Шум трения перикарда — этот симптом прекрасно выслушивается даже через обычный фонендоскоп. «Анализ» и прочая магия для этого не нужны. Просто я с помощью своих сил экономлю драгоценное время.
Итак, что мы имеем? Воспалительный процесс в лёгких и перикарде. Плевра — мешок, в котором находятся лёгкие, тоже воспалена. Отсюда и идёт нестерпимая боль, из-за которой страдает Накадзима Хидеки.
Вывод из этого следует один. Нет у старика никакого повторного инфаркта. Это типичная картина синдрома Дресслера. Или, другими словами, постинфарктный синдром.
— Вы что-то очень уж долго, Кацураги-сан, — отвлёк меня Накадзима. — Что там у меня?
— Тише, — попросил я. — Никакого инфаркта, Накадзима-сан. Это — синдром Дресслера.
— Вот ведь зараза! — разозлился старик. — Ещё лучше!
— Накадзима-сан, мне нужно, чтобы вы не дёргались, я…
— Да просто дайте мне спокойно умереть! Вколите мне транквилизатор, Кацураги-сан. Усыпите меня, чтобы…
— Хорошо, — кивнул я, а затем отдал приказ: — Спать.
Лекарская магия на долю секунды сжала сонные артерии и усилила выработку мелатонина. Усыпить его я могу. Но не для того, чтобы оставить умирать. Это нужно, чтобы Накадзима Хидеки не мешал мне его лечить.
Да уж, давно же я не видел синдрома Дресслера. Противная болезнь, но далеко не новая. Её открыл ещё в 1955 году американский кардиолог, в честь которого и назвали эту патологию. Это состояние может возникать через несколько недель после перенесённого инфаркта миокарда. И появляется оно далеко не у каждого.
Механизм развития этого недуга ещё до сих пор толком не изучили. Известно только, что омертвевшие клетки сердца провоцируют иммунную систему, а та, в свою очередь, решает «стрельнуть из пушки по воробьям».
То есть крушит сразу всё — и сердце, и все его оболочки, и прилегающую плевру вместе с лёгкими. Инфаркт может пройти безболезненно, а вот синдром Дресслера — ни за что.
Многие пациенты ошибочно утверждают, что у них болят лёгкие. Но такого быть не может, поскольку болевые рецепторы находятся только в плевре. И как раз эту самую плевру заболевание Накадзимы сейчас и раздражает.
Первым делом я подавил активность иммунной системы старика, а затем начал убирать все остальные патологические процессы. Снял воспаление и вывел его пагубные продукты в кровь. Скоро они отфильтруются почками и выйдут с мочой.
Затем успокоил «жар» в лёгких и плевре.
Весь процесс занял не больше получаса. Но мне было этого мало. Синдром Дресслера я уже убрал, но у Накадзимы Хидеки остаётся и другая проблема.
Уничтоженное инфарктом сердце, которое с каждым днём прокачивает всё меньше и меньше крови. Если я оставлю больного в таком состоянии, то, придя в себя, он столкнётся с тем, чего и боялся.
Останется немощным инвалидом до конца своих дней. А если учесть, как сейчас работает сердце… Дней этих будет немного.
— Пора, — собираясь с силами, сказал себе я.
Восстановим погибший миокард.
Утратив свою насосную функцию, сердце становится абсолютно бесполезным. Его задача — качать кровь. Сжиматься и расслабляться, вынуждая главную жидкость организма циркулировать по артериям и венам.
Его остановка — это смерть. Его замедление — это застой, который приведёт к смерти через месяцы или годы. Но это время будет мучительным.
А я пойду третьим путём. Восстановлю миокард, будто с ним и вовсе не было никаких проблем. Придётся только придумать оправдание для кардиологов — почему их больной вдруг резко пошёл на поправку.
Спишем на то, что приборы сбоили, а сам Накадзима Хидеки просто капризничал и придумывал симптомы. Уставшему больному старику это спустят с рук.
Рубец в повреждённой области сердечной мышцы ещё до конца не сформировался. Там остались небольшие очаги некроза и рыхлой соединительной ткани. Но это означает лишь то, что мне придётся потратить больше энергии.
Но результат я всё равно получу.
Я начал долго и кропотливо перестраивать с помощью магии клеточного уровня саму структуру рубца. Каждую клеточку лишал свойств соединительной ткани, а затем добавлял функции мышечной.
Одну за другой… Сколько уже прошло часов? Три-четыре? Надеюсь, у Агисимы Тайко хорошее терпение. Жаль, что пришлось передать ей своё дежурство в терапии, но бросить Накадзиму я не мог.
Сердце полностью восстановилось. Осталась лишь одна цепочка, добавить пару штрихов — и готово. Ведь восстановившемуся миокарду не хватает проводящих путей — нейронных цепочек, который заставят всё сердце сокращаться строго по команде нервной системы.
А это очень важно! Если происходит рассинхрон в сокращении, возникает аритмия.
Когда я закончил, Накадзима Хидеки всё ещё спал. На часах было пять утра.
Я вышел из палаты старика и тут же наткнулся на Агисиму Тайко.
— Кацураги-сан, я прекрасно помню, что вы просили не входить, но… Так долго! Это же кошмар какой-то! Что вы там делали? — затараторила она.
— Я очень благодарен вам за терпение, — устало улыбнулся я. — Накадзима-сан спит. Можете обследовать его. Состояние стабильное.
