычно и не завозят. Остался только цефтриаксон, но я…
Акихибэ Акико с трудом сдерживала слёзы.
— Но я наслушалась историй Такеды Дзюнпея о том, как он однажды по ошибке убил пациенты цефтриаксоном, — протараторила она. — Поэтому с тех пор, я стараюсь его не назначать. Не знаю, боюсь я почему-то этот препарат.
— Понятно… — вздохнул я. — И поэтому вы назначили кларитромицин? Не убить цефтриаксоном, так убить другим антибиотиком, да?
— Кацураги-сан, я же объяснилась… — всхлипнула она.
— Нет, я всё понимаю, правда, — кивнул я. — Решили назначить другой антибиотик — это ваше право. Вы — лечащий врач. Ваше слово — закон. Но почему вы не проверили лист предыдущих назначений? Вы ведь прекрасно знаете, что кларитромицин и нифедипин конфликтуют? Не лгите, что не знаете. Я учил вас азам работы в этой клинике. И мне известно, как хорошо вы владеете терапевтическими навыками. Так что же пошло не так?
— Ничего, я просто не стала их смотреть — и всё! — воскликнула она.
Странно… Всё это время я чувствовал, что Куренай Цукаса лжёт, а Акико говорит чистую правду. Но теперь и её сердце дрогнуло. Пульс и давление изменились. Теперь ещё и она решила от меня что-то утаить.
— Хорошо, Кацураги-сан, я сдаюсь, — вздохнул Куренай Цукаса. — До этого она говорила правду. Но сейчас начала лгать!
— Не слушайте его! — попыталась встрять Акико, но на этот раз я жестом заставил её замолчать.
— Слушаю вас, Куренай-сан, — кивнул я.
— Я позвонил Акихибэ-сан и сказал, что мне нужна её помощь в терапевтическом отделении, — объяснил он. — Я тогда сильно устал, меня нагрузили кучей работы. Когда она сказала, что у пациента пневмония, я ей бросил что-то вроде: «Да назначьте им хоть какой-нибудь антибиотик и бегите ко мне. Тут двум пациентам может понадобиться дефибрилляция».