Хоть свою балалайку на приём тащи! Забываю каждый раз, как называется этот инструмент. Сямисэн, точно.
Балалайка, если говорить по-русски.
За пятнадцать минут я восстановил все клетки, улучшил отток венозной крови и лимфы, а затем…
— Ой! — закричал Тихиро Кодзаки. — Кацу… Кацураги-сан! Громко, очень громко! Слышу!
— Тише-тише, — успокоил его я. — Сейчас уши привыкнут. Всё в порядке, не переживайте. Я всё исправил.
— Ох, аж голова разболелась, — зажмурился он, поднимаясь с кушетки. — Это нормально?
— Мозг за эти сутки отвык получать информацию от слуховых рецепторов, — объяснил я. — Точно такой же дискомфорт вы можете испытать, если проходите пару дней с завязанными глазами, а потом резко взгляните на солнце. Так и ослепнуть можно.
Я старался шептать, чтобы не раздражать свежие слуховые рецепторы Тихиро Кодзаки. У молодого человека аж слёзы на глазах выступили. Но не от боли, а от радости.
— Кацураги-сан, спасибо вам большое. Я не знаю, что вы сделали, но… Я ж думал, что всё уже! Глухим останусь на всю жизнь. Думал, что опять онкология начала прогрессировать, метастазы в мозг пошли…
— Всё хорошо, не бойтесь, рака вашего уже давно нет. Благо, вовремя его выявили, — сообщил я.
— И опять же всё благодаря вам! Вы-то, наверное, уже не помните. Но я никогда не забуду, как вы за пять минут нашли эту опухоль. Я вам по гроб жизни обязан теперь.
— Не стоит, это часть моих обязанностей, — усмехнулся я. — Куда важнее сейчас выяснить причину, из-за которой пострадали ваши уши. Теперь мы, к счастью, может поговорить без всех этих записок. Уже, если честно, рука устала писать вам вопросы.
Тихиро Кодзаки немного расслабился и даже посмеялся над моими словами.
— Всё, я готов отвечать на любые ваши вопросы, Кацураги-сан. Задавайте, — кивнул он.
— Я уже пролистал все ваши посещения за последний год и обнаружил, что вы лечились препаратами платины.
— Платины? — удивился он. — Я, если честно, такого не припомню.
— Химиотерапия, которую вам проводили перед операцией, состояла из препарата под названием «карбоплатин». Он используется при злокачественных новообразованиях мочевого пузыря.
— А! Точно, помню-помню, — закивал Тихиро. — Это слова мне знакомо. Ничего себе… Это что же, в меня такой дорогой металл вводили?
— Его производное, — объяснил я. — И этот металл оказывает пагубное влияние на органы слуха.
— Думаете, это из-за химиотерапии? Но ведь она закончилась почти год назад!
— Я полагаю, что химиотерапия создала почву для нарушения слуха. Расшатала некоторые структуры в вашем ухе. Однако основной удар совершили другие препараты.
— Значит, это не болезнь? А побочные действия каких-то таблеток?
— Верно, Тихиро-сан, но не думайте, что кто-то из врачей навредил вам по ошибке. Ваш диагноз — нейросенсорная тугоухость вследствие ятрогенной ототоксичности.
— Э… — нахмурился он. — Я ничего не понял.
— Простыми словами, у вас пропал слух из-за того, что врачи назначали препараты токсичные для слуховых рецепторов.
— И вы считаете, что это просто случайность? — спросил он. — Мне никто не пытался… убить?
— Ни в коем случае. Даже думать об этом забудьте, Тихиро-сан, — сказал я. — Однако случайность крайне неприятная. Судя по вашему анамнезу, в ваш организм попало сразу огромное количество таких препаратов. Смотрите, сначала вы прошли курс химиотерапии платиной. Так?
— Верно, — кивнул он.
— Затем у вас развилась почечная недостаточность, и вы уже больше года принимаете мочегонные — петлевые диуретики. А именно фуросемид и торасемид.
— Да, но курс уже заканчивается, мои почки почти восстановились, — отметил он.
— Это хорошо, что курс заканчивается. Потому что эти мочегонки внесли свой вклад в повреждение уха.
— А какая связь, не постесняюсь спросить, между мочой и ухом? — усмехнулся Тихиро Кодзаки.
— Связи никакой. Просто почти любой препарат неоднороден. Химическое вещество — как снежинка. Одним концом действует на больной орган, а другим может навредить другим. И «снежинка» ваших мочегонок идеально подходит для повреждения внутреннего уха.
— Понятно, — кивнул он. — Хорошо, что я уже заканчиваю курс.
— Нет-нет, не спешите, Тихиро-сан, — помотал головой я. — Это ещё не всё.
При использовании «анализа» я заметил, что в лёгких больного остались небольшие уплотнения. Сначала я напрягся, решив, что это метастазы. Однако вскоре обнаружил, что это последствия пневмонии.
— Я слышу, как вы тяжело дышите, — солгал я, чтобы подойти к интересующей меня теме. — У вас недавно была пневмония?
— Точно, Кацураги-сан. Но была она месяца три назад.
— В системе об этом данных нет. Вы обращались в частную клинику?
— Вы видите меня насквозь, — улыбнулся он.
Тихиро даже не представляет, насколько он прав.
— Не помните, какой антибиотик вам там давали? — спросил я.
Пациент замолчал, пытаясь вспомнить название.