Агисима не поверила моим словам и влетела в палату. Через пару минут женщина вышла ко мне. В её глазах отражался шок.
— Как вы это сделали? — прошептала она. — Я ничего не слышу. Ни шумов, ни аритмии. Всё в полном порядке. Я ведь до последнего боялась, что вы можете…
— Убить своего коллегу? — усмехнулся я. — Какого же вы обо мне мнения, Агисисма-сан?
— Простите меня, я ошибалась, — помотала головой она. — Но всё-таки… Что с ним было?
— Старик просто захотел внимания, — пожал плечами я. — Перенервничал, давление подскочило. Мы с ним просто поговорили.
— Пять часов разговаривали⁈ — удивилась она.
— А он очень интересный собеседник, — рассмеялся я.
— Ладно, Кацураги-сан, — вздохнула она. — Тогда не буду указывать в истории болезни об этом приступе.
— Хорошее решение, — согласился я. — Так будет лучше для всех. Кстати, что в терапии? Новых людей не привозили?
— Два человека с пневмонией отправились в инфекцию, и один с артериальной гипертензией лёг к вам, — отчиталась она. — Ничего особенного. Тишь да гладь.
— Спасибо, Агисима-сан, — поклонился я. — А на счёт Накадзимы Хидеки не беспокойтесь. Вам, конечно, виднее — вы кардиолог. Но я считаю, что до нового года он уже вернётся домой. Может, работать больше и не будет, но уж инвалидность ему точно не дадут.
— Пока что верится с трудом, — нахмурилась она. — Посмотрим, Кацураги-сан. И спасибо вам за помощь!
Я вернулся в ординаторскую терапевтического отделения и обнаружил, что забыл в ней свой телефон. А на нём было больше десятка пропущенных звонков.
Четыре от пациента Синодзигавы Хиттэя и шесть от работника министерства — Рокуроты Изаму.
Плюс к этим звонкам на моём телефоне оказались два СМС-сообщения. Рокурота Изаму написал: «Я всё узнал, Кацураги-сан. Звоните в любое время. Я сегодня дежурю в Токийской больнице. Смогу ответить даже ночью».
Кажется, наше с Рокуротой расследование вот-вот пересечётся. Но, прежде чем звонить ему, я просмотрел сообщение от пациента. И оно оказалось коротким.
«Вот эта сука! Дзараки Мэй».
А дальше шёл номер телефона. Видимо, эта та женщина из министерства, которая брала показания у моего психиатрического пациента. А вот теперь самое время обобщить информацию, позвонив Рокуроте.
— Да, Кацураги-сан? — ответил на звонок Рокурота Изаму. — Хорошо, что вы позвонили. Я докопался до истины! На самом деле это…
— Дзараки Мэй? — перебил его я.
Рокурота замолчал. Я слышал только его тяжёлое дыхание.
— Как вы узнали? — удивился он.
— Тот самый пациент сообщил имя человека, который фиксировал его жалобу, — объяснил я. — Что? Вы тоже пришли к этому же имени, Рокурота-сан?
— Именно к нему я и пришёл, — ответил Рокурота. — У меня знакомый работает в айти-отделе министерства здравоохранения. Он проверил, с какого компьютера влезали на мою почту. И это сделала моя коллега Дзараки Мэй. Только… У меня есть подозрения, что она — лишь пешка.
— В каком это смысле? — не понял я.
— Дзараки — такой же внештатный сотрудник, как и я, — объяснил Рокурота. — Но всем в отделе известно, что она является лучшей подругой заместителя самого министра здравоохранения. Её зовут Сугити Маримэ. И я уже не раз замечал, как она творит за спиной министра не самые добрые дела. Эта женщина — карьеристка. И на первом месте у неё стоят деньги. Она не гнушается использовать любые методы, лишь бы продвинуться вверх по служебной лестнице и поднять свой доход.
— Другими словами, вы, Рокурота-сан, считаете, что именно ей заплатил мой недоброжелатель? — уточнил я.
— Именно, — ответил он. — Чётких доказательств у меня нет, но, похоже, они тут и не требуются. Я уверен на все сто процентов, что это Сугити заварила всю эту кашу. Она и меня терпеть не может, потому что я всё время лезу в её дела. Это объясняет, почему Сугити Маримэ воспользовалась моей фамилией для отправки писем вашему главному врачу.
— Отлично, Рокурота-сан, спасибо за информацию, — обрадовался я. — Имена у меня теперь есть. Осталось лишь найти на них рычаг влияния…
— С этим не спешите, — посоветовал Рокурота Изаму. — У меня есть одна идея. Способ, с помощью которого, вы сможете встретиться со всеми основными лицами сразу. Дайте мне сутки, я попробую решить этот вопрос.
— Хорошо, Рокурота-сан, — кивнул я. — Только я не могу понять, какая вам от этого польза? Вы помогаете мне просто так — безвозмездно. Вряд ли дело только в том, что я коллега вашего друга-стоматолога.
— Можете мне не верить, Кацураги-сан, но для меня это — дело принципа, — заявил он. — Мне надоело везде видеть коррупцию и деньги. Особенно в министерстве здравоохранения. В медицине! Там, куда люди приходят помогать, а не обманывать других. Понимаете?
— Достойная цель, Рокурота-сан. Тогда буду ждать вашего звонка, — подытожил я. — До связи!
Со всей этой суматохой дежурство подошло к концу. Я подзарядился кофеином и отправился в поликлинику. А там, тем временем, творилось нечто.