— Какой-то «мицин». Полное название не помню, — ответил Тихиро Кодзаки. — Но у меня брали посев мокроты и проверяли чувствительность бактерий к антибиотикам. Сказали, что кроме этого препарата больше никакой не подойдёт.
— Я уже догадался, о чём речь. Видимо, это был антибиотик из группы аминогликозидов. Да уж, Тихиро-сан, вы меня простите, конечно, но вынужден сказать, что с удачей у вас совсем туго.
— Только не говорите, что и эти препараты действуют на уши…
— Ещё как действуют. Чуть ли не сильнее, чем все остальные. Существует много клинических примеров, когда люди теряли слух из-за приёма аминогликозидных антибиотиков. А уж вы собрали полный комплект. Как говорится в покере — фулл хаус.
— Надо запомнить на будущее, — он принялся записывать в блокнот названия препаратов. — Платина, фуросемид, аминогликозиды… Что-то ещё?
— Надеюсь, что да. Если, конечно, вы не принимаете аспирин.
— Ацетилсалициловую кислоту? — уточнил Тихиро. — Принимаю, мне назначали для разжижения крови. И её тоже придётся отменить?
— Нет уж, она, конечно, тоже действует на клетки слухового анализатора, но её убирать не стоит. В одиночку она вреда вам не причинит. Теперь точно всё. В будущем, Тихиро-сан, когда врачи будут назначать вам лекарства, обязательно уточняйте, что у вас уже был случай с ототоксичностью. Тогда специалист подумает дважды, прежде чем добавить лишние таблетки.
— Спасибо вам большое, Кацураги-сан, — поклонился он. — Но ходить я буду только к вам! До встречи!
Тихиро Кодзаки вышел из кабинета ровно в тот момент, когда Сакамото Рин вернулась ко мне.
— А куда это он, Кацураги-сан? — забеспокоилась она. — Я узнала, ЛОР освободится через полчаса. Можем отправить пациента…
— Не стоит, с ним уже всё хорошо, — перебил её я. — Ситуация оказалась не такой серьёзной. Садитесь, Сакамото-сан, продолжим приём.
Я быстро заполнил осмотр пациента в медицинской информационной системе и приготовился к следующей консультации. В ситуациях, когда я излечивал тяжёлые заболевания с помощью лекарской магии, мне приходилось откровенно лгать в документации.
Не могу же я написать, что человек излечил тугоухость за один приём? Пришлось написать, что больной обратился по поводу отита — воспаления наружного уха. Это заболевание лёгкое, исправляется быстро. А значит, можно обойтись и без повторной явки.
Весь следующий приём прошёл в стандартном режиме. Больше никаких серьёзных клинических случаев на меня не обрушилось. Однако после приёма нас позвал Эитиро Кагами на общую планёрку, на которую явиться было приказано только терапевтам.
— Как думаете, Кацураги-сан, что на этот раз? Очередная проверка или кто-нибудь жалобу на нас накатал? — спросил меня Кондо Кагари, пока мы ожидали Эитиро в конференц-зале.
— Под конец года часто бывают проверки, — сказал я. — Скорее всего, опять будут документацию проверять.
— Странно, но тогда бы нас позвал не Эитиро-сан, а Ватанабэ Кайто, — прошептал Кагари. — Видимо, что-то серьёзное.
Однако гадать долго не пришлось. Эитиро Кагами прошёл в конференц-зал, поклонился коллегам и начал располагаться во главе стола.
Я чувствовал напряжение. По лицу Эитиро было понятно, что кто-то сильно испортил ему настроение.
— Уважаемые терапевты, — начал он. — В корпорацию «Ямамото-Фарм» пришло постановление от министерства здравоохранения. Срочный заказ на новый препарат.
— Государственный заказ? — удивился Куренай Цукаса. — Что-то серьёзное случилось?
— Пока что нет. Наша задача — сделать так, чтобы избежать серьёзных последствий, — объяснил Эитиро Кагами. — По прогнозам эпидемиологов нас может ждать ещё одна вспышка коронавирусной инфекции. В Японии был обнаружен новый штамм. Пока случаев совсем немного, но есть риск, что новый вирус может захватить всю Юго-Восточную Азию. Поэтому три недели назад государство запросило разработать новую вакцину.
— Так у нас уже есть несколько вакцин! — воскликнул Такеда Дзюнпей. — Зачем изобретать велосипед?
— Уже протестировали. Они на новый штамм не действуют, Такеда-сан, — сказал Эитиро. — Поэтому в середине ноября лучшие фармакологи-иммунологи корпорации приступили к разработке новой вакцины.
— И сколько же они её будут готовить? — поинтересовался я. — Это может занять несколько месяцев или даже год.
— Она уже готова, — заявил Эитиро Кагами.
— Что⁈ — воскликнул Куренай Цукаса. — Вакцина от нового штамма? За несколько недель?
Я разделял удивление Куреная. Это же просто немыслимо! За такой срок нельзя сделать качественный препарат. Им что, не хватило опыта с «Онкокура»?
— Так что в итоге, Эитиро-сан? — спросил я. — От нас требуют начать очередные клинические испытания, я угадал?
Заведующий поликлиникой помрачнел.
— Нет, — со вздохом сказал он. — Министерство здравоохранения желает, чтобы мы уже начали вакцинировать людей. Пока что только сотрудников корпорации.
Вот даже как… Без тестов, без испытаний. Плевать! Склепаем вакцину на коленке и сразу в бой! Я ошибся. Даже с «Онкокура» риск был меньше. И почему же из наших сотрудников решили сделать подопытных кроликов?